«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«После чумы». Шестой и самый известный сборник «малой прозы» Т. Корагессана Бойла. Шестнадцать рассказов, которые «New York Times» справедливо называет «уникальными творениями мастера,
«В тот год ялтинский сезон был особенно многолюден и роскошен. Впрочем, надо сказать, что в Ялте существует не один сезон, а целых три: ситцевый, шелковый и бархатный. Ситцевый – самый
«Все это случилось в Киеве, в Царском саду, между июнем и июлем. Только что прошел крупный, быстрый дождь, и еще капали последние капли… а я все ждал и ждал ее, сидя, как под шатром, под огромным
«В такие дни охотно дремлется; сидишь, ни о чем не думаешь, ни о чем не вспоминаешь, и мимо тебя, как в волшебном тумане, плывут деревья, люди, образы, звуки и запахи. И как-то странно, лениво и
«Молодому писателю Гущину посчастливилось. В этом году он сумел пристроить в еженедельники три новеллы, ноктюрн, два психологических этюда, сюиту (он и сам не знал, что значит это слово) и пять
«Был июль, пять часов пополудни и страшная жара. Весь каменный огромный город дышал зноем, точно раскаленная печь. Белые стены домов сияли нестерпимо для глаз. Асфальтовые тротуары размягчились и
«Начало этого повествования относится к первым весенним дням 1918 года, и даже точнее: к десяти часам вечера по календарю и к часу утра по совдеповскому времяисчислению. Собралась у меня наша
«…Казацкая грамота «Роспись об Азовском осадном сидении донских казаков», привезенная на Москву царю Михаилу Федоровичу азовским атаманом Наумом Васильевым, это трехсотлетнее казацкое письмо, по
«…Боярыня Морозова и княгиня Урусова – раскольницы. Они приняли все мучительства за одно то, что крестились тем двуперстием, каким крестился до них Филипп Московский, и преподобный Корнилий, игумен