— Помолчи.
Остальные «самострелы» писали заявления, поняв маневр Синицына, когда Синицын уже выходил к трибуне.
Валентин Голубев прав: нападать было некому. Устали от разоблачений и парламент, и народ. Депутату Голубеву вторит депутат Леонид Дейко:
«Лукашенко в своем прошлогоднем докладе был абсолютно органичен… А Антончик… все это было уже вторично. Факты у Антончика были действительно серьезные, внушающие доверие и сильные по содержанию, но общество, мне кажется, уже тогда начинало пресыщаться такой информацией. Этап, когда политическую популярность люди получали на волне разоблачений режима, был уже отработан».
Верховный Совет принял по поводу доклада Сергея Антончика единственное решение — направить его текст и прилагаемые к нему документы в прокуратуру, чтобы прокуратура дала оценку изложенным в нем фактам. Забегая вперед, можно сообщить читателю, что это почтенное ведомство во главе с тогдашним генеральным прокурором Василием Шолодоновым приняло соломоново решение: никаких признаков правонарушения в фактах, упомянутых депутатом Сергеем Антончиком, прокуратура не обнаружит176.
Разумеется, никто из выходивших к трибуне и публично подававших в отставку, должность не оставил. Чего не скажешь об авторе этих строк. Ибо на сей раз в роли «козла отпущения» пришлось оказаться мне.
«Белые пятна» в газетах
Вечером должен был состояться президентский прием для дипломатов и прессы по случаю наступающего Рождества. Утром президент улетал с официальным визитом в Ташкент, и я должен был его сопровождать. Неожиданно вызывают в приемную главы государства.
Лукашенко встретил меня уже на пороге, выходя из кабинета:
— Делай что хочешь, но доклад не должен быть напечатан.
Я стал говорить, что это будет воспринято как нарушение свободы слова, гарантированной Конституцией, тут же предложил напечатать доклад с предисловием: «Публикуется по указанию президента Республики Беларусь», еще что-то лепетал, но президент был тверд:
— Я своих людей не сдаю. Поступай как знаешь, но доклад не должен быть напечатан.
Я вернулся в кабинет и позвонил директору Белорусского дома печати Борису Кутовому:
— Пожалуйста, в случае, если какая-нибудь газета будет печатать этот чертов доклад, дайте знать!
Тот только вздохнул в трубку:
— Александр Иосифович, стрелочником, выходит, опять буду я. Вы ведь потом будете отрицать, что мне звонили…
Я понял:
— Не волнуйтесь, Борис Александрович. Факт нашего разговора я обещаю подтвердить публично.
На рождественском приеме были и главные редакторы четырех ведущих государственных газет — Иосиф Середич, Николай Кернога, Владимир Наркевич и Игорь Осинский. Я попросил их воздержаться от публикации доклада Сергея Антончика, аргументируя это тем, что незачем раньше времени позорить людей, нарываясь на иски о защите чести и достоинства.
Помню взгляд редактора «Звезды» Наркевича, полный неизбывной тоски:
— Что ж тогда публиковали предыдущий доклад?
Иосиф Середич, возглавлявший парламентскую «Народную газету» и бывший депутатом Верховного Совета, а потому считавший себя более свободным в действиях, поинтересовался, нельзя ли все-таки напечатать доклад с комментарием, что изложенные в нем факты нуждаются в проверке. Я ответил:
— Запретить по закону не могу. Могу лишь просить. Очень не хотелось бы, чтобы получилось, что мы завтра улетаем, а вы печатаете доклад.
Кто-то из редакторов, вздохнув, сказал:
— Будем считать, что договорились.
Редактор «Советской Белоруссии» Игорь Осинский промолчал.
И утром я улетел в Узбекистан.
Перед торжественным раутом (это был конец второго дня официального визита президента Республики Беларусь в Узбекистан) ко мне подошел заведующий белорусского бюро «Интерфакса» Слава Зенькович:
— Слушай, Иосифович, у нас там в Минске какая-то буза. Газеты вышли с белыми пятнами.
— Как это — с белыми пятнами?
[176] Что, в свою очередь, позволит Титенкову подать в суд иск о защите чести и достоинства. А это вынудит Сергея Антончика, к тому времени уже безработного, продать часть имущества, чтобы во исполнение решения суда начать погашать иск г-на Титенкова.