Шло давление и на коммунистов. Сергей Калякин вспоминает:
«Ряд людей в нашей фракции просто сломали. Угрожали, что дети потеряют работу, что кого-то в тюрьму посадят… У нас два замруководителя фракции были женщины. А мужики, известно, плакаться всегда идут к женщинам. Шли и рассказывали, какие они негодяи, как они ничего не могут поделать, потому что страдают их дети».
Рассказ руководителя фракции коммунистов Сергея Калякина дополняет член фракции «Гражданское действие» Валерий Круговой:
«Я был свидетелем, как заставляли! Буквальным свидетелем. Например, как депутата Кудинова заставляли. Когда мы сидели у него в номере (он иногородний — жил в гостинице), приехал Петр Прокопович и как старый знакомый стал ему объяснять, что он неправильно занял линию. Надо, мол, отозвать подпись, он же понимает, чем это может закончиться. Его же полностью разорят, и не будет просвета…
Но — это мягкие уговоры. А вот Кучинский давил очень просто. Тому же Володе Кудинову так и сказал: будешь сидеть, и будут тебе кол в задницу вгонять — тогда-то ты и попомнишь.
Один председатель колхоза позвонил мне домой и говорит: "Валера, давай сюда, потому что ко мне сейчас приедут выкручивать руки. Я хочу, чтобы ты был рядом. При тебе побоятся". Зампред облисполкома открытым текстом ему говорил:
— Пустим по миру тебя и колхоз, и все люди будут знать, что по миру пошли благодаря тебе… Будешь знать. Твою бухгалтершу посадим и т. д.
Вот такие шли угрозы».
А вот что рассказывает Владимир Нистюк:
«Ко мне подошел с утра на заседании Верховного Совета депутат Василий Сакович и говорит:
— Начинается активная торговля.
Сказал с улыбкой и ушел. Имелось в виду, что начинают раздавать обещания. Я, в общем-то, пропустил это мимо ушей, а потом заходит мой помощник и говорит, что меня ждет Шейман.
Я прибыл в Администрацию, поднялся к Шейману. Вопрос был поставлен прямо. В той ситуации, в которой сегодня оказался Лукашенко, ему нужна поддержка и помощь. Надо определяться: или ты еще имеешь шанс быть в нашей команде и занять какое-то место — достойное, очень достойное, или ты все перечеркиваешь, сжигаешь мосты и становишься по другую сторону баррикад.
И когда разговор дошел до предложений, что можно было бы получить взамен того, что я отзову прежнее заявление, я просто сказал, что вообще-то не совсем удобно, когда офицеры рассуждают о таких вещах. Есть ведь какие-то принципы. В конечном итоге, есть семья, друзья, окружающие, которым потом надо смотреть в глаза. Как вообще жить, если себя не уважать?».
Такой получился джентльменский разговор двух бывших членов одного предвыборного штаба Лукашенко, двух бывших политработников — Нистюка и Шеймана. Нистюк продолжает:
«А перед этим из кабинета вышел Валерий Круговой, белый как полотно, забравший свое заявление».
Вспоминает Валерий Круговой:
«Действительно, мы встретились с Нистюком в коридоре. Он был в очень хорошем расположении духа. Признаюсь, я тоже был в хорошем расположении духа, потому что — да, я выходил из кабинета, где господин Шейман рисовал мне весьма розовые перспективы. Мне сказали:
— Валерий, ты прекрасно знаешь, что ведется уголовное дело, давнее. Ты прекрасно знаешь, что если ты не уберешь подпись, то дело закончится плохо. Не только для тебя оно закончится плохо. Плохо закончится и для тех, кто с тобой вместе работал. Поэтому думай.
Это не было угрозой. Не говорили так, как другим, что если ты не отзовешь подпись, то мы заведем дело. Мне просто напомнили: "Ты давно ходишь под мечом. Меч этот опустится".
Я сказал: "Хорошо, я подумаю". Потом с Володей Кудиновым мы обсуждали эту тему. Ему-то открыто сказали: "Сядешь. Будешь сидеть по полной программе". Володя мне говорит:
— В гробу я видел их всех, мой дед сидел в какие-то там времена, и я отсижу217.
Я говорю:
— В отличие от тебя я сидеть не собираюсь. Тем более людей подставлять, которые в этом деле ни слухом ни духом».
Что ж, выбор был у всех.
У всех — кроме Лукашенко.
Как и в 1994 году, он оказался единственным, кому в случае поражения не оставалось места на политической сцене. У Калякина была партия, Шарецкий достиг пика своей партийно-политической карьеры как раз к пенсионному возрасту. Остальные оппозиционеры имели шанс дождаться переизбрания в новый парламент — разумеется, при условии, что власть будет соблюдать хотя бы некоторые демократические нормы.
Лукашенко же терял все. Куда ему деваться? Возвращаться в совхоз? Но даже там подвергнутому унизительной процедуре импичмента президенту не нашлось бы места. А переизбраться во второй раз ему при всей его всенародной популярности просто не дали бы218. Да Лукашенко и сам хорошо понимал, что бы он на их месте сделал с проигравшим оппонентом и с каким удовольствием219.
Нет, Лукашенко просто не мог позволить себе проиграть! Он обязан был победить, мобилизовав всю свою волю и энергию.
И эта его энергия передавалась чиновникам, работавшим в структурах исполнительной власти. Они видели перед собой игрока, способного на все. Это вам не старчески вялый Шарецкий. К тому же с Лукашенко уже свыклись, знали, чего от него ожидать, а что сделает новая власть — еще неизвестно.
[217] И отсидел — по обвинению в якобы незаконной предпринимательской деятельности — около трех лет.
[218] Совсем недавно мы увидели явное тому доказательство на примере экс-президента Литвы Роландаса Паксаса.
[219] Впрочем, он с ними «это» и сделал. Достаточно вспомнить, что экс-спикер парламента Станислав Шушкевич по «милости» нашего всенародно избранного главы государства до сих пор получает пенсию в размере менее двух долларов США.