Видеть Мартина у Дугласа всё ещё не было сил. Дело обстояло даже хуже, чем зимой — только если зимой он понимал, что сам допустил ошибку, то теперь не понимал ничего.
Артур исчез неожиданно и бесследно, когда Ретт уже был уверен, что нашёл отличный способ его вернуть.
Артур сбегал всегда, когда что-то было не так — но Артур всегда возвращался.
Прошло уже больше месяца, а его не было. Молчал Танака, молчал телефон.
Самым паршивым оставалось то, что Ретт не знал — в самом ли деле Артур сбежал, или случилось что-то куда более страшное. Охранники исчезли так же бесследно, как и он сам, и как оказалось, никто из старой команды не знал способа с ними связаться, кроме служебных номеров. Что маленький хрупкий юноша мог сделать с тремя здоровыми охранниками?
Вспоминая события последних недель, Ретт опасался, что многое. Артур, возможно, решил отомстить. Либо же дело было не в Артуре.
Ретту оставалось лишь метаться из угла в угол кабинета, каждые пятнадцать минут выслушивая от Танаки равнодушные: «Мы работаем».
Поэтому, когда к концу второй недели Мартин принёс добрую весть относительно того, что перевод средств завершён, — Ретт с трудом сдержал порыв выкинуть его в коридор.
Карлос реакции не понял, но навязывать своё общество не стал, лишь спросив:
— У вас всё в порядке, мистер Дуглас? Я могу?…
— Нет, — рявкнул Ретт, не давая ему договорить, и замер, успокаивая дыхание. — Простите, нет, — сказал он уже куда спокойнее, и Мартин исчез за дверью.
Дело оставалось за малым — Ретт приказал Сандбергу известить Жози о том, что он согласен на её условия, и ещё через несколько дней подписанные документы о разводе лежали у него на столе.
Ретт смотрел на них, не понимая, что именно они значат. Последний этап он прошёл на автомате, подчиняясь привычке доводить дела до конца, и только теперь с необыкновенной ясностью осознал, что у него снова нет никого.
Ни Жози, ни Артура, ради которого он лишил себя мечты.
С глухим рыком он смахнул со стола всё, что оказалось на нём и, ударив по столешнице, уронил голову на запястья. Пальцы сами собой сжимались в кулаки так, что ногти до крови разрывали кожу.
Сейчас казалось мелким и незначительным всё то, что происходило в последние дни. Подозрения, обвинения, разделившие их — всё казалось лишь короткими моментами на линии их совместной жизни. Не первыми и, как хотелось верить, не последними. Даже измена, которой Ретт опасался больше всего, теперь просто случилась — и за то, чтобы Артур был рядом, теперь он готов был простить даже её. Но Артура не было. И что это значило — Ретт понять не мог.
Он не знал сколько просидел так, не двигаясь, и не знал, в какой момент начала наигрывать до боли знакомая мелодия на телефоне — анданте фа мажор Генделя. Ретт не любил классику. Только это произведение насмерть врезалось ему в душу.
Когда тихая музыка уже подбиралась к середине, он протянул руку и взял телефон, всё ещё не понимая до конца, где сон, а где явь. Облегчение нахлынуло холодной волной, смывая всё — гнев, ярость, боль.
— Да? — спросил Ретт, нажимая «приём».
В трубке была тишина.
Глава 64
Дождь над Асторией, солнце над Вевеем
Немногим ранее.
Поездка в лес не прошла для Артура даром. Оленину он ел лёжа в кровати и хлюпая носом, — простудился юноша серьёзно, и температура держалась почти две недели.
Гарднер навестил его всего один раз — на следующий же день. Судя по цепкому взгляду, он желал проверить, не симулирует ли его компаньон, но едва увидев опухшее лицо и покрасневшие глаза, поспешил исчезнуть со словами:
— Не буду вас тревожить, Артур.
Дэвид был не их тех, кто сочувствовал слабым.
Артур не то чтобы хотел заботы. По крайней мере, он совсем не хотел, чтобы его тревожил Гарднер. Однако всё то время, пока он валялся в постели не в состоянии сосредоточиться ни на чём, в голову ему лезли мысли о том, как полгода назад он так же валялся больной в горном домике Ретта.
Дуглас тогда почти не отходил от него — за исключением, разве что, того случая, когда они поссорились, и Артуру самому пришлось его утешать. Артура тогда неуёмно тянуло хихикать при взгляде на то, как Ретт своими большими угловатыми руками пытается поить его бульоном и тёплым молоком.
Образ няньки не шёл Ретту. Когда на его лице появлялась жалость, он становился похожим на большого ребёнка. Но именно в такие минуты Артуру особенно хотелось прижаться к его плечу и согреться его теплом.
Артур вздохнул и перевернулся на другой бок.