Артур смотрел на него непонимающим, чужим взглядом.
— Ты выстрелил.
— Выстрелил, — руки Дугласа дрогнули, но хватки он не ослабил.
— Так почему не в меня?
— Я в тебя верил. Всегда. Я знал, что ты не подведёшь.
— Врёшь, — Артур снова тихонько рассмеялся, — ты всегда думал, что я шлюха. А теперь я и есть шлюха, Ретт. Всё, лови.
На секунду Ретту снова захотелось ударить его, только теперь уже со всей силы, но он лишь плотнее прижал Артура к себе.
— Ты самый лучший. Самый чистый, Артур. Только мой.
— Поэтому я… — Артур задрожал, — поэтому они снова меня… все они…
Ретт хотел что-то сказать, но слов не было, и он только поцеловал перепачканный кровью висок. А через секунду рядом затормозил аэромобиль, спасая его от объяснений. Юдзо открыл дверцу, и Ретт втащил туда Артура и забрался следом сам. Он всё так же сжимал его и внутри, опасаясь, что тот вот-вот исчезнет.
Аэромобиль поднялся в воздух, и Юдзо прокашлялся, привлекая к себе внимание.
— Может успокоительное, сэр? — он открыл бардачок, и Дуглас увидел шприц в прозрачной упаковке. Посмотрел на Артура. Тот затих, будто спал с открытыми глазами.
— Нет, — сказал он тихо, — нет. Разве что мне.
Глава 79
Апатия
Когда Ретт вошёл, Артур лежал на подушках, глядя в потолок. Чисто вымытые волосы едва заметно распушились и разметались по подушке. На левой скуле виднелся едва заметный сейчас кровоподтёк. Правую щёку пересекала тёмно красная полоска шрама. Плечи скрывала белая больничная рубашка. Запястья аккуратно лежали поверх разглаженного одеяла. Из-под тонкой ткани тоже виднелись кровоподтеки.
Ретт на секунду замер, разглядывая лежащего перед ним юношу — если Артура ещё можно было назвать юношей. Что-то детское и неуловимо симпатичное ушло из его лица. Скулы будто бы заострились, а взгляд стал пустым.
В медицинском центре Эштона Бейли Артур находился три дня. Все три дня он почти не разговаривал. Только когда речь зашла о Люсии Эссекс, он резко, разом пришёл в себя и стал вести себя адекватно — даже слишком. Ровно и взвешенно, будто автомат, просмотрел предложенные документы и подписал их, не говоря ни слова, и попросил никого к нему не пускать. Только оставшись в одиночестве, снова впал в этот странный анабиоз. Он почти не двигался, не пытался читать или смотреть телевизор, только если хорошенько приглядеться — можно было увидеть, как медленно сжимаются и разжимаются пальцы, комкая пододеяльник.
Ретт присматривался. Всматривался до боли в глазах всё время, пока не мог быть рядом, пока передавал все срочные дела Мартину и выяснял у врачей, что делать дальше. Каждую свободную минуту он смотрел, не изменилось ли что-то в красивом, но таком безучастном сейчас лице, и не мог не признаться себе, что даже теперь безумно рад просто видеть его живым.
Миновав пустое пространство, Ретт подошёл к постели Артура и опустился на корточки, пытаясь заглянуть ему в глаза.
— Малыш, — позвал он совсем тихо.
Артур вздрогнул, будто только сейчас заметил его, резко повернулся и секунду смотрел на него, силясь узнать.
— Ретт?
— Я.
— Я же просил… просил никого не пускать… Сестра!
Ретт видел, как шок стремительно перетекает в истерику и поспешно захлопнул дверь, чтобы не растревожить персонал.
— Она отошла, Артур.
— Уйди…
— Не уйду.
Артур подтянул к себе колени и согнулся вдвое, пряча лицо в складках одеяла.
— Не смотри на меня так… Не смотри.