Артур поджал губы и отвернулся.
— Ваш мир концентрируется вокруг него. Вы уверены, что это правильно?
— Да, — быстро ответил Артур.
— Почему? Разве нет вокруг ничего, что было бы вам интересно?
Бейли заметил, как пальцы Артура начинают подрагивать.
— Не знаю, — сказал он тихо.
— Тогда почему вы отказываетесь от всего остального?
Артур посмотрел на него в упор, и впервые за всё время Бейли показалось, что он видит то, что творится у мальчика внутри.
— Потому что… — он замолчал, а потом продолжил, явно делая усилие над собой, — потому что, если любить что-то кроме него — будет плохо. И мне, и ему. Зачем мне это, а, доктор? Я хочу, чтобы нам обоим было хорошо.
Бейли начертил в блокноте треугольник.
— Что значит плохо?
Артур поджал губы и опять уставился в окно.
— Я не хочу говорить. И не могу.
Бейли постучал по блокноту карандашом.
— Совсем? — спросил он.
Артур кивнул.
— Если вы промолчите, мне придётся сделать вывод, что это он вас запугал.
— Нет! — Артур резко обернулся. — Боже, мистер Бейли, как вы можете… так думать, когда он спас меня? Он простил меня… Он один понял, как мне трудно… Если бы вы знали, каково это было в первый раз… Когда никто не верил мне. Когда даже полиция не хотела меня видеть. Даже отец. А Ретт ничего не спросил. Он просто сделал всё так, как хотел бы я. Он часть меня. А я часть его.
Артур замолк. Бейли тоже некоторое время молчал, давая ему успокоиться.
— Ваши слова не отрицают моих, — сказал он спокойно.
Артур встал и направился к двери.
— Вы ничего не понимаете, мистер Бейли. Ничего не знаете о нас.
— Мистер Эссекс, — нагнал его голос Бейли у самого выхода, — на столе около вас моя визитка. Возьмите. И позвоните мне, если всё-таки захотите поговорить. Берите-берите, это не обязывает вас ни к чему.
Артур сам не знал почему, но он протянул руку и взял визитку. Засунул её в карман брюк и вышел в коридор.
Работа не клеилась с самого начала. Суета офиса зудела где-то на грани сознания. Милфорд принесла на подпись стопку документов, но Артур никак не мог осознать их смысла.
Элизабет пыталась выспрашивать, как он провёл зиму, но Артур попросту не мог с ней говорить — и кажется, умудрился нагрубить. Расспросы прекратились, но через полчаса она принесла ему очередную порцию бумаг, которые оказались его расписанием на неделю. Артур едва не впал в ступор при виде десятка фамилий людей, которые никогда не питали к нему тепла. Хотелось кричать.
Ближе к вечеру он поймал себя на том, что уже несколько часов смотрит на кипу бумаг и ничего не делает — вообще ничего. Он даже не прочёл верхнюю из них. Из ступора его вырвала лишь звеневшая в телефоне мелодия анданте Генделя.
— Ретт, — выдохнул Артур, судорожно пытаясь вынырнуть на поверхность.
— Тебя подождать?
— Конечно.