И именно поэтому Дуглас не мог позволить себе потерять Артура сейчас.
Артур казался настолько хрупким и ценным, что к нему нельзя было прикасаться руками. Даже и сам он испытывал некоторый трепет, когда касался его белоснежных, идеально ухоженных пальцев. О том же, что Артура могут трогать чьи-то чужие руки, Дуглас не мог и думать. Тем более о том, что Артур будет улыбаться кому-то другому так, как не улыбается ему самому.
Дуглас отлично осознавал, что отношения у них — если это можно назвать отношениями — не сложились. И тем не менее для него это ничего не меняло. Он хотел просто видеть Артура рядом — пусть злословящего и холодного, но рядом. Любое помещение, где находился Эссекс, для Дугласа приобретало новую наполненность, новый запах и цвет. Рядом с Артуром всё было настоящим, без Артура — серым и пустым.
И всё же подходить к Артуру сейчас — как ни тяжело было признаться в этом даже самому себе — Ретт попросту не решался. Он каждый день проходил мимо стола Эссекса, оставляя ему маленький, ничего не значащий подарок, и заглядывал в глаза, выискивая там хоть капельку тепла.
Эссекс был идеален, как хрустальный кувшин, его грани искрились на солнце, и в глазах был абсолютный холод. Раз за разом рука Артура медленно и грациозно подползала к подарку и без особого интереса убирала его в стол.
— Благодарю, — говорил он и опускал глаза к бумагам.
Только раз обычный ритуал был нарушен, и к одному единственному слову благодарности Эссекс прибавил ещё одно:
— Зачем?
Дуглас лишь поджал губы. Что он мог сказать? Что ему безумно стыдно? Что он хочет получить второй шанс?
Ни о каком втором шансе не может идти и речи — это он отлично понимал. Артур — его сотрудник. Всё, что может быть между ними, он будет делать по своему рабочему графику. Он, — Ретт, сам определил этот порядок, и теперь его было бесполезно менять. Он мог только брать уже оплаченную покупку или оставить её на прилавке. О том, чтобы вовсе отказаться от контракта, и речи быть не могло — во-первых, Артуру нужны были деньги, и Дуглас это отлично знал. На самом деле ему было нужно куда больше, чем было записано в его окладе. Сандберг в конце концов подал Дугласу полный список всех долгов Артура, расценки и прогнозы лечения сестры, и даже список примерных ежедневных трат. Артур почти все деньги отправил сестре и сам теперь перебивался с хлеба на воду, а ведь ему нужно было устраиваться в чужом городе. Кое-что Дуглас смог впихнуть ему под видом денег на «производственные нужды», но как подойти к остальному — пока не знал. Умом он понимал, что крупные финансовые вложения в Эссекса были преждевременными. Опыт с Жози отлично показал, к чему приводят подобные вещи. Сердце верить разуму отказывалось, и требовало немедленно отдать за Эссекса все долги, упаковать его в золотую обёртку, обвязать бантиком и никуда не выпускать. Самым обидным было то, что разум предательски поддакивал — по твёрдому убеждению Дугласа деньги были нужны для того, чтобы их тратить на что-то приятное, а самым приятным, что у него было, оказался Эссекс.
Впрочем, финансовое положение молодого аристократа было лишь одной причиной, не позволявшей Дугласу разорвать контракт. Второй был страх. Ретт до смерти боялся, что Артур может просто уйти. Сам он ушёл бы наверняка, и вполне оправдывал нежелание молодого и красивого юноши оказаться постоянным объектом светских скандалов и официальным любовником далеко не всеми любимого выскочки Ретта Дугласа. И всё же вариант, в котором Артур оказывался отдельно от него, не устраивал Дугласа по определению.
Ретт признавал, что у них есть проблемы, но эти проблемы так или иначе предстояло решать.
Пока он не видел перспективы для развития личных отношений с Артуром, он решил прощупать его профессиональные качества. По трезвому размышлению, вспомнив многочисленные моменты их собственных разговоров и поведения Эссекса на публике, Дуглас обнаружил, что тот обладает поистине королевской выдержкой и удивительным умением вести непринуждённую беседу там, где сам Ретт уже тянулся бы к кобуре. Достаточно было вспомнить попытку Жози завязать с Эссексом пикировку. Пока Ретт не знал, к чему можно применить эти способности, но оставлять Артура пожизненно на должности секретаря не хотел.
Он и в первые дни пытался хотя бы немного ввести Артура в курс дела, заставляя присутствовать на переговорах, но после их не слишком удачного интимного знакомства сделал на какое-то время перерыв — видеть Артура и понимать, что он сейчас ненавидит его, было невыносимо. Это чувство постепенно прошло, сменившись потребностью ощущать его рядом несмотря ни на что, и Дуглас решил возобновить намеченную практику. Артур, как оказалось, неплохо разбирался в людях, но напрочь не понимал специфики судостроительного дела и обстановки в этой сфере. Если разобраться в последнем было делом времени, то с первым было сложнее. Дуглас приказал Сандбергу освободить Артура от большей части работы и попросил передать ему материалы по производству за последний год.
Попытки разобраться с Эссексом как с сотрудником неизбежно привели его к новой серии размышлений об Артуре — как о его собственной неожиданной и сильной болезни, и уже к концу недели Дуглас потребовал Эссекса к себе в пентхаус. Ретт не знал, что будет делать и как говорить. Он сильно подозревал, что герцога Эссекса не подкупишь ужином при свечах, но приготовился на всякий случай и к этому. Как бы там ни было, возникшую между ними проблему нужно было решить раз и навсегда.
Артур вышел из лифта в 11:48 — за две минуты до оговоренного времени. Точно, как всегда. Он опоздал только раз за всё время, что Дуглас знал его, и то, как оказалось потом, по вине собственной охраны Дугласа.
Артур был безупречен. Он не мог знать заранее о намеченной встрече, но с тех пор как Дуглас видел его на рабочем месте — четырнадцать часов назад, костюм его стал сидеть ещё лучше, а волосы стали ещё мягче на вид. Ретту уже издали захотелось прикоснуться к ним, зарыться в макушку Артура лицом и вдохнуть этот волшебный запах корицы, смешанной с мятой.
— Артур, — позвал Дуглас тихо, заметив, что Эссекс нерешительно замер на пороге.
Едва услышав своё имя, Артур вскинул глаза, и Ретту показалось, что он медленно и безнадёжно вылетает через сломанный шлюз в открытый космос. Он знал это чувство отлично, потому что однажды проболтался так почти без воздуха неполные сутки. Теперь кислород тоже стремительно подходил к концу, хотя вокруг его и было больше, чем нужно одному человеку.
Дуглас стремительно шагнул к Артуру и остановился напротив. Он мучительно, до рези в желудке хотел стиснуть это хрупкое существо и прижать к груди — но вместо этого лишь опустил руки на плечи Артуру и тихонько погладил.
В глазах Эссекса промелькнул страх — промелькнул и исчез, смытый тёплой волной спокойствия. Он уронил голову на грудь Ретту и вцепился пальцами в его пиджак. Ретт видел, как белеют костяшки пальцев, но никак не мог понять, что значит эта внезапная откровенность. А Артур просто стоял вот так, не двигаясь, будто чего-то ждал.
— Артур… — повторил Ретт и бережно опустил руки ему на лопатки.
Артур издал полувздох-полувсхлип и обмяк.
— Я скучал… — прошептал юноша.
Ретт закрыл глаза. Он не думал, что его собственное тело может когда-нибудь оказаться таким же деревянным, как сейчас.
— Артур, — повторил он и стиснул юношу ещё крепче. А затем всё-таки зарылся носом в мягкие волосы, пахнущие сегодня почему-то не мятой, а лавандой, но от этого ставшие ещё более притягательными.
Они долго стояли так, не двигаясь. Дуглас всё ещё не знал, как повести разговор и старался просто окунуться с головой в нежданную минуту спокойствия. Сейчас их слияние было куда более чистым, но таким же полным, и Ретт не в первый раз уже вздрогнул, услышав собственные мысли, произнесённые вслух голосом Артура:
— Я хочу стоять так вечно.
Дуглас попытался оторвать от себя его лицо, чтобы заглянуть в глаза, но не смог — и только стиснул плечи ещё крепче.
— Я так боялся тебя потерять, Артур, — сказал он негромко.