Сжимаю кулаки так, что белеют костяшки пальцев. Чёртов Саммерс. «Я обещал Мартинке эрханские туфли». Если бы его не избили до полусмерти на этом проклятом Артагоне, то убил бы его сам.
— Нельзя нарушать перемирие, — Сидзуити как всегда спокоен. Сидит, сложив руки на столе, и не шевелит даже бровью. Как будто не понимает. Моего человека убили. Моего помощника. Как будто сам он не знал Саммерса. Да если бы, чёрт бы его побрал, и не знал…
— Ретт, он сам виноват.
Будто читает мои мысли.
Перевожу взгляд на Клауса. Краем глаза вижу, как мелькает злость на вечно спокойном лице Танаки.
— А ты что скажешь?
Бёлер пожимает плечами. Как обычно манерно, будто снимается в кино.
— Надо отомстить.
— Ретт…
Жестом руки прерываю Сидзу. Он и сам знает, что я его понял. И так же знает, что я не хочу прощать.
Танака только трёт уставшие глаза.
Я смотрю на Клауса.
— Предъявить ультиматум. Пусть выдадут виновных.
— Не выдадут.
Мы оба знаем, как относится Эрхан к нам. Как к грязи. Недоразвитым приматам, которых можно убивать уже потому, что они дикари.
Я включаю коммуникатор на руке.
— Всем занять посты. Боевая готовность — три минуты! — После паузы, — Враг должен знать, что значит нам врать.
— Дома…
Клаус глупо улыбается и я чувствую, что вторю его улыбке. Хотя это не мой дом. На Земле я не был никогда и теперь даже не знаю куда пойти. Просто мне некуда было лететь. Керена погибла, да и чёрт бы с ней. Не знаю, почему так тянет в груди. Я никогда не любил этот мир.
— Какие планы? — стараюсь говорить беззаботно. Три дня без стальных стен вокруг и стального потолка над головой, чем не повод для радости?
Клаус достаёт из нагрудного кармана сигаретку и прикуривает, небрежно щёлкнув зажигалкой.
— Есть одно место, — подмигивает мне.
Поднимаю бровь.
— Пошли.
Он тащит меня к стоянке и уже по дороге объясняет.
— Когда папа, — он говорит это слов странно, с придыханием и ударением на второй слог, и мне остаётся только морщиться от его странного акцента, — когда папа переехал в Париж мне было пятнадцать. Мы жили в старинной квартирке на втором этаже прибыльного дома. На первом — хозяйка, а на третьем — семья де Мортен. Мать и две дочки. Отец их, кажется, служил. Констанс и Жозефин. Одной было четырнадцать, другой шестнадцать. Обе красотки, просто блеск. Де Мортен прислали мне приглашение на день рождение матери, — тут он разворачивается и подмигивает мне, — там будут обе. Но зачем мне две?
Ухмыляюсь, усаживаясь за руль. Это привычка. Клаус секунду смотрит на меня с каким-то напряжением, а затем забирается на соседнее сиденье.
— Так что?
— Ну, не знаю, — протягиваю я, выруливая на аэростраду. Скашиваю на Клауса глаза, — а они не слишком… хм… старомодных взглядов?
Клаус фыркает, вновь становясь нормальным человеком, и я наконец понимаю, что всё это время он попросту придуривался, изображая из себя какого-то героя, о котором я не читал.