— Нет, Ретт! — Артур перехватил его руку и сжал. — Я благодарен тебе. Ты поверил в меня. Ты дал мне возможность начать собственную жизнь. Если бы не ты, я бы… Не знаю, что бы мне оставалось? Искать другого покровителя, как… как твоему Джереми.
Ретт медленно покачал головой и слабо улыбнулся.
— Джереми никогда не хотел большего. Ты… Это всегда было видно. Тебе было бы мало просто постели. Но лучше бы так, чем позволить Бёлеру так изуродовать тебя.
Артур покачал головой и прижал к щеке ладонь Ретта.
— Ты не виноват. В этом — точно. Я много думал об этом и мог бы назвать десяток причин, почему это произошло, а теперь к ним прибавилась ещё одна, но сейчас не надо об этом. Всё прошло.
— Я тоже… нашёл десятки причин. И я всегда знал, что пристрелю того, кто сделал это с тобой.
Артур улыбнулся одним уголком губ.
— А ты не думал, что я хочу сделать это сам?
Ретт ответил такой же грустной улыбкой. Он чуть шевельнул пальцами, поглаживая бархатистую кожу на скуле, которой не касался так давно. Артур прикрыл глаза, и Ретт был уверен, что видит, как он тянется навстречу этому касанию. Он позволил себе наслаждаться этим мгновеньем ещё секунду, а затем убрал руку.
— Ты не позволишь мне простить Клауса, ведь так?
Артур резко открыл глаза и внимательно посмотрел на него.
— Нет, — жёстко сказал он, — не позволю. Даже не из-за того, что он сделал мне. Из-за того, что он сделал с тобой и ещё может сделать нам. Его надо выдать, Ретт. Но стоит ему оказаться в Агентстве, как он запоёт, и петь он будет о нас с тобой.
Ретт замер. Пальцы его всё ещё чуть касались щеки Артура. Он молчал.
— Ты не веришь? — спросил Артур.
— Не знаю.
— У тебя два дня, чтобы поверить, Ретт. Ко вторнику дело должно быть решено. Но если этого не сделаешь ты, это сделаю я.
— Пить хочется ужасно.
— Подожди, — Артур подошёл к небольшому переносному холодильнику и, открыв крышку, покопался внутри. — Малиновая или лимонная?
— Всё равно.
Артур достал желтоватую бутылку газировки и, наполнив стоявшую рядом чашку, подошёл к Дугласу. Присел рядом, приподнял его за плечи и помог сделать глоток.
— Как младенец, — фыркнул Дуглас и снова приложился к краю кружки.
Артур ничего не ответил. Ретт уже почти не спал и теперь в основном бесился или требовал отпустить его куда-то, куда — он не знал и сам, потому что подвижность нижней части тела всё ещё не вернулась, да и просто сидеть, как и обещал врач, он почти не мог.
Скука брала своё, и он постепенно перестал огрызаться на Артура, ограничившись короткими ссорами с сестрой. Артур обнаружил простой, но весьма действенный способ шантажа — книги. На четвёртый день он попросил Милфорд привести ему что-то почитать, потому что сидеть без дела, пока Ретт спал, было уже невыносимо. А через некоторое время начал читать Ретту вслух.
Вкусы, как и предполагал Артур, у них были абсолютно разные. Ретт не любил классику, исторические романы и всем жанрам предпочитал детективы. После нескольких перепалок они сошлись на Агате Кристи, хотя Ретт постоянно возмущался глупостью детективов и явно не был в восторге от атмосферы старой Европы.
Чтение помогало ему не думать, и это безмерно радовало обоих. Если же случалось так, что Ретт просыпался, пока Артур дремал, в голову неизбежно лезли мысли о собственной беспомощности. То, что без посторонней помощи он не может даже попить воды, выводило из себя. И в то же время чуть позже Ретт обнаружил, что весьма приятно просить пить именно у Артура. Были, конечно, и такие потребности, для которых он предпочёл бы позвать медсестру, но такой вызов в госпитале был весьма затруднён, персонала не хватало, так что приходилось скрипя зубами позволять Артуру помогать и в этом. После этого Ретт обычно долго молчал, сгорая от стыда, а Артур либо читал ему, делая вид, что не замечает мрачного настроя, либо просто устраивался у него за спиной, прислонял к груди и гладил по волосам, борясь с желанием коснуться губами сильной шеи и погружаясь в эти невесомые, но такие приятные ощущения, когда короткие чуть жестковатые прядки проскальзывают между пальцев.
После очередного осмотра, перевод врач потребовал отложить хотя бы на неделю, и Артур не стал спорить, так же безапелляционно передав его слова Ретту.
Дуглас бесился долго и шумно, пока не добился личной встречи с Симмонсом. Он кричал ещё долго, но врач был на удивление равнодушен к такому проявлению чувств, а тот факт, что кроме крика он не может позволить себе ничего, бесил Ретта ещё сильнее.
В конце концов он выдохся и смирился, только потребовал выдать ему телефон.
После недолгой консультации Симмонс и Артур сошлись на том, что телефон можно выдать, но только на время, что вызвало у Дугласа новый приступ ярости. Получив заветный прибор, он тут же набрал номер Танаки и все свои отведённые пять минут слушал новости. Танака брался оттянуть арест ещё на неделю, но уже позже, когда трубка перекочевала к Артуру, посоветовал нанять адвоката и как можно скорее.
К концу второй недели рана уже не болела, но сидеть Ретт всё так же почти не мог. Однако говорить об этом ни Артуру, ни Симмонсу он не стал, не без оснований подозревая, что правда может привести к новой отсрочке.