Дугласа уже устраивали в палате — просторном помещении с эркером, выходящим в сад, и стереовизором в полстены, скорее походившем на номер люкс в пятизвёздочном отеле. Не хватало разве что бара.
Артур остановился на пороге, наблюдая, как медсёстры подтыкают одеяло. Дуглас был в сознании, но заметил его не сразу, а перехватив немного раздражённый взгляд, направленный на полные бёдра одной из сестёр, усмехнулся.
— Не хочешь сам?
Артур закусил губу, но вперёд шагнул без раздумий.
— Хочу.
Их взгляды встретились, и оба улыбнулись. Несмотря на рану, Ретт не помнил, когда ему в последний раз дышалось так легко.
Артур отодвинул в сторону медсестёр и сам огладил одеяло, а затем уселся на краешек просторной кровати.
— Мне кажется, тебе понравится болеть, — сказал он, дождавшись, когда медсёстры выйдут, и забираясь на кровать рядом с ним — так, чтобы голова его оказалась у Дугласа на плече.
Ретт сдержал усмешку.
— Не пытайся порадовать меня слишком сильно. Мне пока почти ничего нельзя.
— Знаю, — Артур серьёзно кивнул. — Тебе нельзя даже говорить. Так что помолчи.
Он приподнялся и осторожно поцеловал Дугласа в щёку.
Ретт внезапно стал серьёзным, но головы к нему так и не повернул, продолжая смотреть в потолок.
— Скажи это ещё раз, — попросил он тихо.
Артур закусил губу. Сложно было произносить такие интимные слова вот так — на заказ, и всё же он сделал над собой усилие и, склонившись к уху Дугласа, прошептал:
— Я тебя очень, очень люблю.
Всю последующую неделю Артур выходил из палаты только затем, чтобы отвечать на звонки Танаки. Вопросы его он пересказывал Ретту коротко, и то не все. Судя по всему, Танака уже сделал все выводы, но говорить о них Эссексу не хотел.
В первые дни Ретт в основном спал — сам или при помощи успокоительного. Только к началу следующей недели время бодрствования стало заметно увеличиваться, но ему всё ещё нежелательно было говорить и волноваться, и Артур старательно рассказывал ему незначительные истории из детства. Однажды он даже проговорился и назвал фамилию Карлайла, но тут же спохватился и, посмотрев на Ретта, поймал на себе его напряжённый взгляд.
— Кем он был? — спросил Ретт.
— Не надо об этом сейчас. Тебе будет неприятно.
Дуглас помедлил и кивнул, соглашаясь.
Артур, сидевший на диванчике напротив кровати, пересел поближе и поймал руку Дугласа.
— Ретт, я боюсь, что ты не поверишь мне, если я скажу…
— Попробуй.
— У меня на самом деле никогда не было такого ни с кем. Ни с мужчиной, ни с женщиной. Я ничего не чувствовал, когда умирали родители. Когда случилось несчастье с Люси… Мне было больно, но это было нечто другое. Но когда я увидел это пятно крови на полу… — Артур стремительно замотал головой. — Я не знаю, что ты сделал со мной. Но если бы…
Он опять отвернулся и опустил голову.
Ретт слабо потянул его на себя, и Артур послушно опустился на кровать рядом с ним. Коснулся губами обнажённого плеча и приподнял голову, заглядывая в глаза.
— Тебе всё ещё ничего нельзя?
Не отрывая взгляда от его глаз, Артур скользнул дыханием по плечу к самой шее, и Ретт шумно выдохнул.
— Не надо, — тихо сказал он, но Артур решил, что таким тоном не отказывают.