Ekniga.org

Читать книгу «Привет, это Навальный» онлайн.

О чем эта книга

В книге под названием «Привет, это Навальный» Серуканов рассказывает «политический» путь оппозиционера. По словам экс-юриста, еще в 2013 году блогер решил взять курс на «единоличное правление большим оппозиционным кораблем».

«Его целью было стать королем оппозиции, человеком с непререкаемым авторитетом. Человеком, которому никто не рискнет кинуть вызов, и человеком, который мог бы победить любого на оппозиционном поле», — пишет Серуканов. По его словам, в 2018 году в оборот даже войдет термин «выжженная земля», означающий, что цель — сломать все вокруг.

«Есть только "мы" и "они", причем если "мы" — понятие узкое, включающее Алексея, его проекты и сторонников, то "они" — это легион, состоящий не только из чиновников из "партии жуликов и воров", но даже и коллег по оппозиционному движению, не согласных признавать Навального единственным и безальтернативным кандидатом от протестных сил», — отмечает Серуканов. 

Он признается, что был очарован блогером в начале его политической карьеры. По словам юриста, он казался «политиком новой формации» — сильным, открытым, европейским — и выстраивал структуру с «невиданным» форматом — Фонд борьбы с коррупцией. Казалось, что Навальный вырос, он «больше не в коротких штанишках красно-коричневого националиста», перестал быть правым или левым, отмечает Серуканов.

«Сегодня, в 2018 году, становится очевидно, что Алексей на протяжении пяти лет постоянно менял свою идеологическую платформу, а уже ближе к 2016 году стало ясно, что у Алексея ее вообще нет. Его нельзя назвать ни левым, ни правым, ни центристом. Он популист. Популист, чья партия существует без внятной программы и "заточена" только на него персонально. Навальный — человек, у которого нет долгосрочного плана, политик, который может быть и леваком, и дружить с "фашиствующими" элементами, а назавтра сидеть с радикальным антифашистом Алексеем Гаскаровым и пить чай. Навальный в этом плане — человек всеядный», — уверен его бывший юрист.

Серуканов рассказал, как встречался в апреле 2013 года с Ильей Пономаревым, который тогда был депутатом Госдумы от «Единой России». По его словам, Пономарев на той встрече сказал пророческую вещь: «Вы знаете, я, конечно, считаю Алексея Навального своим политическим другом, но в нем сидят задатки абсолютного тирана. Если этот человек возьмет власть, то свободы больше не станет, он будет очень императивным вождем и никому спуску не даст, он будет укреплять прежде всего себя».

Когда возникло дело «Кировлеса», оппозиции казалось, что «режим» таким образом борется именно с Навальным. Тогда его поддерживало, по словам Серуканова, огромное количество мелких незарегистрированных партий, левых, правых. Позже блогер «будет топить все эти маленькие движения, они пропадут, и их размоет, как следы на песке».

Серуканов познакомился с Навальным в поезде Москва — Киров, когда ехал поддержать своего кумира. Блогер ехал в отдельном купе, а не со всеми в плацкарте.

«Алексей всегда оставался абсолютным VIP, хотя поначалу казался "своим парнем"», — отмечает Серуканов.

Именно в Кирове сформировалось ближайшее окружение блогера. Митинги в поддержку Навального вел Николай Лякин. Он заводил толпу, общался с западной прессой. Блогер также раздавал интервью направо и налево. Его приближенные вели себя, по словам Серуканова, надменно, особенно выделялись Георгий Албуров и Владислав Наганов, им кружила голову «близость к телу».

Что касается Албурова, тот, по словам Серуканова, «был посвящен во все тайны, очень многие заказные расследования проводились через него: пиар-акция против МТС, против того же Шувалова».

«Расследование против Чайки, которое якобы проводил Албуров, на самом деле было неизвестно откуда взято уже в готовом виде, а над формой подачи просто поколдовали другие отделы ФБК», — сообщил экс-юрист Навального.

Часть 1. 2013–2014. Годы несбыточных надеж

Глава 1. Введение: В начале был протест

Итак, всё только начинается. Отбушевал шторм 2012 года: 6 мая, Болотная площадь, волна выступлений за честные выборы и против «партии жуликов и воров». В протест потянулись совершенно новые люди, ранее не ангажированные политикой, хотя, возможно, и интересовавшиеся ей. Как правило, это были студенты последних курсов либо молодые квалифицированные специалисты.

Казалось бы, все эти события должны вдохнуть жизнь в ту самую привычную оппозицию, которая существовала уже очень давно, но не была особо заметна, находясь в «андеграунде» политики. Протесты 2011–2012 годов дали очень мощный толчок политизации российского общества. На ключевых должностях в оппозиционных движениях даже сейчас, в конце 2018 года, находятся практически все те же люди, которые появились именно тогда, выйдя на улицы по зову сердца. Это были абсолютные авантюристы, люди, которые не знали, куда шли, но чётко осознавали, что их ждёт большое приключение. Приключение довольно опасное, полное подводных камней и целых айсбергов. Людей в политику потянуло, они в ней остро нуждались. Это было поколение тех самых нынешних «тридцатилетних» — тогда ещё девчонок и парней, которые мечтали, что 2018 год, следующие выборы президента станут важной, даже судьбоносной точкой для всей страны. Волна протестов вселяла оптимизм.

Многие, кто пытался развивать тогда свои движения и ячейки, участвовать в партийной жизни, возможно и парламентской оппозиции, не смогли закрепиться в политике и были выброшены с этого поля, а их следы пропали. Но была и та часть людей, для которых политика стала смыслом жизни, вторым домом и кораблем всех мечтаний. Люди стремились к своей мечте — к 2018 году, когда всё должно было измениться, когда мы должны были показать результат, к которому долго и упорно шли. Мы были настоящими романтиками с большой дороги, которые бросили вызов системе и самим себе.

Я не надеялся сделать политическую карьеру. Для меня это была возможность выйти из жизненной фрустрации, обрести себя, потому что профессия юриста не вселяла в меня никаких эмоций. Я видел, что страна нуждается в переменах, что нужны реформы, что у нас даже уже есть гражданское общество, про которое мы так много слышали и читали. Поколение тридцатилетних — это поколение стыка, людей, заставших и поздний «совок», и ельцинские «лихие 90-е», и бесконечные пертурбации, и ту деформацию и выгорание людей, которые не смогли приспособиться к новым российским реалиям — «не вписались в рынок». Мы были переходным поколением. Нам хотелось реализовываться, хотелось идти в политику, потому что в нашей жизни её еще не было. В 90-е годы политика была от нас далека в силу возраста, и вот сейчас мы как раз подходили к тому рубежу, когда нужно было наверстывать упущенное.

Особый толчок мне дали президентские выборы 2012 года. Тогда мне нравился Михаил Прохоров. Это был не классический политик, которыми было перенасыщено электоральное поле, — это был большой предприниматель, хоть и из девяностых, но, как говорится, у каждого свои недостатки. Мне казалось, что Прохоров — «президент мечты», которому можно и нужно помогать, если вы связываете своё будущее с Россией и хотите, чтобы страна стала лучше для всех. Но, как и многие мечты, идеализация Прохорова оказалась большим заблуждением: он стал яркой, но короткой вспышкой на политическом небосклоне. А ведь 2013 году думалось совсем иначе: что Прохоров вот-вот пойдёт на выборы мэра (а затем и выше), что у него будет партия, которая навяжет конкуренцию «Единой России», что партия привлечет ощутивший свои интересы креативный класс и тех самых рассерженных горожан. Но уже на открытии избирательного офиса Прохорова в Москве, где я присутствовал, всё было как-то скупо, отсутствовал масштаб. Было ощущение, что передо мной больше декорация, а не долгосрочное планирование. Интуиция меня не обманула и партия, к сожалению, оказалась пустышкой. На выборы мэра Прохоров не пошёл, сославшись на какие-то явно выдуманные причины. Как мне тогда представлялось, это был крах большого политического проекта, который навязывал бы конкуренцию текущей власти и создавал плюрализм мнений на застоявшемся оппозиционном пространстве.

Алексей Навальный в разговорах критически относился к Михаилу Прохорову, ревновал и воспринимал его как потенциального конкурента в протестной среде. Впрочем, у Навального не было какой-то предметной критики в адрес Прохорова: в основном это были эмоциональные выпады в духе «посмотрите, какой он жулик, он всех вас обманул». Затем такую же риторику Алексей будет использовать в отношении многих своих оппонентов, что из оппозиции, что от власти. Это важная причина, что у Навального не случилось хоть какого-то сотрудничества ни с Прохоровым (хотя на это надеялись многие из актива новой молодой оппозиции), ни с другими сопоставимыми по величине политиками.

Тем не менее, в начале 2013 года еще не казалось, что Прохоров и его партия «Гражданская платформа» — это полностью провальный проект. Активистам уличного уровня нужна была «своя» партия, ведь даже на фоне юношеских симпатий партия Навального «Народный альянс» не вызывала особого энтузиазма. Средний возраст протестных активистов тогда не был таким юным, как в 2018 году, это были достаточно зрелые люди, которые приобрели уже жизненный опыт и имели устоявшееся мировоззрение и понятные политические позиции. Партия успешного бизнесмена была для них предпочтительнее очередного проекта под руководством вчерашнего блогера.

Навальный именно в контексте появления потенциального идеологически близкого оппонента в лице Прохорова и взял курс на единоличное правление большим оппозиционным кораблём. Его целью было стать королем оппозиции, человеком с непререкаемым авторитетом. Человеком, которому никто не рискнёт кинуть вызов, и человеком, который мог бы победить любого на оппозиционном поле. Забегая вперёд, замечу, что к 2018 году примерно так и случится: в оборот войдёт даже термин «выжженная земля», которым оперирует Леонид Волков и все ближайшее окружение Навального. Эту «выжженную землю» мы создавали себе сами, начиная с 2013 года, когда формировалась новая конфигурация оппозиции. Мы сами вокруг себя всё выжигали, часто сами не до конца понимая простую истину: ломать — не строить. Как представляется, такой подход к политике в своих сторонниках Навальный с тех давних пор культивировал сам или, во всяком случае, не препятствовал этому. Есть только «мы» и «они», причём если «мы» — понятие узкое, включающее Алексея, его проекты и сторонников, то «они» — это легион, состоящий не только из чиновников из «партии жуликов и воров», но даже и коллег по оппозиционному движению, не согласных признавать Навального единственным и безальтернативным кандидатом от протестных сил. Впрочем, обо всём этом будет рассказано дальше.

Пока же, возвращаясь в 2013 год, вспомним, что вместе с крахом «Гражданской платформы» в лету канули и все пост-президентские обещания Михаила Прохорова, оставив фрустрированных сторонников у разбитого корыта. Хотя «Гражданская платформа» и провела в Москве федеральный съезд с большим апломбом: люди с разных регионов, разных национальностей, со сцены Станислав Кучер рассказывал о больших планах «Гражданской платформы». Я был на том съезде и даже задал вопрос Кучеру: есть ли у них планы развивать какие-то молодежные движения в рамках партии, идти в ногу со временем и навязывать свою повестку на улицах? Тогда я больше концентрировался на уличной деятельности, видимо, в силу эксцессов юношеского максимализма, либо мне казалось, что будущее России должно решиться именно на улицах. Сейчас, конечно, это выглядит глупо, сейчас вообще многое выглядит глупо по сравнению с пиком протестной активности в начале 2010-х годов. Станислав Кучер резко отрезал, что «комсомола», как он выразился, в «Гражданской платформе» «нет и не будет». И нет у партии таких целей — развивать уличные активности. Весьма странно для протестной политической силы.

Мой вопрос во многом был связан ещё и с тем, что в то же время я общался со многими активистами, волонтёрами. Хотя тогда еще понятие «политический волонтёр» было достаточно диковинным и по сути появилось только в мэрскую кампанию. Это сейчас сформировалась такая традиция, что в штабах волонтёром называют любого, кто проявляет хоть какую-то маломальскую активность, фактически любой сторонник автоматически становится волонтёром, что придаёт больший вес структуре и создаёт у внешнего наблюдателя впечатление, что всё грандиозно и массово. Сегодня слово «волонтёр» уже, наверное, стало словом-паразитом, которое употребляется по поводу и без. А в начале 2013 года были сторонники, были активисты и были неопределившиеся. Люди в уличной политике больше делились, как мне кажется, на два лагеря: старая «демшиза» и что-то совершенно новое, свежее, перспективное и лишённое тяжёлого наследия «лихих 90-х». Демшизой называли ту самую привычную оппозицию, которая выходила «винтиться» (умышленно задерживаться) на все несогласованные мероприятия вроде «Стратегии-31» как на праздник. Ещё не было жестких правовых норм, и люди часто отделывались только символическими штрафами. Был пласт привычных оппозиционеров, многих уже не в первом поколении, достаточно взрослых и даже ещё советских диссидентов. Это были такие субтильные дядечки с толстыми линзами в очках, в старых пальтишках, с длинными волосами и бородой в духе Карла Маркса — или в духе известного по интернет-мемам персонажа Соломона Хайкина. И до 2011–2012 годов городские сумасшедшие и «демшиза», с некоторыми проблесками нацболовской молодёжи, которую «демшиза» побаивалась, были основой всей оппозиции.

С 2012 года это, конечно, изменилось. Тогда большую силу стали набирали движения наблюдателей за выборами. Казалось, что эти группы станут мощным флагманом независимого гражданского общества. Огромное количество новых людей, прежде всего молодёжи, записывались мониторщиками, считая, что таким образом они участвуют в общем протесте, при этом отстаивая простую, базовую демократическую ценность — честные и прозрачные выборы. Впрочем, резкий взлёт движений наблюдателей также быстро пошёл на спад уже через год, а то и меньше. Сложно сказать, с чем это связано: то ли обстановка изменилась, то ли люди разочаровались, что система слабо реагирует на выявленные нарушения, то ли сами организации стали превращаться в бюрократические структуры, с которыми активисты изначально приходили бороться. Кроме того, очевидно, что многим идеалистам не понравилось, что мониторинговые миссии стали принимать уродливую форму «грантоедов»: «Голос», «Гражданин наблюдатель» — работали на грантах. Причём «Голос», что пикантно, был на кремлевском гранте, а про «Гражданин наблюдатель» была информация, что тот имеет иностранное финансирование. Для части людей наблюдение стало способом очень неплохо зарабатывать и ездить по всему миру, разумеется за счёт и западных фондов. В обиход вошёл термин «электоральный туризм».

К весне 2013 года я, всё ещё продолжая искать себя, заинтересовался деятельностью Фонда борьбы с коррупцией, мне нравился и сам Алексей Навальный. Он казался сильным политиком, который не лезет за словом в карман. Политиком новой формации: очень открытым, европейским человеком, который сам первым тянет руку своему стороннику. Немаловажную роль играл его возраст: моё поколение привыкло к тому, что политик в России — это старый грузный дядька, который существует в политике с тех пор, когда мы еще не родились. Он ходит в черном пыльном костюме, ездит на «Волге», был замешан в каких-то «мутных» историях в 90-е годы и работал в государственных структурах. Навальный, конечно, был совсем другим, и это подкупало. Было очевидно и его отличие от старого «каспаровского» пула или более ранних оппозиционеров: Навальный демонстрировал свежую перспективу в том, что касалось формирования гражданских институтов. В то время многие «олд-скульные» оппозиционеры рассчитывали, что за счет стариков можно провести пару-тройку одиночных пикетов и тем самым отбить грант у иностранного инвестора или «засветиться» в иностранной прессе, что всегда было особым поводом для гордости в той среде. У Навального же был совершенно другой подход: он строил свою структуру с невиданным для нас форматом — Фонд борьбы с коррупцией. ФБК — это некоммерческая организация, которая, используя квалифицированных специалистов, трудится каждый день, проводит самые резонансные расследования и достигает немалых высот, выходя на новую, активную в он- и оффлайне аудиторию.

В то время многие хотели попасть к Навальному, в его проекты. Новый, простой, одетый в модную клетчатую рубашку, джинсы, в кроксы или кеды — Навальный представлял собой эталон для зарождающего креативного класса: дизайнеров, айтишников, менеджеров среднего и низшего звена, студентов. Навальный умел нравиться своей аудитории, у него стал пропадать этот «крайне-правый» бэкграунд, которым пропаганда всех пугала. В 2013 году Навальный перестал быть правым или левым. Причём многим это нравилось: мол, Алексей вырос, он больше не в коротких штанишках красно-коричневого националиста, а «Русский марш», на котором он однажды побывал, был просто способом заработать свою аудиторию. Все подумали, что для построения настоящей федеральной карьеры и выхода на новую аудиторию Навальный должен меняться, сдвинуться справа к политическому центру. Тогда это выглядело невинным политическим зигзагом.

Сегодня, в 2018 году, становится очевидно, что Алексей на протяжении пяти лет постоянно менял свою идеологическую платформу, а уже ближе к 2016 году стало ясно, что у Алексея ее вообще нет. Его нельзя назвать ни левым, ни правым, ни центристом. Он популист. Популист, чья партия существует без внятной программы и «заточена» только на него персонально. Навальный — человек, у которого нет долгосрочного плана, политик, который может быть и леваком, и дружить с «фашиствующими» элементами, а назавтра сидеть с радикальным антифашистом Алексеем Гаскаровым и пить чай. Навальный в этом плане — человек всеядный. Не было ни одной резонансной темы, которую Алексей не пропустил бы через себя, через какие-то кейсы, через свой блог в Живом журнале. Уже в 2013 году Навальный умел лавировать между политическими интересами различных группировок, включая властные, при этом ни имя никакой ярко выраженной идейной платформы, кроме борьбы с коррупцией. Эта борьба осталась единственной твердой валютой Алексея Навального, которой он очень удачно спекулировал на протяжении многих лет. И, несомненно, останется в этом бизнесе и в будущем. Как никуда не денутся политические амбиции и личностные особенности.

Кстати, об особенностях. Любопытная встреча произошла у меня в апреле 2013 года с Ильёй Пономаревым, на тот момент депутатом Госдумы от «Справедливой России». Речь, конечно, зашла и об Алексее Навальном, который на тот момент был для меня практически непререкаемым авторитетом. Пономарёв на той встрече, первой и единственной, которая у нас была, сказал совершенно пророческие вещи, которые у меня до сих пор не выходят из головы. На вопрос о том, как он относится к Навальному, он задумался на несколько секунд, взяв мхатовскую паузу, и выдал как на духу и, как мне показалось, совершенно искренне: «Вы знаете, я, конечно, считаю Алексея Навального своим политическим другом, но в нём сидят задатки абсолютного тирана. Если этот человек возьмёт власть, то свободы больше не станет, он будет очень императивным вождём и никому спуску не даст, он будет укреплять прежде всего себя».

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 32 Вперед
Перейти на стр:
Изменить размер шрифта: