Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона Народов вольность и покой.
Признаться, я с некоторой неохотой перевожу эту оду: брань несвойственна ни моему таланту, ни моему характеру, и сделанный мной перевод предлагается вниманию наших читателей лишь для того, чтобы они могли получить представление как о снисходительности Александра, так и о гении Пушкина.
В самом деле, Пушкин был несправедлив, называя тираном несчастного императора, почти доведенного до безумия одиночеством и умерщвлением плоти, и, тем не менее, в царствование сына того, чье мертвое тело он предал поруганию, Пушкин не был ни арестован, ни судим, ни наказан: ему было предписано покинуть Санкт-Петербург и вернуться в отцовский дом.
Некоторое время спустя после того, как поэт возвратился к отцу, он получил приказ отправиться на Кавказ.
У нас получение приказа подвергнуть свою жизнь опасности, держа в руках ружье, считается не наказанием, а милостью.
Уединение, горы, потоки, снежные вершины, сверкающее море — все это придало сил созерцательной натуре Пушкина и развило его поэтический дар, которым восхищается вся Россия.
И действительно, там, в ущельях Терека, на берегах Каспия, рождались стихи, сочиненные им для России, и ветер, дувший из Азии, доносил их до Москвы и Санкт-Петербурга.
Именно тогда появился его "Кавказский пленник" — поэма, современная поэмам Байрона и способная соперничать с "Корсаром" и "Гяуром".
Гений Пушкина стал его ходатаем перед императором, и поэт получил разрешение возвратиться к отцу.
Он находился в Пскове, когда готовился знаменитый заговор Пестеля, Рылеева, Муравьева-Апостола, Бестужева и Каховского.
Рылеев пытался вовлечь в заговор Пушкина, но, проявив на этот раз благоразумие, поэт, не веривший в успех заговора, отказался в нем участвовать.
Однако 5 или 6 декабря, желая присутствовать при готовившихся событиях, он позаимствовал паспорт у своего друга и, покинув Псков, служивший местом его ссылки, отправился на почтовых в Санкт-Петербург.
Он не проехал и трех верст, как дорогу ему перебежал заяц.
В России, самой суеверной из всех стран на свете, заяц, перебежавший дорогу, — плохая примета, предвещающая беду или, по крайней мере, предупреждающая о том, что грозит беда, если ты продолжишь путь. У римлян такой приметой было споткнуться о камень; известна печальная шутка Байи, который оступился на пути к эшафоту, задев ногой булыжник: "Римлянин вернулся бы домой!"
При всей своей суеверности Пушкин пренебрег приметой и на вопрос возницы, обернувшегося в нерешительности и ждавшего его распоряжений, крикнул:
— Вперед!
Возница повиновался.
Они проехали еще три или четыре версты — тот же знак беды: второй заяц перебежал дорогу.
Возница снова повернулся к Пушкину.
Тот мгновение колеблется, размышляя, а затем произносит по-французски:
— Ну что ж, чем короче длится безрассудство, тем оно лучше: вернемся.
По всей вероятности, этому случаю поэт обязан был если и не жизнью, то свободой. Будь он арестован в Санкт-Петербурге после декабрьских событий, да еще с таким прошлым, его повесили бы вместе с Рылеевым или сослали бы в Сибирь вместе с Трубецким.
В Пскове он узнал о смерти и ссылке товарищей. Борец по натуре, он тотчас написал двустишие: