Дантес оставался на месте. Он выстрелил, когда Пушкин еще шел ему навстречу, успев сделать всего восемь шагов; стало быть, Дантес стрелял с двадцати двух шагов.
Пушкин тотчас упал, но вскоре привстал, прицелился в противника и, в свою очередь, спустил курок.
Дантес ждал выстрела, закрыв лицо своим разряженным пистолетом.
Пуля, посланная Пушкиным, прошла навылет через мягкие ткани предплечья Дантеса и вырвала пуговицу его мундира.
— Продолжим, — сказал Пушкин.
Но стоило ему произнести это слово, как силы оставили его, и он вновь упал.
Дантес хотел было подойти к нему, но ненависть, сжигавшая Пушкина, не утихла и после полученного им ранения: он жестом велел Дантесу отойти, и тот подчинился.
Тогда оба секунданта осмотрели рану Пушкина. Пуля прошла в правую часть живота, между печенью и ложными ребрами, и застряла во внутренностях.
Пушкина отнесли в карету и перевезли домой.
Было шесть часов вечера.
Подполковник Данзас передал раненого камердинеру, который взял его на руки и понес на лестницу.
— Где вас положить, барин? — спросил слуга.
— В кабинете, — ответил Пушкин, — и смотри, чтобы моя жена не увидела.
Госпожа Пушкина ничего не знала.
Его внесли в кабинет. Он стоял, опираясь на кресло, пока с него снимали верхнюю одежду, окровавленную рубашку и надевали на него чистое белье; затем он лег на диван.
Когда слуга накрывал его простыней, Пушкин услышал шаги жены.
— Не входи! — крикнул он ей. — Я не один.
Но жена, заподозрив неладное, не придала значения запрету и вошла.
— Что с тобой, Боже мой? — спросила она, увидев, что муж бледен и лежит на диване.
— Мне нездоровится, и я прилег, — ответил Пушкин.
— Послать за врачом?
— Да, за Арендтом, напиши ему записку.
Это был способ заставить г-жу Пушкину уйти, и она в самом деле ушла.
В ее отсутствие поэт дал указание камердинеру: если не найдут Арендта, пойти к Шольцу и Задлеру, двум другим знакомым ему врачам, а затем предупредить о случившемся двух его друзей — поэта Жуковского и доктора Даля, скорее литератора, чем врача.
Ни Жуковского, ни Даля, ни Арендта не оказалось дома; лакей застал лишь Шольца и Задлера.
Оба поспешили прийти.
Данзаса и г-жу Пушкину попросили выйти, вернее, Данзас увел супругу поэта, и врачи осмотрели рану.
— Плохо со мною, — сказал Пушкин, с тревогой поворачиваясь так, чтобы врачи могли лучше видеть его ранение.
Шольц подал знак Задлеру, и тот уехал за хирургическими инструментами. Оставшись наедине с Шольцем, раненый спросил:
— Что вы думаете о моем положении? Ну же, говорите откровенно.