Ничего определенного известно о ней не было, однако тайна, связанная с ее происхождением и позволявшая предположить ее принадлежность к царскому роду, еще больше увеличивала очарование этой девушки, которое окружало ее, словно одно из тех облаков, какие обволакивали античных богинь, когда они не желали являться смертным видимыми с головы до ног.
Тем не менее два человека разгадали эту тайну: один — из честолюбия, другой — из ненависти. Это были Карл Радзивилл и Григорий Орлов.
Карл Радзивилл, воевода Вильны, злейший враг русских, соперник Чарторыйских, назначенный в 1762 году Августом III Саксонским править Литвой, наряду с Понятовским выступал претендентом на польский трон.
Впрочем, его честолюбивые помыслы шли гораздо дальше.
Он помнил о прежнем величии Польши, когда она поставляла королей для Богемии и Венгрии, когда она завладела половиной Западной Пруссии и распостранила свою власть над Восточной Пруссией, когда к этой власти она присоединила господство над Курляндией, а затем над Ливонией и, наконец, когда она захватила Москву.
Но Москва, захваченная в 1611 году, вполне могла быть захвачена снова в 1764 или 1768 году, и тогда Радзивилл возложил бы на свою голову корону Мономахов и Ягеллонов.
То был, как видите, грандиозный план, а поскольку Карл Радзивилл был не только хорошим солдатом, но и великим политиком, он задумал еще кое-что, а именно: завоевать сердце княжны Таракановой и стать ее мужем, а затем, когда Москва будет взята, опереться на этот брачный союз с дочерью Елизаветы, всегласно признанной таковой к этому времени, и тем самым облегчить утверждение своей власти над Россией.
Бедная княжна не подозревала об этих честолюбивых планах и видела в Радзивилле лишь прославленного воеводу, еще молодого, красивого и элегантного; княжна принимала оказываемые им знаки внимания — хотя делала это с такой исключительной строгостью, что в этом отношении она не была дочерью своей матери, — и постепенно распространился слух, что Карл Радзивилл, воевода Вильны, намеревается жениться на княжне Таракановой, внебрачной дочери Елизаветы.
Слух этот вскоре дошел и до русского двора.
Екатерина содрогнулась, ибо она разгадала замыслы князя Карла Радзивилла.
Едва только ей удалось устранить одни препятствия, как на пути у нее возникли другие.
Не так давно она позволила задушить Петра III и убить юного Ивана, и вот теперь в Италии роковым образом появляется еще одна претендентка на трон, о которой Екатерина никогда и не думала!
Благо бы еще это произошло в России — в Ропше или Шлиссельбурге, — куда она могла дотянуться рукой, но в Италии, во Флоренции, в государстве великого герцога!
И Екатерина доверилась своим добрым друзьям Орловым, которых ничто не могло привести в замешательство.
Для начала императрица позволила просочиться сведениям о своем намерении возвести на трон Польши Станислава Понятовского; узнав об этом замысле, Карл Радзивилл отправился в Варшаву, и в его отсутствие прекрасная княжна осталась без всякой защиты.
Что же касается Орлова, то он в это время снарядил три корабля и отплыл в Италию.
Показная цель его путешествия состояла в том, чтобы закупить там картины, статуи, драгоценности и привезти оттуда художников.
Тайная же цель этого плавания должна была открыться сама собой в нужное время.
Корабль, на котором отплыл Орлов, был нагружен золотом.
Плавание было счастливым: корабли обогнули без всяких происшествий мыс Финистер, пересекли Гасконский залив, прошли Гибралтарский пролив и бросили якорь в порту Ливорно.
Господь не препятствовал им.
Стоял июль; все элегантные аристократы и модные красавицы Тосканы съехались в Ливорно подышать воздухом Средиземного моря и принять морские ванны.
Прибытие Григория Орлова, человека, сыгравшего важнейшую роль в перевороте 1762 года, официального любовника Екатерины II, возбудило, как нетрудно понять, всеобщее любопытство. Конечно, его имя было запятнано ропшинской кровью, хотя это Алексей Орлов, а не он, затеял пьяную ссору с Петром III, так плохо кончившуюся для несчастного императора; однако преступление, увенчавшееся успехом, почти что не считается преступлением.
Если Бог позволил, то почему людям не простить?
И наконец, художники скажут вам, что красное пятнышко прекрасно смотрится в пейзаже.
Так вот, в пейзаже Григория Орлова было красное пятнышко, только и всего.
А стало быть, Орлова принимали, лелеяли, ласкали, чествовали. Он был красив, статен, молод, силен. Он сгибал, как Портос, железные брусья; скручивал, как Август Саксонский, серебряные подносы; разбрасывал пригоршнями золото, как Бекингем. У флорентийских дам он пользовался огромным успехом.
Но Григорий ухаживал не за флорентийскими дамами, а за своей прекрасной соотечественницей — княжной Таракановой; все его взоры, знаки внимания, предупредительность и заботы были направлены только на нее.
Вскоре разнесся слух, что фаворит императрицы Екатерины склонен изменить своей царственной любви ради любви почти столь же царственной.
В это должна была поверить княжна Тараканова. Орлов попросил у нее свидания, на которое она согласилась, но, вместо того чтобы говорить о любви, он стал говорить о политике.