Это письмо, как Александр и сам сказал, было написано не гением, но оно исходило от честного сердца, а главное, от человека, целиком проникнутого философскими идеями XVIII века.
Характерная особенность той эпохи состояла в том, что философы были честолюбивыми, как императоры, а императоры скромными — не скажу, как философы, но какими следовало бы быть философам.
Если в письме, с которым мы вас только что ознакомили, дорогие читатели, Александр в самом деле поверял свое сердце сердцу князя Кочубея, то вы можете понять, чего стоило цесаревичу наследовать престол отца, убитого прямо над его головой: он слышал его крики и через потолок ощущал, так сказать, его последние содрогания.
И все же он остался на троне. Было ли это самопожертвованием во имя своего народа? Или же власть так притягательна, что, когда чаша поднесена к устам, надо испить ее до конца, пусть даже по краям ее горечь, а на дне — осадок?
Как мы видели, девятнадцатилетний цесаревич в своем письме говорит, что жена разделяет его склонность к уединенной жизни. Если бы их замысел осуществился, это было бы большим счастьем для бедняжки-императрицы, ибо свадебный венец, едва увяв на ее голове, превратился для нее в венец терновый. Императрица поблекла и стала постылой женой уже в том возрасте, когда женщина считается еще молодой, а император, напротив, долго оставался красивым мужчиной и вечно неверным супругом.
Впрочем, как все чувственные люди, Александр был по природе добр и терпеть не мог наказывать. Мы видели, как юный Пушкин бросил ему под ноги свою оду "Вольность", то есть самое страшное оскорбление, какое можно было нанести одновременно величию трона и сыновней любви, и видели, что все наказание поэта ограничилось высылкой из Санкт-Петербурга под надзор отца.
Правда, царю Александру надо было заслужить прощение всей этой молодежи за то, что он принял трон вопреки своему письму к князю Кочубею.
Мы увидим позже, какие страшные последствия имело это письмо, вырвавшееся из-под пера юного философа.
А пока проследим за Александром, но не в политике — история запечатлела, чем была обязана ему Франция в 1814 году, — а в его частной жизни.
Несколько забавных историй дадут ясное представление о человеке. Труднее было бы дать столь же ясное представление об императоре.
Наполеон называл его самым красивым и самым хитрым из греков.
В Александре было столько же простоты, сколько в его отце Павле заносчивости; он часто прогуливался пешком и, вместо того чтобы заставлять женщин при встрече выскакивать из кареты и посреди улицы делать перед ним реверанс, с трудом позволял, чтобы ему оказывали знаки почтения, полагающиеся обыкновенному генералу.
Как-то раз, во время одной из таких пеших прогулок, Александр, видя, что собирается дождь, взял на стоянке дрожки и велел ехать к императорскому дворцу.
— Подожди здесь, — сказал он извозчику, выйдя из экипажа, — я сейчас пришлю тебе плату за проезд.
— Ага! — сказал извозчик. — Вот еще один!
— Что значит еще один?
— А то, что со мной расплачиваются на месте.
— Отчего же?
— Э, я прекрасно знаю, что говорю.
— Ну и что же ты говоришь?