По поводу смерти этой женщины император Александр написал графу следующее:
"
Эта глубокая нежность Александра к жестокому выскочке казалась тем более странной, что Аракчеев наводил ужас на двух братьев императора — великих князей Николая и Михаила. Он заставлял их являться каждое утро в десять часов в свой деревянный дом на Литейном проспекте и там принимал вместе с младшими офицерами, заставляя по два часа ждать аудиенции. Несомненно, он не знал, что Константин отрекся от престола и что истинным наследником престола станет Николай.
Так или иначе, но, едва вступив на трон, Николай тотчас уволил Аракчеева в отставку; однако, покидая свой пост, временщик, словно парфянин, выпустил в императора свою последнюю стрелу: он оставил ему в наследство своего адъютанта Клейнмихеля. С этой целью Аракчеев, якобы поссорившись со своим подопечным, подчеркнуто прогнал его от себя. Быть изгнанным Аракчеевым служило для Николая хорошей рекомендацией. Новый император попал в ловушку и поставил впавшего в немилость Клейнмихеля на ту же должность, какую тот занимал при Аракчееве. Когда бывший фаворит узнал об успехе своего хитроумного замысла, он, при всем своем почтенном возрасте, подпрыгнул от радости и со смехом произнес: "Теперь, даже если меня вышлют в Сибирь, я отомщен!"
Аракчеев отправился в свое поместье Грузино. Там он истязал своих крестьян и, подобно средневековым феодалам, взимал плату с путешественников, проезжавших по выстроенному им мосту, и за каждый проезд требовал с них десять копеек.
Какой-то молодой подпоручик, направлявшийся в полугодичный отпуск, посчитал эту пошлину незаконной и отказался ее платить, хотя и переехал через мост.
Приведенный к Аракчееву, который потребовал у него объяснений по поводу его намерения уклониться от уплаты условленного сбора, подпоручик ответил, что, во-первых, если об этом сборе и условились, то, во всяком случае, не с ним, а во-вторых, правительство, которое выделяет ему на время отпуска по двадцать пять копеек в день, не предупредило его, что он, возвращаясь к себе домой, должен будет платить десять копеек за проезд через мост, и потому он решительно отказывается производить этот платеж, по поводу которого Аракчеев волен обращаться к его начальству.
При Александре подпоручика ожидали бы за такой ответ большие неприятности, но при Николае дело обстояло иначе.
Аракчееву пришлось удовольствоваться тем, что он пригрозил подпоручику кулаком, прибавив:
— Вот вернусь к власти, тогда держись, негодяй!
На что подпоручик, щелкнув пальцами, ответил ему:
— В воскресение Иисуса Христа я верю мало, но в воскресение Аракчеева не верю совсем.
Тем все и кончилось.
Времена Аракчеева миновали.
Вот какому человеку Александр доверил управлять своей империей.
Несомненно, постоянное увлечение женщинами, чрезмерный мистицизм и безотчетные угрызения совести, связанные со злодеянием, которое он, хотя и не совершил, но позволил совершить другим, — все это привело к тому, что Александр полностью отдалился от земных дел.
Он знал, что в империи замышляется обширный заговор, но не тревожился из-за этого. В глубине души император чувствовал, что заговорщики вправе так действовать и что после тех шагов, которые он сделал навстречу им, правда на их стороне.
Многие предрекали катастрофу, и ее неясное предчувствие носилось в воздухе. Правительство испытывало симптомы той фазы болезни, которые ощущает порой человек и которые заставляют самых преданных его друзей говорить:
"Для того, чтобы выздороветь, ему нужно сначала как следует заболеть".
Эта катастрофа, которую все предчувствовали, оказалась кончиной императора и восстанием 14 декабря.
Во время своей последней поездки по донским провинциям император выпал из дрожек и сильно поранил ногу.
Должно быть, у дрожек есть какие-то скрытые достоинства, известные только местным жителям, или же русские необычайно постоянны в своих привязанностях, если они упорно продолжают пользоваться подобным экипажем.
Один англичанин, не по своей воле воспользовов-шийся дрожками, предложил премию в тысячу фунтов стерлингов тому, кто укажет на более неудобное средство передвижения.
Премия эта еще так и не выплачена.
Будучи рабом дисциплины, которую он сам для себя установил, и желая прибыть в условленный день, Александр продолжил путь; однако из-за усталости и отсутствия мер предосторожности рана его была постоянно воспалена. Император, хотя и был primus inter pares[17], здоровьем похвалиться никак не мог. Рожистое воспаление, не раз появлявшееся на раненой ноге, заставляло императора неделями не покидать постель и месяцами прихрамывать. Приступы меланхолии, которым он был подвержен и раньше, усилились и обострились из-за этого нового недуга.
Последнее обострение болезни случилось зимой 1824 года, во время женитьбы великого князя Михаила, в тот момент, когда Александр узнал от великого князя Константина о развитии заговора Союза благоденствия, руководителем которого ему надлежало бы быть и жертвой которого он чуть было не стал.
И в самом деле, эта последняя болезнь спасла Александра от смерти.
В 1823 году о прибытии царя было сообщено девятой дивизии, стоявшей лагерем в окрестностях Бобруйска — крепости, которая расположена на реке Березине, в Минской губернии. В состав этого военного соединения входил Саратовский полк; командовал полком Швейков-ский, один из заговорщиков. На этом и основывался весь план действий, который совместно разработали Муравьев-Апостол и Бестужев. С помощью нескольких офицеров Саратовского полка, переодетых солдатами, они захватят императора, великого князя Николая и начальника генерального штаба Дибича (того самого Дибича, который был изгнан Павлом I, потому что его лицо вызывало у солдат уныние). Однако болезнь императора привела к тому, что он не смог приехать в Бобруйск, и заговор, естественно, провалился.
Заговорщики вернулись к этому плану в 1824 году. Распространился слух, что император будет проводить смотр войск третьего корпуса первой армии возле городка Белая Церковь и что он остановится в отдельном павильоне, стоящем посреди парка Александрия, владения графини Браницкой.
Вот что предполагалось сделать.
[17] Первый среди равных (лат.).