— Друг мой, потуши свечу, а то ее могут принять за погребальную и подумать, что я уже умер.
На следующий день, около полудня, царь, вновь отказавшись от кровопускания, согласился принять дозу каломели; это было 14-го.
В четыре часа дня болезнь начала развиваться столь угрожающе, что стало необходимо позвать священника.
— Государь, — обратился к императору Джеймс Вил-лие, — если вы отвергаете помощь медицины, то вам необходимо принять помощь религии.
— В этом отношении пусть делают что угодно, — ответил тот.
Пятнадцатого числа, в пять часов утра, в комнату именитого больного вошел духовник.
— Батюшка, — сказал Александр, протягивая к нему руку, — обращайтесь со мной просто как с человеком, а не как с императором.
Священник приблизился к постели, выслушал императорскую исповедь и причастил умирающего.
Виллие вошел в комнату в ту минуту, когда духовник еще находился там и произносил отпущение грехов.
— Государь, — сказал врач, — я очень опасаюсь, что ваше величество, исповедуясь, не упомянули об одном важном обстоятельстве.
— Каком же? — спросил император.
— Ваше величество проявили такое упрямство, отказываясь от всех лечебных средств, что Бог может посчитать вашу смерть самоубийством.
Император вздрогнул.
— Тогда делайте со мной все, что хотите, — сказал он, — отныне я в вашем распоряжении.
Виллие в ту же минуту поставил ему на голову двадцать пиявок, но было уже слишком поздно: больного терзала настолько сильная горячка, что, несмотря на потерю крови, никакого улучшения в его состоянии не наступило.
Тогда император знаком подозвал всех подойти к нему поближе, точно желая что-то тихо сказать. Императрица склонилась к его изголовью, но он покачал головой, говоря:
— О! Богу угодно, чтобы в минуту смерти цари страдали сильнее, чем другие люди.
Потом он откинулся на подушку и пробормотал:
— Они свершили там бесчестное дело…
Не явилась ли ему в это мгновение тень Павла?
В ночь с 15-го на 16-е император окончательно лишился чувств. В два часа пятьдесят минут ночи он скончался.
Императрица, склонившаяся над ним, вскрикнула. Она ощутила его последний вздох и догадалась, что с этим вздохом отлетела его душа, чтобы дать отчет Всевышнему.
Почти сразу же она опустилась на колени и стала молиться, а затем, через несколько минут, встала, более спокойная, закрыла императору глаза, оставшиеся открытыми, подвязала ему голову платком, чтобы не отваливалась нижняя челюсть, и поцеловала его уже похолодевшие руки; потом, вновь опустившись на колени, она предавалась молитвам до тех пор, пока врачи не настояли на том, чтобы она удалилась в другую комнату.
Они должны были приступить к вскрытию трупа.
Как только болезнь приняла опасный характер, к великому князю Николаю был послан курьер, чтобы уведомить его о состоянии императора. По мере того как опасность возрастала, в столицу один за одним отправлялись другие курьеры.
Наконец, был послан последний, который вез письмо императрицы к императрице-матери:
И в самом деле, с началом весны императрица Елизавета покинула Таганрог, чтобы поселиться в приобретенном для нее поместье в Калужской губернии.
Не проехав и трети пути, она почувствовала слабость и сделала остановку в Белёве, маленьком городке Курской губернии.