В те минуты, когда остатки полка собирались выступить вслед за двумя восставшими ротами, прибыл капитан пятой роты граф Ливен и с первого взгляда понял, что здесь происходит.
Он тотчас приказал запереть ворота, а потом, встав перед строем солдат, обнажил шпагу и поклялся, что пронзит ею первого, кто сдвинется с места.
Один юный поручик подошел с пистолетом в руке и приставил ствол к груди Ливена; граф головкой эфеса своей шпаги выбил пистолет из рук молодого офицера, но тот поднял свое оружие и вновь направил его на графа. И тогда, скрестив руки, Ливен двинулся на своего подчиненного, бросая вызов опасности. Отступая перед графом на глазах у всего полка, который пребывал в неподвижности и молча наблюдал странную дуэль, поручик нажал курок и выстрелил.
Но каким-то чудом воспламенилась лишь затравка. В этот миг в ворота постучали.
— Кто там? — раздалось несколько голосов.
— Я, великий князь Михаил, — ответил брат императора.
При этих словах всех присутствующих охватило глубокое оцепенение. Разве восставшим солдатам не говорили, что великий князь находится под арестом?
Великий князь въехал верхом во двор казармы, сопровождаемый несколькими ординарцами.
— Что означает это бездействие в минуту опасности?! — воскликнул великий князь. — Я нахожусь среди изменников или верных слуг?
— Ваше высочество, вы находитесь в самом преданном из своих полков, — ответил граф Ливен, — и сейчас убедитесь в этом.
И, подняв шпагу вверх, он крикнул:
— Да здравствует император Николай!
— Да здравствует император Николай! — в один голос повторили солдаты.
Молодой поручик хотел было заговорить, но граф Ливен схватил его за руку.
— Разве вы не видите, — сказал он, — что ваше дело проиграно? Молчите. Я ничего не скажу.
— Ливен, — произнес великий князь, — я поручаю вам командовать полком.
И он продолжал свой объезд, встречая повсюду если и не воодушевление, то, по крайней мере, повиновение.
Так что новости, которые получал император, были благоприятными; со всех сторон подходили подкрепления и тут же занимали позиции; саперы расположились в боевом порядке у Эрмитажа, а с Невского проспекта подошли роты Московского полка, которые привел с собой граф Ливен.
Появление этих войск вызвало крики радости у восставших: они решили, что это пришла ожидаемая ими помощь; но, вместо того чтобы присоединиться к ним, новоприбывшие выстроились перед зданием Судебной палаты лицом к дворцу и вместе с кирасирами, артиллерией и кавалергардами замкнули восставших в железное кольцо.
В эту минуту, перекрывая шум суматохи, послышалось церковное пение, и на площади появился митрополит, которого сопровождал весь его клир и впереди которого несли иконы; выйдя из Казанского собора, он пришел сюда, чтобы именем Божьим приказать мятежникам вернуться к исполнению долга.
Но православная церковь погрязла в лихоимстве и невежестве, что было одним из тех обстоятельств, какие привели к восстанию.
Поэтому предводители заговорщиков, выйдя из рядов, закричали священникам:
— Идите прочь! Не вмешивайтесь в земные дела!
Николай, опасаясь святотатства, тоже приказал им удалиться.
Митрополит повиновался.
И тогда император решил сам предпринять последнюю попытку образумить бунтовщиков.
Окружающие, стоило им догадаться о его намерении, хотели остановить его, но он ответил им тоном, перед которым никто никогда не мог устоять:
— Господа, сегодня разыгрывается моя игра, и будет справедливо, если я поставлю на кон собственную жизнь. Отворите ворота!
Ему повиновались. Император приблизился к распахнутым воротам.
В этот самый миг примчался во весь опор великий князь Михаил и, спрыгнув с коня, сказал на ухо императору: