Шедший за ним следом адъютант нарочно упал на том же месте.
Никто не имел права быть более ловким, чем император.
Однажды утром он велел ввести к себе князя Г***, начальника почтового департамента и обер-камергера, как только тот явится; секретарь, рабски следуя приказу, ввел князя в спальню императора в ту минуту, когда тот переменял рубашку.
Император в шутку бросил свою несвежую рубашку князю.
Князь Г*** упал на колени.
— Государь, — сказал он, — я прошу у вашего величества неслыханной милости: разрешения быть похороненным в этой рубашке.
Такая милость была ему дарована.
Однако император умер, а князь Г*** еще жив.
Кое-кто даже готов биться об заклад, что князь уже и не знает, куда он дел рубашку, которая должна была послужить ему саваном.
Николай I шутил редко, однако две или три его остроты не забылись.
Когда он велел установить на Аничковом мосту четыре бронзовые скульптуры лошадей, на крупе одной из них была обнаружена следующая надпись:
Начальник полиции доложил об этом императору, и тот приписал под четверостишием:
Однажды вечером, посетив театр в Москве, император увидел в первых рядах партера графа Самойлова, знаменитого своим остроумием, храбростью, беспечностью и силой.
Император не любил Самойлова, который, как Алки-виад, ухитрялся занимать придворных и горожан своими эксцентричными выходками. Он был настолько обаятелен и мил, что его улыбку воспринимали как подарок.
Будучи адъютантом Ермолова, Самойлов с отличием сражался на Кавказе. Император приблизил его к своей особе, но, отправившись сам на Кавказ, не взял его с собой.
Самойлов попросил отставку и получил ее.
Лето он проводил в Москве, а зиму в Санкт-Петербурге.
В тот вечер Самойлов вел себя с еще большей эксцентричностью, небрежностью и развязностью, чем обычно. Он встал так же, как и все, когда в ложу вошел император, но, как только тот сел, снова развалился в кресле, принялся играть лорнетом и всячески привлекать к себе внимание.
В тот вечер играл Ленский.
Ленский был актер, одаренный восхитительным талантом подражания.
Император вызвал к себе антрепренера и приказал ему, чтобы на следующий день дали пьесу, в которой Ленский сыграл бы роль комического персонажа, похожего на
Самойлова костюмом, повадками, манерой говорить и внешностью.
Антрепренер передал Ленскому приказание царя и выбрал подходящий спектакль.
К подъему занавеса император и Самойлов были уже на своих местах.
Когда Ленский вышел на сцену, все зрители единодушно вскрикнули, настолько это была точная копия Самойлова; когда же он заговорил и стал жестикулировать, восхищение еще усилилось: у всех было полное впечатление, что это говорит и жестикулирует сам Самойлов.
Император дал знак аплодировать, и весь зал разразился аплодисментами. Самойлов кричал "браво" вместе со всеми и, казалось, целый вечер необычайно веселился.