После спектакля он направился за кулисы и вошел в уборную Ленского в ту минуту, когда актеру передавали от императора тысячу рублей.
— Вы были очаровательны, дорогой Ленский, — сказал он актеру, — это был я с головы до ног, жесты, интонация, манеры… Однако в вашем костюме кое-чего недостает: вот этих трех бриллиантовых пуговиц. Хотелось бы, чтобы они были покрасивее, но, какие они ни есть, я дарю их вам.
Он оторвал пуговицы от своей рубашки и отдал их Ленскому.
Пуговицы стоили двадцать тысяч рублей.
Летом, каждое утро, император Николай вставал в промежутке от четырех до пяти часов, а зимой — от пяти до шести. Часом позже он неизменно совершал прогулку по Адмиралтейскому бульвару. Никто, под страхом немедленного ареста, не должен был приближаться к нему.
Однажды император повстречался с нашим соотечественником Верне, актером Французского театра в Санкт-Петербурге; он остановил его, поговорил с ним о новой пьесе, в которой актеру предстояло играть в театре в тот вечер, спросил у него, кто ее сочинил, хороша ли его роль, ну и все в таком роде.
Как только они расстались, Верне арестовали полицейские, никогда не терявшие императора из виду.
Вечером император идет в театр, садится в свою ложу и, против обыкновения, ждет целых пять минут, а занавес все не поднимается. Он посылает адъютанта узнать, в чем причина такой задержки. В ложу является заведующий постановочной частью и, весь дрожа, сообщает, что с господином Верне, должно быть, случилось нечто серьезное: он не пришел в театр; к нему послали домой и там узнали, что он вышел из дома в восемь часов утра и не вернулся.
— Вот как! — промолвил император. — А ведь я его встретил этим утром и даже разговаривал с ним.
— Вы с ним разговаривали? — спросил граф Орлов.
— Да, я поинтересовался у него подробностями сегодняшнего спектакля.
— Ну, тогда я знаю, где он.
— И где же он?
— Да, арестован, черт побери!
Граф Орлов отдает приказ своему адъютанту; десять минут спустя раздаются три удара, занавес поднимается, и Верне появляется на сцене.
В первом антракте император идет за кулисы, останавливает Верне, высказывает ему сожаление по поводу того, что произошло, и спрашивает, что он может сделать ему приятного.
— Государь, — отвечает ему Верне, — будьте добры, не оказывайте мне впредь чести разговаривать со мной, когда вы меня встретите.
Мы сказали, что императора всегда сопровождали полицейские.
Однажды зимним утром он заметил, как один из этих полицейских на виду у него сходит с изящных дрожек и, запахнувшись в хорошую шубу, идет следом за ним, в то время как на самом императоре, как всегда, была старая шинель.
Он делает полицейскому знак подойти; тот повинуется.
— Я уже не в первый раз вижу вас, сударь, — говорит ему император.
Полицейский поклонился.
— Кто вы такой?
— Квартальный надзиратель квартала Зимнего дворца.
Чин квартального надзирателя соответствует нашему полицейскому комиссару.
— Какое у вас жалованье?
— Двести рублей, государь.
— В месяц?
— В год, государь.
— Почему же вы так хорошо одеты?