Между тем он получил несколько писем от одного известного врача из Нью-Йорка. Врач предлагал Хьюму свое гостеприимство. Молодой человек принял это предложение.
Будучи врачом, хозяин дома, в котором поселился Хьюм, был человеком неверующим. Однако духи не желали, чтобы их любимец оставался у безбожника, и завлекли его в Бостон.
Именно там Хьюм начал давать свои сеансы. Раз уж он решил, что в его тело вселился дьявол, то, по крайней мере, следовало извлечь из этого всю возможную пользу.
С этого времени и началась та неслыханная слава, которая сопровождает его повсюду.
Чтобы увидеть его, люди приезжали из всех самых отдаленных уголков Америки, а только одному Богу известно, сколько в Америке с ее площадью в двести семьдесят семь тысяч квадратных льё подобных уголков!
Вскоре молодой человек понял, что он больше ни в ком не нуждается и сам по себе является собственной рекомендацией.
Однако в пору этих успехов у Хьюма возобновилось кровохарканье.
Он консультировался у лучших европейских врачей, которые посоветовали ему совершить путешествие в Италию.
Но пойти на такой серьезный шаг и покинуть Америку, не посоветовавшись с духами, он не осмелился.
Духи, к которым он обратился за советом, придерживались того же мнения, что и врачи.
Ничто больше не удерживало Хьюма в Бостоне.
Распрощавшись с Соединенными Штатами, Хьюм пересек Атлантический океан, достиг Англии и в апреле 1855 года прибыл в Париж.
Там он провел лето.
Он чувствовал себя еще плохо, и сеансы сильно утомили бы его; не говоря никому ни слова о своих необычайных способностях, он ограничился тем, что начал изучать французский язык.
С помощью духов-полиглотов это стало для него просто развлечением: через пять месяцев Хьюм говорил по-французски так же, как он говорит сейчас, то есть превосходно.
В сентябре он отправился во Флоренцию.
Как только Хьюм прибыл в город Медичи, ему нанесла визит миссис Троллоп, знаменитая путешественница. Она пыталась встретиться с ним и раньше, когда он был проездом в Лондоне, но Хьюм, которому тогда очень нездоровилось, ее не принял.
Однако во Флоренции его самочувствие улучшилось, и он не видел никакой помехи тому, чтобы принять миссис Троллоп.
Но стоило миссис Троллоп войти в дом Хьюма, а вернее, стоило Хьюму войти в дом миссис Троллоп, как у него не стало возможности отказываться от выступлений.
Пришлось возобновить сеансы.
Хьюм находился в это время в расцвете своих сил, и духи не покидали его ни на минуту: куда бы он ни направлялся, под рукой у него всегда было два или три духа.
Никогда султану в Константинополе, шаху в Исфахане, радже в Лахоре или Кашмире их невольники не служили с большим проворством и преданностью.
Он творил чудеса, которые мне, к моему глубочайшему сожалению, не довелось увидеть; особенно сильное впечатление производили сеансы у г-жи Орсини, дочери Григория Орлова, и у очаровательной мадемуазель Венцель. Я знал их обеих: у них были тогда самые приятные дома во Флоренции; теперь обе они уже скончались.
Госпожа***, женщина в высшей степени благородная, добрый гений всех французов, стала их преемницей и заняла их место, не заставив при этом забыть о них и не забывая о них сама.
В этих домах духи творили нечто сверхъестественное, и это доказывало, что им по нраву люди благородные.
Они поднимали столы, устраивали бег с препятствиями для диванов и кресел, играли двумя бесплотными руками на рояле и, наконец, самое удивительное, заставили дух отца написать на бумаге пять слов своей дочери:
«Моя дорогая Антуанетта…
Григорий Орлов».
Почерк был настолько поразительно похож на почерк покойного, что все до единого друзья графа, которым показывали эту записку, тотчас узнавали его руку.
Но во Флоренции опасно слишком увлекаться чудесами, и пример тому Савонарола, которого заживо сожгли за то, что он чересчур самозабвенно предавался этому занятию. Хьюму дали знать, что им заинтересовалась святая инквизиция, и он вместе с графом Александром Браницким отправился в Неаполь.