Хьюм тотчас отправляется в Париж, встречается там со своими врачами, которые велят ему не теряя ни минуты ехать в Италию.
Он остается в Париже лишь на то время, какое понадобилось, чтобы немного привести дела в порядок, а затем едет в Рим.
Там граф Кушелев слышит разговоры о нем и изъявляет желание, чтобы его представили знаменитости.
Хьюм не возражает.
Он утратил дар пугать людей, но сохранил дар нравиться им. Он стал часто бывать у графа, и спустя месяц была оглашена его помолвка с сестрой графини Кушеле-вой.
Свадьбу, однако, решили сыграть непременно в Санкт-Петербурге.
С этого времени Хьюм, которого рассматривают как зятя, стал членом семьи. Он последовал за графом и графиней в Неаполь, в Сорренто, во Флоренцию и в Париж, где я его и встретил, когда он, словно простой смертный, а вернее, словно взрослый ребенок, играл в салоне гостиницы «Три императора» с Сашей, Синьориной, Мышкой и Черепахой.
Но тут я замечаю, что мною названы три совершенно неизвестных публике персонажа.
А потому скажем в нескольких словах, кто такие Синьорина, Мышка и Черепаха, и, как только вам станет известно все то, что вам необходимо узнать, дорогие читатели, мы сможем тотчас же приступить к путешествию.
IV. ДВЕ МИНУТЫ НА РАЗМЫШЛЕНИЯ
Синьорина, Мышка, Черепаха — это три особи собачьей, кошачьей и пресмыкающейся пород, и я уже говорил вам прежде, что мне еще предстоит к ним вернуться.
Синьорина — это кошка, Мышка — это собачка, а Черепаха — это просто черепаха.
Говорил ли я вам, кто такая Синьорина? Возможно, и говорил.
Я ведь пишу быстро, предпочитая не прерываться во время работы, и потому нередко могу забыть что-нибудь, а порой и повториться. Синьорина — римлянка. Граф осматривал магазин известного мозаичиста Галанти, намереваясь сделать там покупки, но позднее, когда он сможет прицениться к приобретаемым им предметам.
Внезапно Синьорина подскочила к графине, выгнув спину и мурлыча.
— Ах, какая красивая кошка! — воскликнула графиня.
— Она принадлежит вам, ваше сиятельство, — промолвил Галанти.
Графиня поинтересовалась ценой кошки; Галанти ответил, что Синьорина дарится, а не продается. Графиня взяла Синьорину бесплатно, но граф накупил у Галанти мозаики на сорок тысяч франков.
Так что, вполне возможно, Синьорина оказалась оплачена, причем оплачена весьма щедро.
Однако одно обстоятельство беспокоило графиню: известно, что кошка — создание домашнее, которое привязывается к месту, а не к хозяину, и потому графиня опасалась, что при всех ее шагах навстречу Синьорине та к ней так и не привяжется, а останется привязанной к дому синьора Галанти.
Но вскоре она успокоилась: Синьорина принадлежала к исключительно редкой породе кошек-путешественниц и обладала шишкой на черепе, отвечающей за тягу к перемене мест. Едва оказавшись в покоях графини и выбравшись из ее муфты, она встряхнулась, вылизала свою белоснежную шерстку, похожую на мех горностая, погляделась в зеркало и принялась разгуливать по комнатам.
Войдя в спальню, Синьорина всем своим явно удовлетворенным видом дала знать, что здесь ее странствия и завершатся, легко вспрыгнула на кровать, свернулась клубком и, выставив розовый носик, задремала.
Ни разу и нигде не стала она причиной каких-либо затруднений и тревог: в момент отъезда ее помещали в корзинку, чему она вначале противилась, но с чем в конечном счете примирилась, не прекращая, однако, показывать, что эта процедура ей неприятна; так она и путешествовала: на остановках высовывала голову из корзинки, съедала пирожок, выпивала немного воды из стакана и сама вновь пряталась под крышку.
По прибытии в гостиницу она отряхивалась, вылизывала шерстку, оглаживалась, оглядывала себя, а затем, обойдя комнаты, вспрыгивала на кровать графини, где, надлежащим образом поужинав, проводила ночь, никому не докучая.
Так Синьорина переехала из Рима в Неаполь, из Неаполя в Сорренто, из Сорренто во Флоренцию и из Флоренции в Париж.
Однако между Эксом и Турином случилось серьезное происшествие.
Большую часть багажа было решено отправить вперед.
Среди отправленных вещей оказалась и корзинка с Синьориной.
Это обнаружилось в ту минуту, когда все усаживались в вагоны. Поезд тронулся, и вернуть Синьорину уже не было возможности.
Все утешали себя тем, что ее можно будет забрать по пути, на той станции, куда должна была прибыть поклажа.