Но поезд был скорый, и потому на этой станции он не остановился. Состав проехал мимо нее, к великому горю графини, которая только теперь поняла, какое место в ее сердце занимает Синьорина.
На следующей остановке, воспользовавшись телеграфом, отправили депешу, обращенную к начальнику станции и начальнику телеграфной службы.
Были посланы сто франков служащим за причиненное беспокойство, еще пятьдесят на пропитание Синьорины и, наконец, просьба доставить ее в особняк Ротшильда в Париже.
Спустя два дня после того, как граф прибыл в Париж и обосновался в гостинице «Три императора», туда же прибыла и Синьорина: она превосходно перенесла злоключения, как и полагается кошке, которая знает себе цену и верит в то, что о ней позаботятся. Она прошлась по гостиным богатого банкира, которые не ослепили ее своим великолепием, и в первый раз, возможно, с радостью прыгнула в свою корзину, когда ей сообщили, что она покидает дворец на улице Лаффит.
Прибыв в гостиницу, Синьорина совершила свой обычный осмотр покоев и, как всегда, улеглась на постель графини, чтобы отдохнуть от усталости, к которой на этот раз добавилось столько волнений.
История двух других животных короче, и перипетии, связанные с ней, не столь бурные.
Мышка — это терьер самой мелкой породы. Он черный, без единого белого волоска. Его привезли графу, в то время когда он находился в Париже, из Лондона: это был подарок от одного молодого англичанина, г-на Дер-линга, с которым граф познакомился в Риме.
Дерлинг прибыл с Голубой реки; он поднимался на двести льё выше Хартума, охотился на слонов, гиппопотамов, страусов, крокодилов и газелей; ему, как и всем тем, кто достигал восьмого или седьмого градуса широты, приходилось много слышать об единороге, но так и не довелось его увидеть.
До поездки по Голубой реке он побывал в Лахоре, в Дели и в Бенаресе.
Что же касается черепахи, которую зовут просто Черепахой, то она была куплена у Шеве, чтобы развлечь Сашу.
Это было (впрочем, таким оно остается еще и сегодня) довольно угрюмое существо, которое, не присоединяясь ни к какой беседе, прячется по углам и молча жует листок салата или кружок моркови — свою скудную пищу.
Ну и каким же образом я свел знакомство с графом, графиней, незаменимым и вездесущим Дандре, доктором Кудрявцевым, профессором Рельченским, маэстро Иллю-стриссимо, мадемуазель Александриной, господином Александром (Сашей), мадемуазель Элен, мадемуазель Аннеттой, поэтом Полонским и волшебником Даниелом Хьюмом? Именно это мне и остается рассказать вам, дорогие читатели, равно как и изложить причины, которые побудили меня отправиться в Россию и которые я рад пояснить вам во всей их простоте, принимая во внимание, что вам, уверен, уже рассказали, будто я отправляюсь в Санкт-Петербург, имея намерение написать пьесу для Комеди-Франсез и питая надежду получить орден Святого Станислава, хотя это ни в коей мере не является правдой, честное слово!
Мой рассказ будет краток.
Хьюм в ту пору, когда его дарование проявлялось в полную силу, не раз просил, чтобы его представили мне, или выражал желание, чтобы я присутствовал на его спиритических сеансах; однако ни знакомство, ни участие в сеансах так и не состоялись, но не потому, что у меня не было на это большого желания, а из-за моей вечной занятости; так что я больше уже не слышал разговоров о знаменитом вызывателе духов, как вдруг однажды один мой хороший приятель, а точнее сказать, двое моих хороших приятелей — граф Сансийон и Делааж — явились ко мне и заявили:
— Кстати, завтра мы привезем к вам Хьюма.
Дорогие читатели, позвольте мне прерваться, чтобы представить вам графа де Сансийона, одного из самых элегантных, самых умных, самых безупречных наших дворян.
Ему еще предстоит путешествовать вместе со мной по Волге, Уралу, Каспийскому морю, Кавказу, Крыму и Дунаю, и, стало быть, будет хорошо, если он не останется для вас посторонним.
Семейные дела задержали его в Париже, но он должен присоединиться к нам, и я жду, что это произойдет в самом скором времени.
Что же касается Делаажа, то вы его знаете, не правда ли? Он автор нескольких книг по оккультным наукам, книг, которые наделали немало шуму по всему свету.
Итак, Сансийон и Делааж заявили: «Завтра мы привезем к вам Хьюма». И я сказал им в ответ:
— Приезжайте вместе с ним обедать.
Именно такой способ знакомства кажется мне предпочтительным, ибо, как и все великие труженики, я ничего так не боюсь, как быть оторванным от работы, хотя такое все равно происходит раз пятьдесят иди шестьдесят на дню; и в итоге, поскольку обедать так или иначе нужно — больше или меньше, лучше или хуже, быстро или долго, — я обычно принимаю за обеденным столом тех, кого хотят мне представить, если только они согласны быть принятыми таким образом и без всяких церемоний.
Именно с этой целью я позволяю распространяться слуху обо мне как о хорошем кулинаре.
На следующий день Сансийон, Делааж и Хьюм явились ко мне в половине седьмого, и знакомство состоялось, пока мы поглощали консоме, рецепт которого я сообщу вам в один из ближайших дней.
Избегая беседовать с Хьюмом о его прежних триумфах в Париже и при дворе, поскольку у меня были опасения, что мысль о временной потере его дара способна помешать его пищеварению, я завел беседу на тему своих путешествий, и он стал говорить о Риме, Неаполе и Флоренции.
Хьюм рассказал мне, как в Риме он свел знакомство с графом и графиней Кушелевыми и как стал женихом свояченицы графа, а затем робко добавил, что граф и графиня, узнав, что он едет ко мне обедать, изъявили желание со мной познакомиться.
— Пусть тогда граф и графиня Кушелевы окажут мне честь, приехав ко мне на обед, — заявил я, верный своим принципам, — и я познакомлюсь с ними так же, как познакомился с вами.
— Не приличнее ли будет вам лично пригласить их? — спросил Хьюм.
— Прекрасно; я буду иметь честь представиться им завтра в гостинице «Три императора».
— Почему же не сегодня вечером?