На вокзале в Ахене появился другой служащий.
— Ваши билеты? — спросил он.
Билеты были ему предъявлены.
— Отлично. С вами собаки?
— Вот их билеты, — ответил Дандре.
Служащий, проверив билеты, несомненно удалился бы, подобно своему коллеге, но тут Душка, поняв, по-видимому, что речь идет о ней, высунула нос из шалей и кружев, в которых она была скрыта, и залаяла пруссаку прямо в лицо.
— Так у вас собаки! — воскликнул тот едва ли не с угрозой в голосе.
— Вам об этом известно, вот их билеты.
— Да, но собаки не должны ехать в тех же вагонах, что и пассажиры.
— Но почему?
Нам пришлось бы, вне всякого сомнения, выслушать разъяснения достойного служащего, но в эту минуту раздался свисток и поезд тронулся с места.
Пруссак простоял еще какое-то время на подножке вагона, с ожесточением повторяя предписание: «Собаки не должны ехать в тех же вагонах, что и пассажиры». Но затем наступило мгновение, когда он, под угрозой отправиться вместе с нами в Кёльн, был вынужден спрыгнуть на перрон.
Весь следующий перегон наш разговор вертелся вокруг одной и той же темы: «Почему в Пруссии собаки не должны ездить в тех же вагонах, что и пассажиры, если это разрешается во Франции?»
Никто из нас не разбирался достаточно в таких материях, чтобы ответить на этот вопрос.
На первой же станции, едва поезд остановился, на подножку вагона вспрыгнул железнодорожный служащий.
Выглядел он разъяренным.
— Собаки! — закричал он.
Нами, судя по всему, уже полностью перестали интересоваться.
— Что значит «собаки»?
— У вас собаки.
— Вот их билеты.
— Собаки не должны ехать в тех же вагонах, что и пассажиры.
Мы явно были близки к разгадке этой тайны.
— Но почему? — спросил Дандре.
— Потому что они могут помешать пассажирам.
— Но в данном случае это исключено, — возразил на превосходном немецком языке граф, который в первый раз взял слово, — ведь собаки наши.
— Это ничего не значит, они могут помешать пассажирам.
— Но ведь здесь нет других пассажиров, кроме нас, — продолжал настаивать граф.
— Они могут вам помешать.
— Но они нам не мешают.