Мы снова шли в открытом море.
Около десяти утра, в одно и то же время, справа стал виден свет маяка, а слева показались темные очертания земли.
Маяк, построенный на каких-то скалах, — это Кок-шер.
Земля — это Эстония, которую Петр Великий присоединил к России по Ништадтскому миру в 1721 году.
Император Александр I опробовал на эстонцах свои первые проекты освобождения крестьян ив 1816 году дал им свободу.
По мере того как наш пароход приближался к суше, мы стали различать берега, покрытые лесом, который, казалось, рос прямо из воды. Дело в том, что воды Балтики имеют свойство не наносить вреда растительности, так что деревья, растущие на берегу, окунают прямо в них свои ветви; по правде говоря, влияние Невы ощущается во всем Финском заливе. Вода в нем вплоть до Кронштадта, если следовать со стороны Санкт-Петербурга, почти пресная, и ее можно пить. Море, в сущности говоря, доходит только до Ревеля, и те рыбы, каким привычно обитать в горьковато-соленой воде, не заплывают дальше него; вот почему в Санкт-Петербурге едят только пресноводную рыбу.
Местами, выделяясь на темной зелени леса, на берегу белело по нескольку домиков.
К полудню начал вырисовываться силуэт города с тремя колокольнями, возвышающимися над домами.
Это был Ревель, или Реваль: во Франции говорят обычно — Ревель, а на Балтике — Реваль.
Если верить преданию, связанному с основанием столицы Эстонии, то следовало бы говорить Реваль или даже Рефаль.
Вальдемар I, король Дании, захватил в 1200 году замок Линданис, что давало ему возможность овладеть всей Эстонией. Замок был превосходно расположен: он стоял на отвесной скале у берега моря. Место казалось словно заранее созданным для столицы нового королевства, которое датский король задумал основать по другую сторону Балтики; пояс крепостных стен поднялся вокруг города, еще не получившего названия; но однажды, когда Вальдемар охотился на косулю, животное бросилось вниз с высоты обрыва и, падая, сломало себе ноги.
— Вот и имя для моего города нашлось, — сказал Вальдемар, — он будет называться Рефаль — Падение косули.
Ревельцы, побежденные, а не покорившиеся, сохранили многие свои вольности, которыми они очень дорожили, о чем свидетельствует следующая легенда.
Одной из привилегий ревельских горожан было право вершить в своем городе правосудие, рассматривая как мелкие дела, так и важные, и вынося смертные приговоры.
Право это ничем не было ограничено и могло действовать даже в отношении знати.
И вот случилось так, что в 1535 году по приказу некоего барона Икскюля фон Ризенберга, действовавшего вопреки этому праву, в черте города был удавлен крестьянин.
С этого часа барон Икскюль оказался виновен в нарушении законов Ревеля.
Городской суд объявил его вне закона.
Барон не придал значения этому постановлению и в тот же день отправился прогуляться по улицам Ревеля. Но не прошел он и ста шагов, как был арестован, несмотря на оказанное им сопротивление.
Состоялся судебный процесс, и убийцу, хотя он и был бароном, приговорили к смерти.
И тогда его семья, которая начала осознавать серьезность происходящего, стала хлопотать, просить, умолять, предлагать плату за кровь и выкуп за барона, но все оказалось бесполезно.
Барон, приговоренный к смерти, был повешен и погребен у ворот, именуемых Кузнецкими.
Затем, через много лет, возможно век спустя, к власти вновь пришла аристократия, и между буржуазией и знатью был заключен договор, в соответствии с которым эти ворота надлежало заделать каменной кладкой.
Ворота заделали, и с тех пор надгробный камень с именем покойного и описанием совершенного им преступления уже нельзя было больше увидеть.
Но в 1794 году, когда буржуазия восстановила свое влияние, Кузнецкие ворота открыли вновь, и памятник народному правосудию опять оказался выставлен на всеобщее обозрение.
Другой памятный знак, подтверждавший право неограниченного применения городских вольностей, существовал в Ревеле до самого последнего времени: он находился в церкви святого Николая, отчетливо различимой с борта нашего парохода — для этого даже не надо было вставать с места.
Этим памятным знаком служило мумифицированное тело герцога Карла Евгения де Круа, князя Священной Римской империи, маркиза ди Монте Корнето и ди Ренти.
Тело это находилось в собственности славного ризничего, показывавшего его за умеренное вознаграждение, размеры которого, надо отдать ему справедливость, он оставлял на усмотрение посетителя.
Герцог де Круа, принадлежавший к той старинной и прославленной бельгийской семье, чьи предки состояли в родстве с королями Венгрии, родился в середине XVII века. Он состоял на службе у датского короля Кристиана V, который произвел его в генерал-лейтенанты, а потом у Леопольда I, который произвел его в фельдмаршалы и назначил главнокомандующим армией — в этом звании он воевал с турками и одерживал над ними многочисленные победы. Со службы в Австрии он перешел на службу в Саксонии и, наконец, в России. Раненный под Нарвой, герцог был взят в плен Карлом XII и поселен в Ревеле.
Там он и умер 20 января 1702 года.