Из этих трех лошадей средняя бежит только рысью, а левая и правая — только галопом; средняя рысит, низко опустив голову, и называется «поедатель снега». Две другие, на которых приходится лишь по одной вожже, привязаны к оглобле за середину туловища и галопируют, изогнув голову в сторону: одна вправо, другая влево. Их называют «бешеными».
Упряжка, таким образом, во время бега похожа на раскрытый веер.
Управляет тройкой кучер, в котором ездоки должны быть вполне уверены, если, конечно, есть на свете кучер, в котором можно быть вполне уверенным.
К задней части повозки веревкой или, для большей надежности, цепью привязывают поросенка.
Веревка или цепь должны быть длиной около двенадцати метров.
Поросенка бережно доставляют в повозке до опушки леса, где рассчитывают начать охоту.
Там его ссаживают на землю, кучер отпускает поводья, и лошади бегут: средняя в тройке — рысью, боковые — галопом.
Поросенок, не привыкший к такому аллюру, испускс:;т жалобный визг, который вскоре переходит в вопли.
Как только начинаются эти вопли, появляется первый волк и устремляется вдогонку за поросенком; потом появляются два волка, потом три, потом десять, потом пятьдесят волков.
Все они борются за поросенка, дерутся друг с другом, стараясь приблизиться к нему и дотянуться до него: одни когтями, другие зубами.
Бедняга переходит от воплей к отчаянным крикам.
Эти крики будят волков в самых дальних уголках леса.
Все хищники на три льё в округе сбегаются, и тройку преследует уже целая стая.
Вот тогда-то и становится необходимым хороший кучер.
Лошади, испытывающие инстинктивный ужас перед волками, впадают в безумие.
Та, что бежала рысью, скачет галопом, а те, что галопировали, закусывают удила.
Все это время охотники стреляют наугад, поскольку целиться нет необходимости.
Поросенок визжит, лошади ржут, волки завывают, ружья грохочут.
Такому концерту позавидовал бы и сам Мефистофель на шабаше.
Упряжка, охотники, поросенок, стая волков — уже не более чем подхваченный ветром смерч, который взметает вокруг себя снег и, словно грозовая туча, мечет молнии и громы.
Пока кучер не теряет управления лошадьми, как бы они ни обезумели, — все идет хорошо.
Но если он перестает держать их в руках, если упряжка зацепилась, если тройка опрокинулась — тогда все кончено.
На следующий день, через два дня, через неделю будут найдены обломки коляски, стволы ружей, скелеты лошадей и наиболее крупные кости охотников и кучера.
Прошлой зимой князь Репнин устроил такую охоту, и она едва не стала последней в его жизни.
Оказавшись вместе с двумя своими друзьями в одном из принадлежащих ему имений, которое граничит со степью, он решил поохотиться на волков или, скорее, дать волкам поохотиться на себя.
Были приготовлены широкие сани, в которых легко, не стесняя своих движений, могли разместиться три человека; в сани запрягли трех лошадей, а управлять ими доверили многоопытному кучеру, местному уроженцу.
Каждый охотник имел при себе пару двуствольных ружей и полторы сотни патронов. Места распределили следующим образом: князь Репнин сидел спиной к кучеру, а друзья князя расположились по бокам саней, спиной друг к другу.
И вот они приехали в степь, то есть в бескрайнюю пустыню, покрытую снегом.
Охота была ночная.
Полная луна блистала на небе, и лучи ее, отраженные снегом, распространяли такое сияние, что оно могло поспорить с дневным светом.