Он направил лошадей к дому и отпустил вожжи.
Благородные животные, которые, казалось, и так уже неслись во весь опор, подстегиваемые страхом, удвоили скорость и отчаянными прыжками устремились вперед.
Кучер подбодрил их еще больше резким свистом в тот миг, когда они описывали дугу, которой предстояло рассечь один из концов волчьего полумесяца. Волки расступились, пропуская лошадей, и охотники приготовились взять зверей на прицел.
— Ради Бога, — крикнул им Иван, — если хотите жить, не стреляйте больше!
Его послушались.
Волки, удивленные этим неожиданным маневром, на минуту остановились в нерешительности.
За эту минуту тройка преодолела целую версту.
Когда звери бросились в погоню за санями, было уже поздно: они не смогли догнать упряжку.
Четверть часа спустя охотники уже были недалеко от дома.
Князь утверждал, что за эти пятнадцать минут его лошади пробежали более двух льё.
На следующий день он верхом отправился на поле боя: там оказалось более двухсот волчьих скелетов.
Как видите, такая охота — волнующее занятие.
Однако тех, кто соблаговолит встревожиться за мою судьбу, прошу не беспокоиться раньше времени: мы рассчитываем устроить в лесах князя Трубецкого обыкновенную облаву, а не охоту на тройке.
XIV. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ПЕТЕРБУРГОМ
В то время как князь Трубецкой рассказывал мне о всякого рода драматических поворотах этой охоты, Санкт-Петербург, казалось, постепенно вставал из вод на краю залива. Повсюду сверкали церковные купола, хотя и не столь высокие, как тот, что первым бросился нам в глаза: одни позолоченные, как купол Исаакиевского собора, другие лишь усеянные звездами. То были купола Казанского, Троицкого и Никольского соборов.
Мы уклонимся от перечисления других культовых зданий Санкт-Петербурга, упомянув, что здесь не сорок сороков церквей, как некогда было в Москве, а сорок шесть приходских и кафедральных соборов, сто дополнительных церквей и сорок пять семейных часовен, и все вместе они располагают шестьюстами двадцатью шестью колоколами.
Впрочем, все эти сооружения расположены не очень живописно, поскольку Санкт-Петербург построен на плоской равнине.
Прежде всего притягивают взгляд два отвратительных желтых здания, которые по виду напоминают казармы, с двумя зелеными куполами.
Эти зеленые купола венчают две часовни какого-то кладбища.
Русские предпочитают красить в зеленый цвет купола своих церквей и крыши своих домов; в том и другом случае подобный выбор не кажется удачным, ибо зеленый цвет куполов резко выделяется на фоне небесной синевы, а зеленый цвет крыш никак не вяжется с зеленью деревьев.
Правда, небо здесь не так уж часто бывает синим, а деревья не так уж долго зеленеют.
— У нас здесь не лето и зима, — говорила Екатерина, — а белая зима и зеленая зима.
Через некоторое время мы вошли в Неву, которая в своем устье раз в шесть шире Сены, проплыли вдоль Английской набережной и, наконец, пристали около Николаевского моста, торжественно открытого восемь лет назад.
Во времена Петра I мостов через Неву не было. Этот завзятый моряк считал, что каждый обитатель его города должен быть моряком, как и он сам.
Реку пересекали на лодках, что не всегда было безопасно.
Нас встречало от двадцати пяти до тридцати человек.
Внезапно Хьюм, который полностью пришел в себя после обильных даров, принесенных им рыбам Финского залива, захлопал в ладоши, подпрыгнул от радости и обнял меня.
Среди встречавших он увидел свою невесту.
Ну а лично меня никто не встречал, и никого из знакомых я увидеть не ожидал.
На этот раз переход с «Коккериля» на набережную был легок, ведь нас не отягощал даже багаж.