После ознакомления во флоте с приказом и сообщением, с некоторых судов ушло небольшое число людей, в том числе из Корпуса корабельных офицеров. Это преимущественно были семейные люди, местные уроженцы или мобилизованные Мелитопольского уезда[48].
В армейских частях приказ был понят по-разному. Одни по пути к местам посадки принимали в свои ряды всех желающих эвакуироваться, и отряды порой возрастали вдвое. Другие понимали ограниченность средств флота, поэтому пленным красноармейцам и всем, кому не должна была угрожать опасность расстрела, предлагали остаться: расставаясь с боевыми друзьями, солдаты плакали. Все стойкие части отходили, как правило, в полном составе[49].
13 ноября, когда стало ясно, что белые войска оставляют Крым, Керчь-Еникальская городская дума провела внеочередное собрание в составе 23 гласных, которое открылось в 13:25. Среди прочего обсуждался вопрос эвакуации городского общественного банка, причём председатель думы местный благочинный Владимир Григорьевич Станиславский заявил, что имущество и ценности нельзя вывозить неизвестно куда и на чьё попечение — это лишь уменьшит государственные резервы и усилит народное бедствие. Сам протоиерей Владимир объявил, что остаётся в городе, и просил гласных принять возможные меры к успокоению населения, взволнованного злонамеренными, по его мнению, слухами по поводу грядущих с приходом советской власти опасностей. Дума приняла решение не эвакуировать банк и содействовать прекращению паники среди горожан, а также обратиться к профессиональным союзам за помощью в организации охраны города в переходный период[50].
У входа в Керчь-Еникальский пролив с начала лета 1920 года стоял на якоре линейный корабль «Ростислав», преграждая путь Азовской военной флотилии красных. Ходовые машины не действовали вследствие подрыва англичанами в апреле 1919 года цилиндров высокого давления, но сохранивший артиллерию линкор использовался белым флотом как плавучая батарея.
Посёлок Глейки, мыс Фонарь — вход из Азовского моря в Керчь-Еникальский пролив, весна 1918 года (из собрания библиотеки де Гольера при Южном методистском университете, Техас)
В ноябре, когда положение на фронте ухудшалось с каждым днём, на «Ростислав» приходили неясные сведения о возможном переводе на другое место, а 13 ноября капитан II ранга М. В. Домбровский собрал офицеров в своей каюте и объявил о предстоящей эвакуации, которая стала полной неожиданностью для всех. Затем это известие было донесено и остальным членам экипажа. Согласно приказу Главнокомандующего, каждому предстояло самостоятельно решить, оставаться или уходить с армией в неизвестность. Но из полутора сотен членов команды «Ростислава» остаться предпочли лишь десяток человек старшего возраста, которые не могли бросить свои семьи на произвол судьбы, но и они с усердием принялись готовить корабль к эвакуации.
14 ноября у «Ростислава» ошвартовался вооружённый ледокол «Джигит», на который в течение всей ночи команда дружно, без перерыва перегружала судовое имущество и скудные продовольственные запасы. По окончании этой работы на «Ростиславе» остались только командир М. В. Домбровский, артиллерийский офицер, инженер-механик, три-четыре офицера и 10–15 специалистов для обслуживания механизмов и дежурных 6- и 10-дюймовых орудий. Остальные члены команды под начальством исполнявшего обязанности старшего офицера князя Владимира Владимировича Шаховского перешли на «Джигит», который ушёл в Керчь днём 15 ноября, а несколько ранее ему на смену подплыла канонерская лодка «Страж». Последней было поручено снять людей с «Ростислава» на заключительном этапе эвакуации. Оставшаяся на линкоре часть команды продолжала нести службу, тщательно наблюдая за горизонтом, но ничего подозрительного не происходило. Однако 15 ноября в 22:30 были замечены белый и красный огни, о чём командир «Стража» немедленно доложил начальнику 2-го отряда. Допуская возможность прихода неприятельских судов из Азовского моря, адмирал приказал срочно разводить пары миноносцам «Дерзкий» и «Беспокойный», чтобы выступить с рассветом для поддержки обездвиженного линкора. Но, как вскоре выяснилось, огни, вероятно, принадлежали только дозорному судну красных, проводившему разведку местоположения «Ростислава». Всё время эвакуации вооружёнными катерами велось патрулирование пролива[51].
Вид с горы Митридат на буфет у Графской пристани. На заднем плане — керченская крепость на мысе Ак-Бурун, весна 1918 года, во время немецкой оккупации (из собрания библиотеки де Вольера при Южном методистском университете, Техас)
Линейный корабль «Ростислав» (Мельников Р.М. Эскадренный броненосец «Ростислав». 1893–1920. — СПб., 2006)
14 ноября связь по проводам с Севастополем, как и ожидалось, была утрачена. Контр-адмирал М. А. Кедров, который во время Крымской эвакуации находился рядом с Главнокомандующим П. Н. Врангелем, распорядился по радио, чтобы М. А. Беренс сообщил ему на крейсер «Генерал Корнилов» о ходе эвакуации в Керчи. Но, не получив донесений и не надеясь на надёжность связи, просил контр-адмирала Карла Дюмениля послать в Керчь свой миноносец для информирования по радиосвязи о текущем положении[52].
Погрузка войск в Керчи и выход транспортов в море
На подходе Донских частей к Керчи 14 ноября по полкам был разослан приказ, в котором указывалось, когда, в каком порядке и на какое судно предстоит грузиться, и предписывалось выслать вперед квартирьеров[53].
В течение 14 ноября суда продолжали по очереди подходить за углём к «Дыхтау». В этот день из Керчи в Константинополь самостоятельно ушло моторное судно «Елизавета Валентина де Дио» с 58 людьми на борту. 15 ноября почти все боевые корабли, кроме ледокола «Всадник», на котором был поднят флаг начальника 2-го отряда, и канонерской лодки «Грозный», отошли от берега и стали на позиции в Камыш-Бурунском створе. Канонерская лодка «Урал» была направлена крейсировать по каналу до входа в Азовское море[54].
На рассвете 15 ноября донцы вступали в Керчь. На окраине города их встречали квартирьеры и батальон офицеров Керченского гарнизона, призванный обеспечить порядок в порту. Казакам указывали дорогу к пристани и сообщали правила погрузки. Во избежание скученности и неудобств в городе, войскам было приказано оставить всех лошадей и обозы при въезде в Керчь. Каждому полку разрешалось взять с собой лишь несколько подвод для казённого имущества, запасов продовольствия и тяжёлых вещей. Характер войны в Северной Таврии требовал быстрого маневрирования, а потому пехота преимущественно перемещалась на подводах. Кроме того, все пулемёты возились на тачанках, число которых могло доходить до сотни на полк. Тысячи лошадей и запряжённых повозок остались за городом. Ехавшие в обозе старики, женщины и дети нестройными кучками толпились у войсковых колонн.
Начальник штаба 3-й Донской дивизии генерал-майор Сысой Капитонович Бородин вспоминал:
«Съ восходомъ солнца 2 (15) ноября 1920 года многие улицы и площади города Керчи заполнились всадниками въ чёрныхъ и белыхъ папахахъ, въ защитныхъ англiйскаго образца шинеляхъ, съ пиками и безъ нихъ, съ шашками и винтовками за плечами. Во вьюкахъ всадниковъ видны были чёрныя кожаныя и серыя полотняныя доверху наполненныя перемётныя сумы, и сверху сумъ, подпирая заднюю луку, приторочены были одеяла, попоны, мешки съ продовольствиемъ, полушубки. Всадники колоннами входили въ городъ, останавливались и слезали съ лошадей. Не было среди всадниковъ ни шумнаго разговора, ни смеха, ни безшабашной ругани. Каждый посматривалъ въ сторону моря и сосредоточенно думалъ и ждалъ приказания».
Керченские пристани на Александровской набережной у табачной фабрики Месаксуди, весна 1918 года, во время немецкой оккупации (из собрания библиотеки де Гольера при Южном методистском университете, Техас)
С тяжёлым сердцем и слезами на глазах расставались казаки с боевыми конями: одни из чувства вины старались не смотреть в глаза своим лошадям, другие целовали их в морды и, перекрестившись, уходили к пристани. Животные чувствовали, что хозяева их оставляли, пугливо поводили ушами, сиротливо озирались и жалобно всхрапывали. Бойцы шли к месту погрузки пешком, неся оружие и личное имущество, и почти незамедлительно грузились на баржи, развозившие их к транспортам на рейде, или прямо с пристаней — на более мелкие суда. Неизвестно, как пролегал путь через город к Широкому молу и пристаням, но на некоторых участников этих событий Керчь произвела тягостное впечатление: они вспоминали невзрачный и однообразный вид построек, грязные и неровные улицы[55].
В порту широко разносилась весёлая бодрая музыка маршей, которую играл военный оркестр. Но на неё никто не обращал внимания, и даже обычных казачьих песен не звучало — люди были сосредоточенны и молчаливы. Погрузка проходила в полном порядке, не было криков и пьяной ругани, как в Новороссийске.
Повсюду кем-то были расклеены вырезки из свежего номера местной, уже полубольшевистской, газеты с приказом П. Н. Врангеля и обращением правительства. Казаки шёпотом обсуждали разрешение остаться в Крыму на милость победителей. Но слишком широко были известны ужасы большевистской неволи: «Лучше въ море броситься, чемъ опять къ краснымъ попасть», — говорили многочисленные свидетели унижений и жестокостей, совершаемых над пленёнными в Новороссийске казаками. Все предпочли уйти в изгнание, чем остаться в красном отечестве, за малым исключением из бывших пленных красноармейцев, жителей Крыма, санитаров и врачей. Впрочем, никто не думал, что покинет родину навсегда — царила уверенность, что весной начнётся новый поход против большевиков[56].
В 10 часов утра 15 ноября в Керчь прибыло французское посыльное судно «Туль», чтобы забрать подданных Франции и Греции, и после полудня, исполнив свою миссию, ушло в Чёрное море. Весь день продолжалась погрузка, а транспорты, на которых она была окончена, постепенно оттягивались буксирами на рейд. В этот день стало ясно, что войск будет значительно больше запланированных 25 тысяч человек. Вдобавок было получено распоряжение П. Н. Врангеля принять кубанские части, не сумевшие погрузиться в Феодосии и направленные в Керчь. К вечеру погрузка была приостановлена, и суда на ночь отведены в пролив — на них уже находилась 3-я Донская дивизия, интендантство и тыловые учреждения Донского корпуса, керченский гарнизон, гражданские учреждения и беженцы[57].
Вечером М. А. Беренс донёс командующему флотом:
«Эвакуация должна закончиться завтра ночью. Въ такомъ случае выйду съ разсветомъ 4-го (17-го). Нужно около 100 тысячъ пудовъ угля, такъ какъ у меня угля въ обрезъ, на 500 миль. Уголь всё ещё не погруженъ, буду догружаться у Кызъ-Аула. Миноносцамъ нужно 200 тоннъ нефти. Самая острая нужда въ воде для войскъ, такъ какъ «Водолей» неисправенъ, а мастерские разбежались. Приказалъ взять запасъ забортной воды. Имею много мелкихъ судовъ, требующихъ буксировки. Въ последний моментъ узналъ объ отступлении на Керчь Кубанскихъ дивизий, для которыхъ нуженъ тоннажъ на 3000 [человекъ]»[58].
В трудных условиях керченской эвакуации, когда на суда, казалось, удастся попасть не всем, некоторые донцы не преминули припомнить старые обиды уходившим с ними малочисленным группам бойцов бывших добровольческих частей. Марковской дивизии предназначалось грузиться в Севастополе, но накануне эвакуации она оказалась разбросанной по всем участкам фронта, а потому некоторые её части попали и в другие порты. От станции Владиславовки в Керчь пришла пулемётная команда 1-го полка Марковской дивизии, которая несла охрану города вплоть до начала эвакуации, а затем (15 ноября) получила место в угольном трюме парохода «Дыхтау», на котором разместились донские казаки. Последние препятствовали погрузке марковцев, припоминая им новороссийскую эвакуацию, и пришлось даже грозить оружием, чтобы попасть на корабль[59].
Минный заградитель «Дыхтау» в Сухарной балке в Севастополе (из собрания В. В. Костриченко)
В Керчь пришла и 1-я генерала Маркова батарея, которая накануне вела бои с превосходящими силами противника, отступая в Крым в составе Марковской дивизии.
2 ноября все части Русской Армии оставили Северную Таврию и с потерями отошли на полуостров, утратив значительное военное имущество. На следующий день три марковских полка покинули Геническ и не без затруднений переправились на Арабатскую стрелку через узкий дощатый мост, который пришлось ремонтировать. Для прикрытия отступления дивизии на стрелке был оставлен отряд в составе 1-й батареи, в командование которой вступил штабс-капитан Павел Николаевич Каменский, полсотни всадников Зюнгарского калмыцкого полка Донского корпуса и взвод конных разведчиков штаба Марковской дивизии.
Отряд разместился в урочище Геническая Балка и 4 ноября пулемётным и орудийным огнём отбил разведывательные группы красных. Вечером ушёл конный взвод и прибыл 6-й Донской пластунский полк. Командование отрядом принял генерал-майор Алексей Александрович Курбатов и отвёл его на хорошо оборудованную позицию полустанка Водоснабжение. Правый фланг обеспечивал 2-й отряд Черноморского флота, при поддержке которого 7 ноября были обращены в бегство крупные силы противника. Бой закончился контрнаступлением пластунского полка на урочище Геническая Балка, в результате которого было захвачено около тысячи красноармейцев, вещи и оружие которых сожгли в кострах, а раздетых пленных оставили в ближайших хатах. 12 ноября отряд двинулся к Ак-Монаю, а затем — на оборонительные позиции для прикрытия Керчи: в арьергарде шёл Зюнгарский полк, музыканты-трубачи которого, ранее отбитые у красных под Александровском, разбежались во время перехода[60].
В Керчи один из полковников Донского корпуса отказал присланным квартирьерам в погрузке 1-й генерала Маркова батареи, предложив ей направиться в Севастополь, а на возражение, что батарея прикомандирована к Донскому корпусу согласно приказу и погрузить её — вопрос чести, был дан ответ: «Въ Новороссийске вашему корпусу не было дела до донскихъ казаковъ, а теперь — намъ до васъ». Помогло обращение к коменданту пристаней капитану I ранга В. Н. Потёмкину, который вместе с взводом Марковской батареи оборонял Батайск в феврале 1918 года. «Прошу передать господамъ офицерамъ и солдатами старшей Добровольческой части, что для нея во всехъ случаяхъ место найдётся», — сказал он. 15 ноября батарея в составе 16 офицеров и 55 солдат была погружена на плавучий маяк «Запасный № 5» вместе с командами двух бронепоездов и многими другими чинами с семьями. Лошадей и орудия было приказано оставить, поэтому пушки выкатили на мол к барже, распрягли коней и вывели их за ворота во внутренний двор пристани, сняли сёдла, а с орудий — замки и панорамы, погрузили на судно пулемёты. Трубач объявил сбор, затем орудийная прислуга сбросила все пушки и зарядные ящики с причала в воду. Около 22 часов подошёл миноносец и вытянул маяк на внешний рейд, где он был взят на буксир колёсным пароходом «Веха», который ночью 16 ноября снялся с якоря и вышел из Керченского пролива[61].
Капитан 3-й батареи Марковской артиллерийской бригады Александр Михайлович Леонтьев писал:
[48] Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 64.
[49] Баумгартенъ В. в., Васнецовъ М. В, Ващенко Е. П. и др. Русские въ Галлиполи. 1920–1921: Сборникъ статей. — Берлинъ, 1923. С. 12.
[50] ГАРК. Ф. Р-1024. Оп. 1. Д. 43. Л. 1 (сведения предоставлены старшим научным сотрудником КИКЗ В. Ф. Санжаровцем)
[51] Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002. С. 314–316; Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 65–67.
[52] Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 65.
[53] Казаки въ Чаталдже… С. 9.
[54] Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 65, 66; Кузнецов. Указ. соч. С. 413.
[55] Казаки въ Чаталдже… С. 9, 10; Ушаков А. И. Крымская эвакуация. 1920 год [Электронный ресурс].
[56] Казаки въ Чаталдже… С. 10.
[57] Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 66; Казаки въ Чаталдже… С. 10; Врангель. Указ. соч. С. 669.
[58] Гутанъ. Указ. соч. Т. XIV. № 2 и 3. С. 66.
[59] Марковцы в боях и походах за Россию. С. 355, 356, 363.
[60] Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003. С. 179, 183, 184; Балыков С. Воспоминания о Зюнгарском полку // Белая гвардия [альманах] / Публикация В. Ж. Цветкова. — М.: Посев, 2005. № 8: Казачество России в Белом движении. С. 52.
[61] Марковцы в боях и походах за Россию. С. 363; Леонтьев. Указ. соч. С. 184; Левитов М. Н. Корниловцы в Галлиполи // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003. С. 145.