Рис. 21. Обложка книги Н. М. Субботиной «История кометы Галлея». 1910 г.
Рецензент подробно пересказал содержание книги, поставив в вину автору только излишнюю скрупулезность и большое количество выписок из источников, претензия, которую нам приходилось слышать из уст практикующих ученых по отношению к историкам науки и в настоящее время. «…приводить так много выписок, для каждого появления кометы, и так подробно — вряд ли стоило? Что же касается до цитат из китайских летописей (правда — напечатанных мелким шрифтом), то они являются совершенно напрасным балластом для книжки, так как имеют интерес только для специалистов, да и то не для всех!» — писал С. К. Костинский[534]. В заключение С. К. Костинский отметил следующее: «…насколько нам известно, разбираемый труд г[оспо]жи Субботиной является первой[535] астрономической научно-популярной книжкой более оригинального и общего характера, написанной на русском языке женщиной»[536].
Следует заметить, что книга Н. М. Субботиной «История кометы Галлея», конечно, не является научной монографией по астрономии, но вот научной монографией по истории науки она может быть признана безо всяких сомнений, так что С. К. Костинский был глубоко не прав, называя ее «научно-популярной книжкой». Трудно сказать, обидело ли такое определение ее работы Субботину. Но ее дружбе с Костинским оно не помешало. Их дружба продолжалась на протяжении многих лет, вплоть до смерти последнего и даже некоторым образом после нее. В одном из писем А. Н. Дейчу Нина Михайловна вспоминала: «Он (Костинский. — О. В.) погиб в 1936 г., а я в это время наблюдала затмение на ст. Белореченской с Харьковской обсерваторией. В Пулково удалось попасть только в [19]54 году и возложить венок на могилу… мир его памяти!! Рада, что хоть плита не разбомблена!»[537]
Нина Михайловна уважала Сергея Константиновича, обращалась к нему за советом, в некоторых письмах она называла его своим учителем. 3 мая 1958 г. она писала А. Н. Дейчу: «Глубокоуважаемый Александр Николаевич! Сердечное спасибо за присылку Вашей статьи о Сергее Константиновиче. Я глубоко уважала его: он был моим научным руководителем и учителем: советы его я сохраняла д[о] с[их] п[ор]…». И продолжала: «…я вместо Пулкова и С[ергея] К[онстантиновича] попала в самую кипень жизни, но всегда помнила своего учителя — почетного д[окто]ра Кембриджа! И его удивительную скромность! — Горел в нем яркий огонь вдохновенья, и он чувствовал в своих учениках их душевный подъем и ободрял на труд!.. Мир его памяти!!»[538] Заметим в скобках, что в статье, посвященной биографии С. К. Костинского и опубликованной в III выпуске «Историко-астрономических исследований» в 1957 г., А. Н. Дейч не только упоминает о Н. М. Субботиной, но и цитирует одно из ее писем Костинскому. «Н. М. Субботина, — пишет Дейч, — в своих письмах благодарит Костинского за советы и указания…»[539].
Не только С. К. Костинский высоко оценил книгу Н. М. Субботиной. Другой ее учитель, Сергей Павлович Глазенап, ссылался на нее и рекомендовал ее читателям в своей монографии «Кометы» почти что еще до выхода книжки из типографии. «Во время печатания настоящей книги вышла в свет „История кометы Галлея“ Н. М. Субботиной; книгу эту я особенно рекомендую читателям», — писал Сергей Павлович[540].
Монография «История кометы Галлея» была представлена Ниной Михайловной в физико-математический факультет Высших женских Бестужевских курсов в качестве выпускного сочинения и была принята благосклонно. После этого, как мы уже упоминали выше, Н. М. Субботину рекомендовали к оставлению при курсах еще на год для занятий астрономией и «приготовления к профессорскому званию»[541].
Наблюдения кометы Галлея
Однако весной 1910 г. Нине Михайловне некогда было дожидаться официальной оценки ее труда: она спешила в Крым для того, чтобы в наиболее благоприятных условиях проводить наблюдения наконец-то видимой кометы Галлея. Апрельский номер «Известий РАО» за 1910 г. опубликовал подробную инструкцию для наблюдения кометы Галлея, созданную Комиссией по исследованию комет Астрономического и астрофизического американского общества[542]. В ней были рассмотрены такие вопросы, как фотографирование кометы; спектроскопические наблюдения над кометой; фотометрические и полярископические наблюдения; методы оценки яркости; поляризация. Также был высказан целый ряд «второстепенных» замечаний и указаний, в частности о желательности внимательного изучения головы кометы «с целью найти следы фаз». Нина Михайловна, конечно, была знакома с этим текстом и, наверно, с несколькими другими и вполне готова к предстоящим наблюдениям.
Погода, однако, не очень благоприятствовала этому начинанию, но все-таки пронаблюдать комету Субботиной удалось. Она, конечно же, не могла удержаться и сразу же рассказала о своих впечатлениях О. А. Федченко. «Дорогая Ольга Александровна! Пишу Вам из Севастополя, здесь получила и Вашу открытку с цветами. Спасибо! Хотела бы взамен послать хорошую фотографию кометы, но она не удалась, хотя комета такая яркая и большая. Внизу открытки — приблизит[ельно] черн[ово] ее [разлиновала] — от Льва до Юпитера! Т[о] е[сть] 35° — 40°, а 14-го мая, когда я ее видела наиболее яркой, хвост тянулся на 50°! Видите ли Вы ее? Какая у Вас погода? Здесь <…>[543] почти каждый день дождь — и за 10 дней, что я здесь у Михайловских[544], комету видела раз 5–6. Очень она красивая! — восклицала Нина Михайловна и естественно переходила от описания красоты небесных тел к описанию красоты земной. — Благодаря дождям по горным склонам много цветов и я часто вспоминаю Вас, мне эти цветы по большей части не знакомы. Много красного мака, дельфиниума, аквилегии, розового и голубого льва…»[545].
На своей импровизированной башне Н. М. Субботина была не одна: к ней присоединялись дети друзей — хозяев дома, но Нина Михайловна не жаловалась. «…кроме меня комету наблюдали (очень уверенно) наши девочки — постоянные мои помощницы и мы совместно с ними определяли размеры хвоста, — писала Субботина Костинскому 9 июня 1910 г. из Бельбека. — У нас на башне образовалась целая обсерватория, и я должна была читать лекции и показывать звезды — девочки не уходили раньше меня: подчас это мешало, но быть может со временем кто-нибудь из них займется астрономией… Ночи здесь были чудные и небо очень красиво: какие великолепные туманности я видела!..»[546]
По возвращении из Крыма, в середине июня 1910 г., Нина Михайловна написала Н. А. Морозову: «Только что вернулась из Крыма, где наблюдала 1 месяц комету со своим 4-х дюймовым телескопом Рейнфельдера. Комета была яркости поразительной и огромной величины, были очень интересные и [сильные] изменения ее вида, в общем, думаю, что она была гораздо ярче, чем за 3 ее последние появления»[547]. В этих словах явно видно удовольствие, испытанное наблюдателем от увиденного зрелища, однако в письме С. К. Костинскому, написанному несколькими днями ранее, прямо из Крыма, столь же явно видно недовольство ученого самим собой и своей работой: «Посылаю Вам свои наблюдения кометы (отдельно) — я старалась их выполнять как только могла лучше, но все же комета не рассказала мне больше, чем всякому другому любителю — и доставила главным образом удовольствие — полюбоваться на нее! Наблюдения свои я очень хотела проверить и сравнить с наблюдениями других лиц, но оказалось, что севастопольские астрономы вовсе не наблюдали ее и не могли мне сказать даже — когда она была всего ярче и какой длины был хвост! Мне так жалко, что я так мало была подготовлена к этим наблюдениям и так мало видела! Каждый вечер я жалела, что это не Вы [делали], а я. — Вы бы, наверное, увидели гораздо больше!»[548] Конечно, подобное высказывание можно также отнести на счет желания немного польстить самолюбию коллеги-мужчины. Однако, как нам кажется, это недовольство собой было вполне искренним. В письме к С. К. Костинскому от 17 ноября 1910 г. Нина Михайловна продолжает эту тему. «Ведь я очень недовольна своими наблюдениями, можно было сделать гораздо больше и лучше, но комета меня застала врасплох и не дала уловить всего того, что угадывалось в ней, — пишет она, но при этом не может не добавить: — Однако кажется наблюдения согласуются с набл[юдениями] других астрономов…»[549]. Заметим в скобках, что в этом же письме Н. М. Субботина благодарила С. К. Костинского за отзыв о ее «Истории кометы Галлея». «Вы меня сконфузили своим отзывом о книжке, ведь в ней ужасно много недостатков и недоделанного; очень благодарю Вас за указания на ее недостатки, в будущем постараюсь избежать их! Еще раз спасибо за Ваше руководство!» — писала она[550].
Научный отчет о наблюдениях Н. М. Субботиной кометы Галлея был опубликован в «Известиях Русского астрономического общества» только во второй половине 1914 г.[551] Это подробная, четкая и ясная статья, включающая описание времени и условий наблюдений, дневник наблюдений, таблицы, рисунки, выводы Нины Михайловны. «Поиски кометы я начала в апреле в д[еревне] Собольки близ Можайска (λ = -22° 28.″8, φ = 55° 28′ 57″) с 4″ рефрактором Reinfelder’а (часов[ой] механ[изм] и штатив Барду, принадл[ежал] РАО), но заря была уже слишком ярка, а горизонт нашей обсерватории слегка закрыт деревьями и наблюдения не дали положительного результата, — отмечала Субботина и продолжала: — 6/19 мая на заре я следила за солнцем с восхода до 10 h утра, но никаких особых явлений не было заметно»[552]. Чувствуя бесперспективность дальнейших наблюдений в Собольках, Нина Михайловна собралась и отправилась в Крым. «Условия погоды и места давали мало надежды на успех дальнейших наблюдений и я выехала в Севастополь, взяв трубу рефрактора и легкий деревянный штатив. Предполагалось зарисовывать хвост кометы на звездной карте, определять яркость головы, а в трубу изучать детали, наконец — попытаться фотографировать», — таковы были задачи, поставленные перед собой Н. М. Субботиной. Наконец, все усилия, потраченные на подготовку, были вознаграждены: Н. М. Субботина впервые своими глазами увидела явление, историю которого так подробно и тщательно изучала. «12/25 мая я впервые увидала комету Галлея близ ст[анции] Синельниково, из окна вагона, — пишет она. — Она появилась в 8 h 40 m ср[еднего] московского времени, т[о] е[сть] как только стемнело; казалась оч[ень] велика, ярка, окутана плотным, светящимся серебристым туманом, уплотнявшимся к центру, а снаружи переходившим в хвост. Хвост этот был широкий и яркий, простирался градусов на 20–22, разветвляясь на двое, причем верхняя ветвь была короче, но ярче. Сам хвост направлялся приблизительно параллельно γ Leonis. В середине головы светилось более плотное, но все же туманное ядро, по яркости легко сравнимое — для близорукого глаза — со звездой 2-ой величины». Можно себе представить, что Субботина не могла отвести глаз от окна вагона: «Около 10 ч[асов], на противоположной части неба, поднялась почти полная луна и позволила сравнить с ней видимый диаметр головы кометы — он оказался в половину меньше луны, т[о] е[сть] около 15’ дуги. Ядро казалось слегка желтоватым, хвост светился ярче и отчетливее Млечного Пути. Комета слабела по мере восхода луны и в 10 h скрылась у горизонта за облаками и туманом»[553].
На следующий день наблюдения начались всерьез, хоть поначалу и не очень удачно из-за неустойчивой погоды: «Утром 13/26 мая в Севастополе небо было затянуто плотным слоем перистых облаков, а солнце окружалось радугой. К вечеру все затянулось, но наравне с самыми яркими звездами, просвечивала голова кометы, позволяя угадывать значительное увеличение яркости. Я устроилась в Бельбеке в 4 в[ерстах] от города. Труба помещалась на башне дачи, с открытым на запад горизонтом (холмы поднимались только на N и S)».
Рис. 22. Комета Галлея 14/27 мая 1910 г. Рисунок Н. М. Субботиной (журнал «Известия Русского общества любителей мироведения». 1913. № 8 (4). С. 194)
На следующий день, к счастью, дело пошло веселее. «14/27 мая погода была прекрасная, воздух прозрачен и чист. С наступлением сумерек и появлением звезд 1-ой величины, в 8 h 20 m местного севастопольс[кого] времени, ярким облачком засветилась голова кометы. Она стала гораздо ярче, плотнее и меньше чем 12/25. Ядро походило на звезду 1-ой величины. По мере наступления темноты, левый край облачка вытягивался и становился ярче, а в 8 h 40 m засветился хвост. К 9 h 20 m он дошел почти до Юпитера, а с наступлением ночи, когда комета засияла в полном великолепии — т[ак] к[ак] это была действительно, великолепная комета, растянулся еще дальше, к α Virginis, стал ярче и красивее. По яркости он значительно превышал самые светлые части Млечного Пути, походя на лучи электрического прожектора или солнечной короны. Длина его доходила до 50° и он был гораздо уже, чем 11/25 мая. Иногда он казался слегка искривленным, — продолжала Субботина, — как будто верхняя часть его в самом конце сразу поднималась к верху, приблизительно так, как указано на рис[унке] Сермаси кометы 1910 а (см. Bulletin de la S-té Astronomique de France); временами же хвост казался совершенно прямым».
Рис. 23. Комета Галлея. 24 мая — 6 июня 1910 г. Рисунок Н. М. Субботиной (журнал «Известия Русского общества любителей мироведения». 1913. № 8 (4). С. 194)
И отмечала далее: «Направление его, сравнительно с предшествовавшим наблюд[ением], изменилось: он простирался к α Девы и до φ Leonis был особенно ярок. Вообще же яркость в различных частях его изменялась неравномерно: замечались отдельные облачка, светлые сгущения и все было окутано непроницаемым светящимся туманом». «Я не могла рассмотреть подробностей строения, ни глазом, ни в трубу, только в искатель казалось, что как бы пучок лучей, вроде пушистой ниточки исходит из головы в стороне, обратной от солнца, и теряется быстро ослабевая в хвосте, — отмечала Субботина. — Отдельных лучей проследить не удавалось. Голова казалась неправильной, скорее треугольной, чем круглой, ядро смещалось к низу и было белое. Оно было ярче, резче и определеннее, чем 12/25-го. Яркость головы превышала α Leonis; по величине она уменьшилась вдвое, т[о] е[сть] равнялась 7’–8’. В трубу ядро и голова были гораздо слабее, и сравнение блеска ядра со звездами было затруднительно». И Нина Михайловна подчеркивала еще раз: «Лучше всего комета наблюдалась простым глазом и в призматический бинокль (увел[ичением] 8), в трубу с увеличениями от 60 до [300], изображения становились все хуже и слабее, деталей не различалось никаких: было видно только ядро, светившееся как тусклая звездочка, затем туман, сначала плотный и яркий, потом постепенно ослабевавший. Истечений из ядра не наблюдалось, только туман, окружавший ядро, был ярче и имел более отчетливый край со стороны ядра, ближайшей к хвосту. Фотографические снимки не удались».
Рис. 24. Голова кометы Галлея (схема). 24 мая — 6 июня 1910 г. Рисунок Н. М. Субботиной (журнал «Известия Русского общества любителей мироведения». 1913. № 8 (4). С. 195)
Далее Н. М. Субботина приводила подробный дневник наблюдений с 15/28 мая 1910 г. по 31 мая (13 июня) включительно. После этого: «До 9 июня я не видала более комету, хотя, когда луна отошла подальше, искала ее в трубу, но ночи становились слишком ярки и 12/22 VI, в полнолуние наблюдения закончены»[554]. Несколько дней наблюдения были невозможны из-за плохой погоды: 16 (29) мая шел дождь, 18 (31) мая и 23 мая (5 июня) — сплошная облачность. В некоторые другие — затруднены также из-за облачности. 20 мая (2 июня) Субботина отметила: «Переменно. Хвост за облаками. Ядро и голова проглядывают и кажутся слабее, чем накануне»[555]; 26 мая (8 июня): «Сквозь облака. Наблю[дала] в бинокль»[556]. С 30 мая (11 июня) приближавшееся полнолуние сильно затруднило наблюдения. «Наблюдения оч[ень] трудны», — записала Субботина[557]. Тем не менее ей все-таки удалось «захватить» для наблюдений несколько ясных, но еще не слишком ярких ночей. Их результаты, а также свои выводы Н. М. Субботина сгруппировала в две таблицы для удобства восприятия информации. «Резюмируя наблюдения, можно составить следующие 2 таблицы, — писала она. — Первая дает T и условия наблюдений; диаметр d и яркость головы H, по оценке на глаз (см[отри] список звезд сравнения), и, наконец, краткое общее замечание. Вторая таблица содержит длину λ и ширину φ хвоста — (в начале и в конце его) угол положения p — и общее описание. P определялся чисто графическим приемом, по карте, с помощью транспортира, что позволяла делать проекция карты (из „Путеводителя по Небу“ Покровского[558]) и близость кометы к экватору»[559].
В заключение Нина Михайловна высказала некоторые соображения, которые казались ей очень важными. «В заключение можно добавить, что я ни разу не видала тех истечений, ярких и больших, о которых упоминают старые наблюдатели („яркие огни“ Гука etc.). — Если они были, то слабые и туманные, а м[ожет] б[ыть] их рисунки не передавали степени яркости отдельных частей кометы», — писала она. И далее отмечала: «Вообще только фотография могла бы передать всю сложность строения кометы, какая наблюдалась 14/27 и отчасти 15/28 мая, и притом фотография не любительская, а с большими инструментами Обсерватории. Одному глазу разобраться было трудно, тем более, что комета в это время не выдерживала и слабых увеличений в трубу (кометный окуляр × 50 раз)». «Вспышек и внезапных увеличений блеска я тоже не наблюдала. Комета очень быстро и очень правильно ослабевала», — завершала она. Но, конечно, Субботина не была бы Субботиной, если бы не упомянула о красоте наблюдавшегося ею явления. «В начале наблюдений она представляла по истине великолепное зрелище: 12/25 V казалась еще очень близка к земле, — она как бы висела в воздухе, на подобие лучистой паутинки, 14/27 это была уже величественная, блестящая, но далекая гостья, вся окутанная волнами серебряного тумана, а 17/30 было уже видно, что она снова уносится в далекие небесные пространства, все слабее и день ото дня становясь прозрачнее. К концу хвост распахнулся и начал быстро ослабевать, а 1/14 VI, благодаря луне, всякий след кометы растаял и пропал, как последний дымок корабля», — завершила Н. М. Субботина свое изложение[560].
Немного ранее, чем в «Известиях РАО», но также по прошествии нескольких лет после самого события — в 1913 г. — отчет об экспедиции Н. М. Субботиной по наблюдению кометы Галлея был опубликован в «Известиях Русского общества любителей мироведения»[561]. Эта статья написана немного более популярно и поясняет некоторые моменты работы, опубликованной в РАО, поскольку совершенно очевидно, что та уже была не только написана, но и сдана в печать. Статья, вышедшая в «Известиях РОЛМ», написана в виде отчета от третьего лица: «Комета Галлея. Наблюдения производились близ Севастополя, членом общества Н. М. Субботиной, в период вечерней видимости кометы в мае 1910 г., когда она миновала перигелий и быстро удалялась от Земли»[562]. Однако совершенно очевидно, что она написана самой Ниной Михайловной, поскольку в ней встречаются прямые совпадения со статьей, предназначавшейся для «Известий РАО» (или наоборот, учитывая очередность их публикации). «В начале наблюдений, 14 и 15 мая (ст[арого] ст[иля]), она была еще так велика и ярка, что голова ее начинала светиться в сумерках, как звезда 1-ой величины и была видна почти вплоть до захождения, просвечивая сквозь густой туман у горизонта <…>, — писала Субботина. — В это время голова и хвост кометы были окутаны светящейся облакообразной туманной оболочкой, сквозь которую ни в трубу, ни в искатель ничего нельзя было разглядеть и лучшими оказывались наблюдения невооруженным глазом. Далее этот светящийся туман начинал пропадать и тогда выступала поразительная сложность строения кометы. В искатель выделялись тонкие струйки, исходившие из головы, которая затем перекручивалась и группами, по спиралям удалялась в хвост. Наконец наступил 3-й период, когда внешняя туманная оболочка почти пропала и в трубу начали яснее выделяться детали головы, но все же приходилось брать самые слабые увеличения в 60–80 раз». Далее она поясняла, каким образом делались рисунки (они иллюстрируют обе статьи): «Сообразно этому и рисунки делались по наблюдениям невооруженным глазом, в искатель и наконец в трубу (4-х дюймовый Рейнфельдер)». А также описывала свои действия и объясняла, с какой целью они предпринимались: «Для определения размеров и направления хвоста комета каждый вечер зарисовывалась на звездной карте, причем яркость головы сравнивалась в подходящими звездами, а хвост — с Млечным Путем. (См[отри] статью Н. М. Субботиной в одном из ближайших №№ Известий РАО)»[563].
Достаточно подробно (и не в виде таблицы) Субботина описала здесь процесс удаления кометы от Земли. «Любопытное зрелище являла комета и в смысле наглядности ее отдаления от Земли, — писала она и объясняла: — В начале она довольно быстро перемещалась по небу и в 3 дня, с 12 по 15 мая, пробежала созвездие Гидры, вступив 15-го в Сектант, но там она стала замедлять свой бег и оставалась в этом созвездии до конца своей видимости простым глазом (29 мая). Поразительно быстро уменьшались ее видимый размер и яркость: 12 мая, при Луне, голова казалась равной половине Луны, т[о] е[сть] 15’, 14 мая, без Луны, диаметр головы стал наполовину меньше, т[о] е[сть] 7’–8’, звездочка (ядро) внутри светилась как α Leonis: хвост тянулся почти до α Virginis, т[о] е[сть] на 50°, и был ярче лучей электрического прожектора севастопольских броненосцев». И заканчивала: «Две недели спустя, 29 мая, голова представлялась уже слабым туманным пятном, с еле заметным хвостиком в 4° и это было последнее наблюдение невооруженным глазом. 30 мая комета наблюдалась последний раз и в трубу, благодаря Луне, которая затем подошла еще ближе (к α Leonis). До отъезда Н. М. Субботиной на север 12 (25 июня) комета больше не была видна (отчасти благодаря Луне и дурной погоде)»[564].
Рис. 25. Комета Галлея. 25 мая — 7 июня 1910 г. Рисунок Н. М. Субботиной (журнал «Известия Русского общества любителей мироведения». 1913. № 8 (4). С. 195)
На этом, казалось, должна была завершиться история изучения кометы Галлея, поскольку все возможное было сделано: книга написана, наблюдения проведены, отчеты опубликованы. Однако у нее оказалось продолжение.
Премия Русского астрономического общества
В разделе «Хроника» своего апрельского номера за 1913 г. «Известия Русского общества любителей мироведения» не без гордости сообщали о присуждении «премии государя императора за выдающиеся работы по астрономии, географии и соприкасающимся с ними наукам, произведенныя русскими учеными и изданные в России»: «Половинной премией государя императора в 250 р. удостоены следующие работы: Э. Г. Шенберга[565] — „О способах определения широт“ (по отзыву А. Р. Бонсдорфа[566]); Н. М. Субботиной — „История кометы Галлея“ (по отзыву пулковского астронома С. К. Костинского). По отзыву профессора В. К. Цераского присуждена половинная премия за работу С. Н. Блажко — „О переменных звездах типа `Альголя`“.[567]»
Мы уже упоминали, что Русское астрономическое общество тепло приветствовало совсем еще юную Н. М. Субботину в своих рядах. И это доброе отношение к ней сохранялось на протяжении многих лет. Если просмотреть отчеты РАО за дореволюционный период его деятельности, с 1899 по 1916 г., то можно увидеть, что Субботина, во‐первых, одна из всего шести женщин, выступавших на заседаниях РАО на протяжении 17 лет. Еще «Отчет о действиях Русского астрономического общества за 1905/6 г.» сообщал: «…в собрании <…> 29-го сентября В. М. Златинский показывал свои рисунки солнечных пятен, а Н. М. Субботина — рисунок короны затмения 17/30 августа 1905 г., сделанный в Испании»[568] (см. рис. 12). Выступление М. Н. Абрамовой (впоследствии Неуйминой) на тему «Работы Карадагской экспедиции на Кундур-Тепе»[569] фактически являлось совместным с Н. М. Субботиной по результатам их общей экспедиции, то есть фактически Субботина — одна из пяти женщин, выступивших на заседаниях РАО в течение 17 лет. А во‐вторых, Нина Михайловна была единственной женщиной, опубликовавшей несколько научных работ в «Известиях РАО» за эти же 17 лет. Всего за эти годы журнал опубликовал 11 работ, написанных женщинами, из них три принадлежали Субботиной. Несомненно, ее выделяли.
Что касается «Премии государя императора за выдающиеся работы по астрономии, географии и соприкасающимся с ними наукам, произведенныя русскими учеными и изданные в России», то Нина Михайловна не была ни первой, ни единственной женщиной, получившей награду. В 1904 г. РАО присудило половинную премию Е. А. Максимовой[570] на основании отзыва О. А. Баклунда за работы «Bahnbestimmung des Planeten 209 Dido» и «Angenäherte absolute Dahn des Planeten 209 Dido»[571]. В 1905 г. премия была присуждена М. В. Жиловой, также на основании отзыва О. А. Баклунда, за предвычисление движения трех малых планет, опубликованные в четырех различных статьях[572]. Очевидно, О. А. Баклунд старался поддержать первых девушек, пришедших на работу в Пулково, и РАО вполне сочувствовало ему в этом. В 1908 г. половинная премия была присуждена Л. П. Цераской[573], выдающейся женщине-астроному, открывшей более 200 переменных звезд, — достижение, которым немногие в мире могли похвастаться[574]. Наконец, в 1913 г. половинную премию присудили Н. М. Субботиной, и она стала четвертой женщиной-лауреатом.
В октябрьском номере «Известий РАО» за 1913 г. был опубликован отзыв С. К. Костинского «О работах Нины Михайловны Субботиной»[575]. Начав с того, какую огромную роль в развитии астрономии играют астрономы-любители, не имеющие, может быть, серьезных научных инструментов, но имеющие свободный досуг и искреннее желание, объяснив, насколько важна деятельность таких людей для России, С. К. Костинский отметил: «Поэтому, следует в высшей степени приветствовать тот факт, что совет Русского астроном[ического] общества обратил свое внимание на работы такой искренней любительницы астрономии, как Нина Михайловна Субботина, уже много лет бескорыстно и преданно служащей науке о звездах и принесшей ей немалую пользу…». Можно легко догадаться, почему Сергей Константинович «записал» Субботину в любители, несмотря на оконченное по специальности высшее учебное заведение и год дополнительной профессиональной подготовки: Нина Михайловна нигде не служила. Конечно, она фактически являлась одновременно директором и астрономом-наблюдателем собственной обсерватории, но денег за свою работу не получала. Ее учреждение не числилось ни в каких официальных списках и было известно астрономам, но не чиновникам и, следовательно, не существовало. Именно с легкой руки С. К. Костинского Субботина вошла в историю астрономии как астроном-любитель, хотя сама она с этим определением согласна не была.
Рецензент коротко охарактеризовал достижения Н. М. Субботиной на астрономическом поприще: систематические наблюдения Персеид и Леонид (и публикация их результатов в зарубежных изданиях); более чем десятилетний к тому времени цикл наблюдений солнечных пятен; метеорологические наблюдения; наблюдение полного солнечного затмения 1905 г. в Бургосе; участие в проекте РАО по предвычислению появления кометы Галлея; участие в наблюдении кольцеобразного солнечного затмения 1912 г. на станции Серебрянка Варшавской железной дороги. С. К. Костинский отметил также, что «благодаря отличному знанию языков Н. М. много занималась переводами различных астрономических статей, которые печатались в „Известиях Русского астрономического общества“ и в других местах». Костинский предположил, что именно работа по предвычислению появления кометы привлекла внимание Субботиной к теме ее будущей книги: «Очевидно тогда еще она особенно заинтересовалась этой, давно ожидаемой небесной гостьей, уже столь многому научившей человечество. Результатом тщательного пересмотра всей имеющейся литературы об этой комете, сделанного позднее Н[иной] М[ихайловной], явилась целая прекрасная книжка». «…на рассмотрении этого, наиболее обширного труда Н. М. Субботиной, — писал Костинский, — я и остановлюсь здесь особенно подробно»[576]. Анализ же самой книги почти полностью совпадал с текстом уже опубликованной Костинским в 1910 г. и упоминавшейся нами выше рецензии.
[534] Там же. С. 165.
[535] Курсив автора.
[536] Костинский С. К. Н. М. Субботина. История кометы Галлея. С. 165.
[537] Субботина Н. М. Письмо А. Н. Дейчу. 4 июня 1958 г. // Архив ГАО РАН. Ф. 10. Д. 370. Л. 1, 1 об.
[538] Субботина Н. М. Письмо А. Н. Дейчу. 3 мая 1958 г. // Архив ГАО РАН. Ф. 10. Д. 370. Л. 3, 3 об.
[539] Дейч А. Н. К биографии С. К. Костинского (по архивным материалам) // Историко-астрономические исследования. Вып. III. М.: Гос. изд. технико-теоретической литературы, 1957. С. 620.
[540] Глазенап С. П. Кометы: со многими рисунками и портретами в тексте. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1910. С. 122.
[541] Субботина Н. М. Автобиография. Не позднее 1936 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 13.
[542] Коишток Ж. Инструкция для наблюдения кометы Галлея // Известия РАО. 1910. Вып. XVI. № 2. Апрель. С. 46–55.
[543] Слово неразборчиво.
[544] С большой долей уверенности можно утверждать, что хозяева дома, друзья Субботиных — семья Н. Г. Гарина-Михайловского. Сам он ушел из жизни в 1906 г. Но незадолго перед этим — в 1903 г. — партия под его руководством работала в Крыму, проводя изыскания для строительства южнобережной электрической железной дороги Ялта — Севастополь. В этой экспедиции его сопровождал художник Н. З. Панов, коллега Субботиной по проекту «Созвездия». Вполне возможно, что место так понравилось Гарину-Михайловскому, что он (или его близкие) решил приобрести в Крыму дом. В семье писателя-инженера было 11 родных детей и трое приемных, что также соответствует описанию ее хозяев, которое дает Субботина.
[545] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. [Май — июнь 1910 г.] // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 37.
[546] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 9 июня 1910 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 6 об, 11.
[547] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 15 июня 1910 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 15 об.
[548] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 9 июня 1910 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 6, 6 об.
[549] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 17 ноября 1910 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 15 об.
[550] Там же. Л. 17, 17 об.
[551] Субботина Н. М. Наблюдения кометы Галлея в 1910 г. // Известия РАО. 1914. Вып. XIX. № 9. Февраль. С. 261–274.
[552] Там же. С. 261.
[553] Там же. С. 261–262.
[554] Там же. С. 262–269.
[555] Там же. С. 265.
[556] Там же. С. 268.
[557] Там же. С. 269.
[558] Речь идет о книге К. Д. Покровского, впервые изданной в 1894 г. и выдержавшей 4 переиздания. Н. М. Субботина могла пользоваться одним из них, например: Покровский К. Д. Путеводитель по небу: Практическое руководство к астрономическим наблюдениям невооруженным глазом и малой трубой / 3-е изд., испр. и доп. СПб.: А. Ф. Маркса, [1907]. 314 с., 10 л. ил., карт.
[559] Субботина Н. М. Наблюдения кометы Галлея в 1910 г. С. 269.
[560] Там же. С. 274.
[561] Субботина Н. М. Комета Галлея // Известия РОЛМ. 1913. № 8 (4). Ноябрь. С. 193–196.
[562] Там же. С. 193.
[563] Там же. С. 194–195.
[564] Там же. С. 195–196.
[565] Шенберг Эрих Густавович (Schonberg; 1882–1960) — астроном; директор обсерватории Юрьевского университета, Бреславльской (1925–1945) и Мюнхенской обсерваторий (1946–1955) в Германии.
[566] Бонсдорф Аксель Робертович (Аксель Эдвард; 1839–1923) — геодезист; генерал от инфантерии; член-корреспондент Императорской академии наук с 13 декабря 1897 г. по физико-математическому отделению, по разряду математических наук (астрономия).
[567] Хроника // Известия РОЛМ. 1913. № 6 (2). Апрель. С. 119.
[568] Ахматов В. Отчет о действиях РАО за 1905/6 г. // Известия РАО. 1906. Вып. 12. № 3. Май. С. 63.
[569] Ахматов В. Отчет о действиях РАО с 1 марта 1914 по 1 марта 1915 г. // Известия РАО. 1915. Вып. 21. № 5. Октябрь. С. 104.
[570] Максимова Евгения Александровна — выпускница физико-математического отделения Высших женских Бестужевских курсов 1893 г.; с 1902 г. преподаватель женской гимназии; впоследствии вычислитель Пулковской обсерватории.
[571] Журнал Общего собрания Русского астрономического общества 18 марта 1904 г. // Известия РАО. 1904. Вып. 10. № 6–7. С. 190.
[572] Баклунд О. А. Отзыв о работах М. В. Жиловой // Известия РАО. 1905. Вып. 11. № 2–3. Апрель — май. С. 78–82.
[573] Цераская Лидия Петровна (1855–1931) — выдающийся астроном; жена астронома В. К. Цераского.
[574] Дубяго Д. Отзыв о трудах Л. П. Цераской по открытию переменных звезд // Известия РАО. 1908. № 6. Ноябрь. С. 129–207.
[575] Костинский С. К. Отзыв о работах Нины Михайловны Субботиной // Известия РАО. 1913/14 гг. Вып. XIX. № 5. С. 143–[148].
[576] Там же. С. 144.