Читать книгу «Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной» онлайн.

XIII Съезд русских естествоиспытателей и врачей

Но в 1913 г. мысли Нины Михайловны были заняты не только сотрудничеством с РОЛМ. В этом году планировалось проведение очередного, XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей, который очень ее интересовал.

Съезды русских естествоиспытателей и врачей представляли собой одно из наиболее ярких и выдающихся явлений научной жизни России второй половины XIX — начала ХХ в., собирая на своих заседаниях цвет российской науки своего времени. Первый Съезд русских естествоиспытателей открылся 28 декабря 1867 г. в большой зале С.‐Петербургского университета. С этого дня и вплоть до 24 июня 1913 г., когда завершилось последнее заседание XIII Съезда в Тифлисе, съезды русских естествоиспытателей и врачей собирались регулярно с перерывами в два-три года (за некоторыми исключениями), демонстрируя удивительный и имеющий очень мало прецедентов в истории нашей страны пример самоорганизации научного сообщества. Съезды позволяли ведущим ученым страны и совсем молодым исследователям выступать с докладами о своих идеях и разработках. Они также позволяли людям, часто в своей повседневной жизни работавшим в областях, далеких от науки, однако являвшимся ее любителями и приверженцами, а также профессиональным ученым, жившим в разных концах огромной страны, собираться вместе, обмениваясь новейшими достижениями в области естественных наук, назревшими проблемами, требовавшими разрешения, планами будущих научных исследований. Они позволяли людям, не имевшим юридического права на работу в научных или высших учебных учреждениях Российской империи, каковыми являлись, например, все женщины вплоть до 1911 г.[635], ощутить себя полноправными членами научного сообщества. Количество участников съездов постепенно увеличивалось, так же как постепенно увеличивался процент женщин-участниц.

Н. М. Субботина участвовала в работе XII Съезда, проходившего в Москве в 1910 г.[636] Об этом не сохранилось никаких данных, кроме того, что она участвовала в работе секции «математики, механики, астрономии» и секции «физики». Л. Д. Костина упоминает об этом факте биографии Н. М. Субботиной, но также без каких-либо подробностей[637]. Но вот следующего, XIII Съезда, планировавшегося в Тифлисе, Нина Михайловна ждала с нетерпением. «И вы помните ведь, что в августе 1913 г. будет съезд Естествоиспытателей и врачей в Тифлисе (с 12 до 23-го) со многими интересными геологическими экскурсиями, на который мы собирались с Вами. Он ведь отложен был на год — как раз точно для Вас, и я надеюсь попасть на него с вами и Кс[енией] Ал[ексеевной]![638] Как бы чудесно было!!» — писала она Н. А. Морозову 12 сентября 1912 г.[639] Через полгода, к весне 1913 г., эти планы все еще оставались актуальными. Во всяком случае, 23 марта 1913 г. Нина Михайловна писала С. К. Костинскому: «Как раз собиралась на днях в Пулково. Дело было только за Н. А. Морозовым, т[ак] к[ак] мы хотели ехать вместе, но он так поглощен своими работами, что не мог выбраться. Очень я за него рада, что заключение ему не повредило и он все такой же милый, бодрый и довольный, как прежде! Собираемся мы с ним летом на съезд, на Кавказ. А м[ожет] б[ыть] и Вы поедете? Какие чудные экскурсии можно устроить!»[640] А через два дня, 25 марта 1913 г., Нина Михайловна писала уже самому Н. А. Морозову: «Получила приглашение на съезд в Тифлисе. Если к этому времени получу премию, то вот и дело в шляпе!» — имея в виду премию, присужденную ей Русским астрономическим обществом за монографию «История кометы Галлея»[641].

Нина Михайловна надеялась совместить поездку в Тифлис на съезд с отдыхом на озере Гокча (Севан). В письме к Ольге Александровне Федченко от 5 июня 1913 г. Нина Михайловна писала с энтузиазмом: «Милая Ольга Александровна! Решительно, для того, чтобы иметь возможность побеседовать с Вами, надо уехать из Собольков! Я там затерялась совсем с садом — без садовника, а в праздники не могла достать лошадей, которые у нас вечно в разгоне, и потом все это время у нас были гости из П[етербурга] и Москвы. А мне очень хотелось проведать Вас и очень огорчает, что это не удалось. Я даже в лесу была только 1 раз у опушки, и за всю весну сорвала 2 ландыша! Да будет это мне оправданием! Как поживаете? Как себя чувствуете? Поедете ли в Туркестан? Меня ужасно манит Гокча[642], и можно было бы съездить туда на премию, к[ото]рую я получила в П[етербурге], но надо сначала снарядить Олега заграницу, а это <…> не очень легко: мама боится отпускать его одного и далеко». И продолжала: «Вышли мы у нее все бродяги, и в этом смысле мама и мы разные: „стол в III класс и уехал: положим хоть на Южный Полюс — что в этом удивительного?“ — А посмотрите на мамины сборы хотя бы в Троицу!? Все это и заставляет меня пока сидеть дома… Сейчас я наведу здесь справки о родных курортах. Очень хочется, чтобы мама не волновалась, и чувствую, что было бы свинство уехать на Кавказ»[643]. Нина Михайловна верно подметила страсть своих братьев к «бродяжничеству». И чем старше они становились, тем дальше друг от друга, от мамы и от любимых Собольков уводила их жизнь. Зато какая была радость, когда все они ухитрялись собраться в одном месте хотя бы на несколько часов. В одном из писем приблизительно 1910‐х гг. Субботина рассказала о такой встрече: «…только 2 дня живу в Собольках, а то работала в Москве. <…> Сейчас у нас был съезд всей семьи. Олег с Кавказа, я из Крыма, Сережа из Лондона, Леня (старший)[644] с Волги, Марианна из Евпатории. Один Игорь из Лондона прямо в Сибирь! Лене — самому старшему — пришлось здесь пробыть только 2 ½ часа! Так было жаль его отпускать! Хорошо хоть погода была дивная!»[645] В итоге, как это случалось и раньше в аналогичных ситуациях, ехать в Тифлис собралась почти половина семейства Субботиных. 12 июня 1913 г. Нина Михайловна написала О. А. Федченко: «А я, мама, Оля и Олег уже едем в Тифлис…»[646].

Рис. 29. Олег Михайлович Субботин в 1907 г., по окончании гимназии (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 49448. Л. 3)

Заседания съезда открылись 16 июня 1913 г. в Тифлисе. Нина Михайловна присутствовала на них вместе с младшей сестрой Ольгой Михайловной Субботиной. Номер ее членского билета был 1904 (членский билет сестры — 3011). Сопровождавшие молодых женщин мама, Надежда Владимировна Субботина, и брат, Олег Михайлович Субботин, в качестве участников съезда не регистрировались[647]. К сожалению, в анкете, заполнявшейся участниками съезда, Нина Михайловна не указала, заседания каких секций она собиралась посетить, и мы можем только догадываться, что это были заседания секции «математики, механики, астрономии». Ее сестра отметила секцию «физики»[648].

С годами число женщин среди участниц съездов русских естествоиспытателей и врачей постепенно увеличивалось, достигнув к XIII Съезду 25 % от общего числа участников. Однако соотношение мужчин и женщин — докладчиков на том же съезде было совсем иным: женщины, выступившие с докладами, составили всего 1,55 % от общего количества докладчиков[649]. И Нина Михайловна была среди этого избранного меньшинства. Ничто в предшествовавшей переписке Нины Михайловны не указывало на то, что она планировала выступить с докладом на заседании съезда. Тем не менее она обратилась с письмом к съезду на «Соединенном заседании подсекции астрономии с секцией физики и секцией физической географии», проходившем утром 19 июня 1913 г.[650]

В предварительной программе этого соединенного заседания значилось всего два доклада: Ф. Ю. Биске «Новый способ исследования измерений солнечной постоянной и измерения солнечной температуры» и Г. А. Тихова «Спектрофотометрические способы определения температуры солнца и звезд»[651]. Доклад Н. М. Субботиной не планировался. Тем не менее среди «программных вопросов», выработанных предварительно бюро секции «математики с подсекциями чистой математики и астрономии» и поставленных перед участниками секции «с целью выдвинуть на Съезде некоторые вопросы, имеющие общее научное или краевое научно-практическое значение»[652], под номером 10 числился «Вопрос о своевременности учреждения на Кавказе высокогорных астрономических станций». «По мнению Распоряд[ительного] комитета и бюро соответственных секций доклады по этим вопросам было бы весьма желательно иметь в числе прочих докладов на Съезде»[653]. Выступление Нины Михайловны косвенно перекликалось с данным вопросом, хотя напрямую его и не касалось.

Соединенное заседание подсекции астрономии с секцией физики и секцией физической географии открылось утром 19 июня 1913 г. Товарищ председателя секции Г. А. Леммлейн доложил о том, что в программу включены еще два доклада: М. П. Преображенской «Ледники Казбека» и Г. А. Тихова «К вопросу о своевременности высокогорных обсерваторий»[654]. После этого участники заседания избрали почетным председателем директора Тифлисской обсерватории С. В. Гласека и почетным секретарем И. В. Фигуровского. Были заслушаны объявленные заранее доклады Ф. Ю. Биске и Г. А. Тихова, далее, как следует из протокола заседания, «…докладчик оглашает письмо члена Русского астрономического общества Н. М. Субботиной о желательности организации на Кавказе систематических наблюдений падающих звезд, после чего заседание закрывается»[655].

Письмо прочел по просьбе Нины Михайловны Г. А. Тихов. Обращаясь к присутствовавшим, Н. М. Субботина хотела обратить их внимание «на вопрос об организации на Кавказе систематических наблюдений падающих звезд»[656]. Как мы уже упоминали ранее, Нина Михайловна много лет наблюдала различные метеорные потоки, участвуя, в том числе, в коллективных программах наблюдений, и даже некоторое время руководила соответствующей секцией РОЛМ, так что ее обращение к данной теме не вызывает удивления. В своем выступлении Нина Михайловна коротко охарактеризовала недавнюю историю наблюдений падающих звезд в России и современное ей положение дел в данной области, в том числе рассказала об участии отечественных наблюдателей в проекте профессора Пикеринга в 1901 г. по наблюдению потока Леонид; о проекте Ф. А. Бредихина по наблюдению Персеид в 1890–1894 гг., к которому он привлек как многих своих учеников, так и увлеченных любителей, благодаря чему ему удалось сделать некоторые интересные выводы. «В настоящее время, — продолжала Субботина, — ими занимается проф[ессор] К. Д. Покровский в Юрьеве». И далее объясняла предпосылки, послужившие основой для ее предложения: «Между прочим, по его вычислениям можно было ожидать в 1911 году, в ноябре, возвращения интересного потока Биэлид, бесследно пропавшего в последние года, и проф[ессор] Покровский обращался с воззванием к русским любителям и наблюдателям, прося их следить за этим потоком. К сожалению, отвратительная погода помешала почти всем наблюдателям, и было замечено очень мало метеоров. Между тем, несколько времени спустя, в „Новом Времени“ появилась заметка, сообщавшая о целом маленьком дожде падающих звезд, выпавшем в Сочи в середине ноября». «Невозможно было определить, к какому потоку они принадлежат, — завершила Нина Михайловна историческую часть выступления. И продолжала далее, высказывая суть своей идеи: — Было бы интересно и желательно организовать на Кавказе небольшой кружок лиц, которые наблюдали бы осенние, самые интересные звездные потоки. Ведь в это время в средней России самая плохая погода, и ничего или почти ничего сделать не удается. На Кавказе небо яснее и прозрачнее, наилучшая погода приходится как раз на осень, и мы обращаемся к товарищам по съезду, живущим на Кавказе, с вопросом — не пожелают ли они принять участие в наблюдениях Персеид в конце июля, Орионид в начале октября, Леонид, Биэлид и Геминид в ноябре»[657]. «Интересно было бы пронаблюдать и Аквариды в начале мая, — продолжала она, — так как подозревается их связь с кометой Галлея, недавно сиявшей на нашем небе». Далее Нина Михайловна рассказала о содействии, которое столичные астрономы готовы оказать своим южным коллегам: «Если бы нашлись лица, пожелавшие делать такие наблюдения, мы охотно бы предложили им свое содействие по доставлению карт и инструкций [профессора] Покровского, изданных недавно Русским обществом мироведения в Петербурге, и наблюдения просили бы присылать в Русское общество мироведения <…>». Она также указала, какие именно карты рекомендуются к использованию. «Как образчик карты, мы предлагаем карту проф[ессора] Церасского для Персеид или карту Société Astronomique de Françe. Можно сделать копии с соответствующих карт звездного атласа Покровского или пользоваться любой подходящей картой, — убеждала Нина Михайловна и высказывала далее еще один немаловажный аргумент в пользу своего предложения: — Наблюдения эти так несложны, что могли бы вестись группами учащихся в средней школе (как практические занятия по космографии) под руководством преподавателей, и радианты они могли бы выводить сами». «Книга неба — великая, таинственная книга; в ней нет ни одной ничтожной страницы, которой можно было бы пренебречь, и наблюдения метеоров, для которых не всегда находится время на больших обсерваториях, еще ждут своих работников и исследователей — и кто знает, к каким неожиданным выводам можно будет придти», — заключала она[658].

К сожалению, протокол не сохранил никаких комментариев по поводу письма Н. М. Субботиной (если они вообще были). Заявленный в начале заседания доклад Г. А. Тихова был прочитан им после перерыва на заседании подсекции астрономии с секцией географии, где Тихова избрали почетным председателем, а секретарем соответственно Г. Н. Неймана. Там же был заслушан доклад Преображенской[659]. Дискуссия среди участников разгорелась не о том, надо ли проводить астрономические наблюдения на Кавказе и строить там наблюдательные станции, а в каком именно месте это надо делать. Г. А. Тихов в своем докладе предложил в качестве места для обсерватории гору Св. Ильи или Столовую гору на Кавказе. С. Ф. Давидович, в свою очередь, предложил Эльбрус, место рядом с вершиной Кругозор, выполняя пожелание бывшего председателя Пятигорского горного общества Лейцингера. М. П. Преображенская настаивала на Казбеке, И. В. Фигуровский — на Арарате. В заключение «собрание единогласно постановило: считать, что устройство высокогорной научной станции на Кавказе с астрономическим, метеорологическим и другими отделами, удовлетворило бы насущной потребности многих ученых обществ и учреждений, не только в крае, но и во всей России, и пригласить правительство, ученые общества и отдельных лиц прийти на помощь этому начинанию как своими советами, так и материально»[660].

Идея постройки высокогорной обсерватории, видимо, была далеко не новой, Нина Михайловна принимала участие еще в ее рождении. В письме Н. М. Субботиной Н. А. Морозову, написанном 1 января 1917 г., мы нашли следующую информацию. «По прежнему очень мечтаю о Кавказе и горных станциях Г. А. Тихова, — писала Нина Михайловна и продолжала: — Недавно нашла у тети[661] свою переписку 1898 г[ода] по поводу Горной обсерв[атории], к[ото]рую тогда мы и одна группа членов Рус[ского] астр[ономического] об[щест]ва задумывала строить. Но — за 18 лет собрано что-то около 6 тыс[яч], — а РАО ждет, когда наберется 1/2 миллиона. Конечно, мы все перемрем задолго до того времени и перестанем нуждаться в телескопах»[662].

Русское общество любителей мироведения поддерживало идею создания высокогорной обсерватории. В хронике, опубликованной в «Известиях РОЛМ» 1913 г., можно прочитать отчет об участии членов общества в работе XIII Съезда естествоиспытателей: «С 16 по 24 июня в г. Тифлисе происходил XIII Съезд русских естествоиспытателей и врачей, на котором делегатами от Р. О. Л. М. присутствовали Г. А. Тихов и М. В. Новорусский. Г. А. Тиховым было сделано приветствие съезду от о[бщест]ва. Подсекцией астрономии на съезде заведывал А. В. Бочек (ныне член Р. О. Л. М.). В числе сообщений был сделан доклад члена о[бщест]ва Н. М. Субботиной об организации наблюдений падающих звезд на Кавказе». И далее отмечалось: «Г. А. Тихов, избранный почетным председателем подсекции астрономии, сделал доклад: „К вопросу о современности учреждения высокогорных астрономических станций“. Такая станция-обсерватория, устроенная на одной из гор Кавказа, могла бы пролить большой свет на многие астрономические явления. Г. А. Тихов высказал надежду, что только на такой высокогорной станции надо искать разрешения вопроса ежедневного исследования солнечной короны, которая в настоящее время, как известно, может быть наблюдаема только в редкие моменты полного солнечного затмения. Докладчик представил собранию проект такой горной астрономической станции-сакли, выполненной специально к съезду секретарем астрономической секции Р. О. Л. М. С. В. Муратовым. Собрание единогласно постановило: считать, что устройство высокогорной научной станции на Кавказе с астрономическим, метеорологическим и другими отделами, удовлетворило бы насущной потребности многих ученых обществ и учреждений не только в крае, но и во всей России, и пригласить правительство, ученые общества и отдельных лиц придти на помощь этому начинанию, как своими советами, так и материально. Эта резолюция была принята на общем собрании съезда»[663].

Члены РОЛМ не ограничились одобрительной резолюцией. Из отчета РОЛМ за 1913 г. следует, что «В минувшем году Русское общество любителей мироведения приняло участие в XIII Съезде естествоиспытателей и врачей в Тифлисе, происходившем с 16 по 24 июня. <…> Вопрос об устройстве высокогорной научной станции обсуждался затем на общих собраниях общества, между прочим в связи с докладом г[оспо]жи М. П. Преображенской о ее восхождениях на вершину Казбека. Общим собранием было постановлено учредить при обществе особый фонд для устройства высокогорных научных станций, причем открыть прием пожертвований в означенный фонд и совету поручено выработать правила этого особого фонда. К концу года в упомянутый фонд поступило 57 руб.»[664] В «Объяснительной записке к отчету о движении денежных сумм Русского общества любителей мироведения за 1913 год» содержатся сведения о взносах, сделанных на эти цели. Список жертвователей выглядит следующим образом:

Как видим, пожертвования Нины Михайловны были очень существенными и в несколько раз превышали следующие за ними по размеру. И это в тот период, когда она уже не только не была «богатой наследницей», но и, в общем-то, нуждалась в средствах. Таким образом, нельзя сомневаться в том, что ее отношение к данному вопросу было более чем серьезным.

В целом Нина Михайловна осталась довольна поездкой на съезд, хотя и не попала на Гокчу. После своего выступления она писала О. А. Федченко: «Милая и дорогая Ольга Александровна! Сердечный Вам привет и добрые пожелания! Съезд очень интересный. Преображенская читала о ледниках Казбека и показывала массу фотографий. Замечательные горные цветы!.. С нами мама, и на Гокчу меня не пускает, придется удовольствоваться одними рассказами! Очень жалко! Т[ак] ч[то] 24-го, уже возвращаемся домой. Я сделала мал[енький] доклад на Съезде о желательности наблюдений метеоров на Кавказе (прочел за меня Тихов). Он очень энергичный — сам делал 6 докладов»[665]. Очень коротко Н. М. Субботина писала Н. А. Морозову по окончании съезда: «… Я в Евпатории и живу как Робинзон 10 лет после кораблекрушения. <…> 3 дня назад приехала сюда из Тифлиса, со съезда, совсем там замоталась! Очень было интересно и жаль, что Вы не приехали! Был только Новорусский и Тихов»[666]. Время, проведенное Ниной Михайловной в Тифлисе, не обошлось, по-видимому, без разных приключений. Всего через несколько лет, но в разгар уже совсем другой жизни она вспоминала в письме к Марье Васильевне Жиловой: «Как Вы поживаете, что поделываете? Поедете ли куда-нибудь в отпуск? Помните нашу встречу в Тифлисе и ванну на нашей квартире?.. А где теперь Тихов? Я не знаю, куда ему писать?»[667] А. Г. Тихов, по всей вероятности, в это время уже был призван в армию…

Рис. 30. Н. М. Субботина (первая слева) на крыльце дома в Собольках. 1910-е гг. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)

XIII и, как оказалось, последний в истории Съезд русских естествоиспытателей и врачей закончился. Приближался 1914 г. и вместе с ним грандиозное астрономическое событие, привлекавшее к себе внимание и силы как профессиональных астрономов, так и любителей астрономии, — полное солнечное затмение, ожидавшееся 8 августа 1914 г.

Глава 7. Солнечное затмение 1914 г

Полное солнечное затмение, которое должно было наблюдаться в западных губерниях Российской империи 8 (21) августа 1914 г., было одним из наиболее важных событий в жизни российского астрономического сообщества этого времени. Готовиться к нему начали примерно за два года. Различные научные учреждения, образовательные институты, а также всевозможные общества, кружки, так же как и отдельные профессиональные ученые и любители астрономии, выбирали наиболее благоприятные места для экспедиций, проводили инвентаризацию инструментов, при возможности что-то докупали, конструировали приборы в соответствии с собственными запросами, составляли планы и программы будущих наблюдений. Например, в отчете РОЛМ за 1913 г. отмечалось: «Среди работ Астрономической секции в истекшем году немало времени было уделено подготовке к наблюдению предстоящего солнечного затмения 8 августа 1914 г., выяснению числа наблюдателей и средств к предполагаемой экспедиции в полосу полного солнечного затмения и обработке соответствующего материала для помещения на страницах Известий общества»[668].

Дело было серьезным, конкуренция значительной, и поэтому обычной вежливости по отношению к дамам не проявляли. 31 мая 1914 г. Нина Михайловна не без раздражения писала Ольге Александровне Федченко: «Я отказалась от участия в экспедиции Р[усского] А[строномического] О[бщества] — они едут в Трапезунд, куда дам не берут, в Киев, куда ехать мне не хочется, чтобы не сидеть месяц в пыльном городе, и в д[еревню] Молодило Виленской губ[ернии], где наверно будет дождь, а от Крыма отказались. Т[ак] ч[то] я заявила на заседании, что еду с курсистками в Феодосию, и нам дают бесплатный провоз багажа и скидку на билеты. Вот и все. Обо всем остальном приходится заботиться самим и повсюду просить инструменты. Зато мы совсем свободны и никто нас не будет называть бабами и относиться свысока. А труда мы не боимся!»[669]

Астрономический кружок при Бестужевских Высших женских курсах начал свою работу в 1909 г. Первой председательницей кружка стала Н. Н. Неуймина[670]. Однако в 1910 г. она была арестована за участие в студенческих волнениях и отправлена в ссылку на север. Место председательницы кружка заняла Н. М. Штауде. Руководил работой кружка профессор А. А. Иванов, Г. А. Тихов также принимал участие в его деятельности. Как отмечал А. Г. Суслов, автор статьи, посвященной истории петербургских студенческих астрономических кружков: «Особенно напряженно работал астрономический кружок зимой 1913–1914 гг. Это было время подготовки к полному солнечному затмению 8 августа 1914 г. Работала Солнечная комиссия, которая поставила себе целью направить в полосу полного затмения три экспедиции. В связи с этим надо было разработать программу наблюдений, собрать средства, сконструировать и построить приборы, подготовить кадры наблюдательниц. Требовалось много времени и для изучения соответствующей аппаратуры и для организационных дел»[671]. Очень коротко А. Г. Суслов упомянул о том, что «Большую помощь кружку оказывала вольнослушательница ВЖК Н. М. Субботина, имевшая уже тогда большой опыт астронома-наблюдателя»[672].

Более подробно об истории вовлечения Нины Михайловны в экспедицию ВЖК рассказала в автобиографии Нина Михайловна Штауде. Коротко описав историю жизни и научной работы Н. М. Субботиной, Н. М. Штауде отмечала: «Но самое главное для нас заключалось в том, что она (Субботина. — О. В.) уже многократно наблюдала полные солнечные затмения, даже ездила для этого в Испанию. Меня с ней познакомили и наш кружок приобрел очень ценного помощника. „Три Нины“ образовали Солнечную комиссию, которой удалось и средства собрать — для чего была устроена платная публичная лекция проф[ессора] А. А. Иванова о затмении, и несколько приборов построить, получив, например, из Пулкова хорошее небольшое зеркало для коронографа. Было решено устроить от кружка В. Ж. К. три экспедиции: в Ригу, Киев и в Крым. Словом, размах был такой „грандиозный“, какого не было и у Астрономического кружка в университете, и даже в Обществе любителей мироведения»[673].

Сама Нина Михайловна еще в 1912 г. начала думать о подготовке к наблюдению затмения 1914 г. Именно с этой целью она провела наблюдение кольцеобразного затмения 4 апреля 1912 г. Уже 6 апреля она писала об этом К. А. Морозовой: «Милая Ксения Алексеевна! Черкните <…> удались ли наблюдения? Меня очень это интересует! — и далее рассказывала: — Накануне затмения я вернулась в Петерб[ург] и наблюдала с Серебрянки (меня туда пригласили пулковцы, но я их не нашла, а была одна). Очень красиво, но сравнить нельзя с испанским затмением. Это затм[ение] было в сущности только подготовительным к будущему в 1914 г. Как оно удастся?!»[674]

Подготовка к экспедиции и сбор денег для нее шли вовсю уже в марте 1914 г. Например, 29 марта 1914 г. Н. М. Субботина писала Н. А. Морозову: «…в Крыму обещал содействие и сотрудничество С. Я. Елпатьевский и кое-кто другие. Вчера у нас была лекция в пользу нашей экспедиции кружка Высших Ж[енских] курсов на Карадаг, собрали 100 р[ублей]. После Пасхи или на Пасху устраиваем вечеринку „Солнечное затмение“ — все №№ астрономич[еского] характера. Не согласитесь ли прочесть „Звездное письмо“, а Ксения Ал[ексеевна] сыграть что-ниб[удь], вроде отрывка из Лунной Сонаты? Хотим еще прочесть Короленко „Солнечное затм[ение]“, пропеть арию из Тангейзера о золотой звезде и инсценировать Чехова о затмении. Потом чаепитие и беседа. Надеемся, что опять женск[ое] благотворит[ельное] Об[щест]во даст зал и столовую. Вчера было очень хорошо и дружно!»[675]

Для организации успешной экспедиции необходимо было позаботиться о тысяче мелочей: выбрать подходящее место для наблюдений, найти поблизости подходящее жилье, найти средства на дорогу, жилье и, главное, инструменты. Следовало самостоятельно обзавестись инструментами: купить, одолжить, сконструировать. Из приведенных выше писем видно, что Нина Михайловна участвовала во всех этих приготовлениях. Однако наиболее важной задачей являлась необходимость составления программы наблюдений, распределение ролей между наблюдателями, подготовка опросных листков, которые они должны были заполнить, и, конечно, предварительная тренировка будущих наблюдателей. Учитывая, что Нина Михайловна собиралась в экспедицию со студентками, полными энтузиазма и амбициозных планов, но еще совсем неопытными, можно предположить, что именно на ее долю выпало и составление научной программы наблюдений экспедиции, и предварительная подготовка ее участниц. А. Г. Суслов, правда, в цитировавшейся нами выше статье отмечал, что «Н. М. Штауде и Е. С. Ангеницкая составили инструкцию для наблюдения затмения. Одним из главных заданий было зарисовать корону в течение короткого промежутка времени полной фазы. Предполагалось наблюдение контактов»[676]. Нам не удалось подтвердить эти данные. Однако хорошо известно, что еще в марте 1914 г. Нина Михайловна опубликовала статью, основанную на ее личном опыте наблюдений затмений и адресованную не только слушательницам ВЖК, но и всем любителям астрономии, планировавшим принимать участие в наблюдении затмения, под названием «О психологии наблюдателя и психологических наблюдениях во время солнечного затмения»[677]. В ней Субботина писала о том, что наблюдение солнечного затмения производит очень сильное впечатление на наблюдателя, поэтому для того, чтобы запланированная научная программа была выполнена успешно, необходимы тщательная подготовка и заблаговременное планирование. «Наступление полного затмения всегда производило глубокое впечатление на душу человека, — подчеркивала она, — и впечатлению этому соответствовало влияние затмения на всю живую природу: на растения, насекомых, птиц и зверей. Еще в конце частного затмения, когда начинает быстро и неравномерно темнеть, облака меняют окраску и опускаются, налетает порывистый „ветер затмения“, всеми овладевает какое-то беспокойство, нервность, наблюдатели настораживаются, разговоры смолкают. Когда же тонкий и длинный солнечный серп внезапно и быстро начинает сокращаться, разрывается на блестящие точки (grains de Baily) и пропадает, унося последний солнечный луч — знакомая нам картина мира резко меняется, и всей природой овладевает торжественное молчание и тишина. Вспыхивает серебристая корона; на потемневшем небе загораются яркие звезды, горизонт сияет холодным и безжизненным светом, проносятся легкие воздушные тени („ombres volantes“). Таинственная картина затмения производит глубокое впечатление и первые моменты наблюдатель стоит как зачарованный, забывая о своей работе; требуется усилие воли и дисциплина, чтобы оторваться от созерцания и приняться за дело. Быстро пролетают 1–2 минуты и первый луч света появляется неожиданно, прорвавшись из-за лунных гор. Фантастические краски затмения исчезают, свет прибывает волнами, и в несколько мгновений всюду ясный день, жизнь и тепло. Только с вершины гор видно, как по морю или равнинам убегает темная лунная тень»[678].

Объяснив влияние, которое может оказать вид солнечного затмения на неподготовленного наблюдателя, Нина Михайловна писала: «Укажем же на некоторые предосторожности, чтобы намеченная программа, особенно фотографическая, <…> была выполнена возможно лучше в такой короткий срок»[679]. Прежде всего, считала Н. М. Субботина «важно сохранить спокойствие и размеренность движений, работать быстро, но не торопясь, и для этого заранее приучать себя к ритму, напр[имер] работая с метрономом или наблюдая прохождения звезд»[680]. Здесь Нина Михайловна поясняла, как можно сделать прибор для тренировки: «Для таких наблюдений достаточно иметь простую астр[ономическую] трубу и самому натянуть 3–4 паутинные нити в фокусе окуляра, прикрепив их лаком к диафрагме или специальному картонному кружку, который двигается вглубь окуляра до тех пор, пока нити не будут казаться достаточно резкими. Труба закрепляется в плоскости меридиана, направляется на какую-нибудь звезду и наблюдатель с часами записывает моменты прохождения звезды через нити. Чем ближе звезда к экватору, тем быстрее она бежит и тем труднее отметить эти моменты»[681]. Далее Нина Михайловна указывала на то, что «надо быть готовым поддержать растерявшегося товарища»[682]. Также, по ее мнению, следовало «предусмотреть и возможность каких-нибудь внешних помех: напр[имер], порывом „ветра затмения“ может унести бумагу, приготовленную для рисунков, опрокинуть или поколебать легкие приборы, наконец засорить механизмы и они остановятся»[683]. Комментируя вполне реальную возможность каждого из этих несчастий, Нина Михайловна поясняла: «…так случилось в Испании, в Бургосе, на затмении 1905 г., где вихрем несло по полю тучу листков, зонт, простыни, etc., а за 2 минуты до полного затмения засорило часовой механизм 9-ти дюймового фотогелиографа S-té Belge d’astronomie, и он остановился!»[684] Н. М. Субботина перечисляла в общем-то простые и очевидные меры, которые необходимо предпринять, чтобы предотвратить подобные несчастья, о которых, однако, надо было подумать заранее. «Нужно заранее положить камни на бумагу и полотно, приготовленное для наблюдения теней, укрепить штативы и т. д.», — писала она[685]. Н. М. Субботина также отмечала: «Точности определения 2-го контакта (начала полного затмения) могут помешать grains de Baily и хромосфера». Она указывала: «За момент контакта надо считать тот, когда последняя яркая точка grains de Baily исчезнет, а полоска розовой хромосферы еще видна — это случается неожиданно быстро и надо быть настороже!»[686] Нина Михайловна отмечала: «Около этого времени можно увидеть в трубу интересное явление: на некотором расстоянии от солнечного серпа, еще не закрытого Луной, на фоне неба может появиться ряд блестящих розовых точек, которые будут понемногу вытягиваться, превратятся в язычки розового пламени и наконец сольются с диском Солнца, когда он закроется весь. Это протуберанцы, и надо постараться отметить момент их первого появления. По мере движения луны они будут закрываться. Зато на противоположном краю будут открываться и расти другие». Нина Михайловна отмечала: «Появление первого, ослепительно яркого солнечного луча захватывает врасплох, кажется, что время прошло слишком быстро, но 3-й контакт отмечается легче, — и продолжала: — В трубу еще можно последить за протуберанцами и отметить время их исчезновения или посмотреть на „ombres volantes“, для чего придется отвернуться и поглядеть через плечо: тени будут скользить слева на право». Субботина также писала: «Корону всего лучше наблюдать простым глазом или в бинокль, она, как хвосты комет, не выносит сильного увеличения. Чтобы увидеть ее возможно яснее, надо защитить глаза до самого момента ее появления темными очками (обыкновенные дымчатые стекла надо еще закоптить), тогда можно будет надеяться увидеть слабые ее части, которых не заметит наблюдатель у окуляра (свет близких к фотосфере слоев будет слишком ярок и ослепит глаза). Надо постараться набросать легкий контур короны, на что уйдет минуты 1 ½ при условии предварительного упражнения, далее можно успеть отметить границы наиболее ярких слоев и отдельные лучи, а после затмения сделать еще один, более подробный ее рисунок, но не медля, т[ак] к[ак] память сохраняет свою первоначальную силу в среднем лишь 2–3 минуты. Рисовать всего лучше мелом для карточной игры на черной шероховатой бумаге или обертке фотографических пластинок». По поводу фиксирования протуберанцев Нина Михайловна писала: «красным карандашом отмечают протуберанцы. Для таких рисунков очень годится пастель, ею можно передать цветные оттенки протуберанцев, хромосферы и даже короны, т[ак] к[ак] некоторые наблюдали ее цветные лучи (опросить отдельных лиц: какого цвета им предоставлялась корона? Не скажутся ли субъективные разногласия)?» Особенно Нина Михайловна настаивала на том, что «Все заметки как и рисунки надо сделать сейчас же, как только окончится полное затмение»[687].

Н. М. Субботина также подробно остановилась на рациональной организации процесса наблюдения. «Можно составить себе заранее ряд вопросов и распределить их на нескольких участников, помня, что в связи с погодой, облаками и ветром надо быть наготове заменить одни наблюдения другими, — писала она, — успех будет много зависеть от находчивости и быстрой сообразительности наблюдателя»[688]. Здесь же она поместила примерный список подобных вопросов, отметив, что «Листки (с вопросами. — О. В.) составляются и раздаются заранее всем участникам с просьбой вернуть их заполненными». Вот этот список: «место наблюдения; наблюдатель; инструменты: труба, бинокль, часы, фотогр[афические] приборы и т. д.; погода; моменты начала и конца частного затмения (1 и 4-ый контакты); [моменты начала и конца] полного [затмения] (2 и 3-й [контакты])».

Далее Нина Михайловна привела программу наблюдений вначале для частичного, а потом для полного затмения. Программа наблюдения частичного солнечного затмения включала наблюдение таких моментов, как «Падение температуры, облака, ветер, давление барометра, напряжение атмосферного электричества, роса, дождь и т. д.» Вопросы, на которые должен был ответить наблюдатель, были следующими: «1) Моменты покрытия солнечных пятен. 2) Не изменялась ли форма и окраска пятен? 3) Когда начало заметно темнеть? Темнело ли постепенно или мрак набегал волнами? 4) Как изменялся цвет облаков? Казалось ли, что они опускаются? 5) Заметили ли вы радужные круги, цветную окраску облаков, отражение серпа или какие-нибудь лучи около Солнца? 6) Когда появлялся ветер затмения? Его сила и длительность? 7) Казалась ли вам Луна темнее неба? Какого цвета она была? Была ли она видна вся или отчасти на фоне неба, вне Солнца? Сколько времени и когда? Не было ли каких-нибудь цветных полос около ее края? 8) Не дрожал ли слегка солнечный серп? 9) Видели ли бегущие тени? До или после полного затмения? Каково было их направление, скорость, цвет, размеры, форма, моменты появления и исчезновения? 10) Заметили ли вы тень Луны? Где и когда? 11) Видели ли протуберанцы и корону до или после главной фазы? За сколько минут или секунд? 12) Когда появились Венера и Меркурий? 13) Собственные заметки наблюдателя»[689].

[635] 30 декабря 1911 г. был опубликован принятый Государственным Советом, Государственной Думой и утвержденный императором Николаем II закон «Об испытаниях лиц женского пола в знании курса высших учебных заведений и о порядке приобретения ими ученых степеней и звания учительницы средних учебных заведений» (Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3-е. Т. 31. Ч. 1. СПб., 1914. С. 1297–1300. (Ст. 36226)), наконец-то позволивший женщинам не только получать докторские степени, но и занимать должности, соответствующие этим степеням.

[636] Список членов XII Съезда русских естествоиспытателей и врачей // Дневник XII Съезда русских естествоиспытателей и врачей в Москве с 28 декабря 1909 г. по 6 января 1910 г. Отдел III. Список членов в трех выпусках. М., 1910. С. 71.

[637] Костина Л. Д. Женщины-астрономы Русского астрономического общества // Восьмой съезд Всесоюзного астрономо-геодезического общества. Астрономия. М.: Всесоюзное астрономо-геодезическое о-во при АН СССР, 1987. С. 79.

[638] Морозова Ксения Алексеевна (в девичестве Бориславская) (1880–1948) — жена Н. А. Морозова.

[639] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 12 сентября 1912 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 35, 35 об.

[640] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 23 марта 1913 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 51.

[641] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 25 марта 1913 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 46.

[642] Современное название — озеро Севан. Расположено на территории Армении.

[643] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. 5 июня 1913 г. // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 59, 59 об., 60.

[644] Алексей Михайлович Субботин, старший из братьев Субботиных.

[645] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. [1910-е гг.]. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 29.

[646] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. 12 июня 1913 г. // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 64 об.

[647] Дополнительный список членов XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей // Дневник XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей в Тифлисе (16–24 июня 1913 г.), издаваемый распорядительным комитетом съезда. 1913. № 10. С. 89.

[648] Там же.

[649] Подробнее об этом см.: Валькова О. А. Штурмуя цитадель науки: женщины-ученые Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 623–631.

[650] Распределение занятий на все время съезда // Дневник XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей. Тифлис, 1914. № 8. С. 222.

[651] Дневник XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей. Тифлис, 1914. № 1. С. 18.

[652] XIII Съезд русских естествоиспытателей и врачей в г. Тифлисе. Предварительные сведения. Тифлис, 1913. С. 18.

[653] Там же. С. 19.

[654] Соединенное заседание подсекций астрономии с секцией физики и секцией физической географии // Дневник XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей. Тифлис, 1914. № 8. С. 222–223.

[655] Там же. С. 223.

[656] Субботина Н. М. Письмо члена Русского астрономического общества: К соединенному заседанию подсекции астрономии с секцией физики и секцией физической географии // Дневник XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей. Тифлис, 1914. № 10. С. 423–424.

[657] Там же.

[658] Там же. С. 424.

[659] Там же. С. 223.

[660] Там же.

[661] Речь идет об Ольге Владимировне Соколовой, женщине-враче, родной сестре мамы Нины Михайловны.

[662] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 1 января 1917 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1811. Л. 2, 2 об.

[663] Хроника // Известия РОЛМ. 1913. № 6 (2). Апрель. С. 158.

[664] Отчет Русского общества любителей мироведения за 1913 год. СПб., 1914. С. 14.

[665] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. Не ранее 19 июня 1913 г. // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 65.

[666] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 3 июля 1913 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 49 об.

[667] Субботина Н. М. Письмо М. В. Жиловой. 10 июля 1917 г. // СПбФ АРАН. Ф. 711. Оп. 2. Д. 33. Л. 3.

[668] Отчет Русского общества любителей мироведения за 1913 год. СПб., 1914. С. 9.

[669] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. 31 мая 1914 г. // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 75, 75 об.

[670] Неуймина (Центилович-Рапопорт) Нина Николаевна (13.08.1889–18.02.1971) — партийный и профсоюзный деятель; многократно арестовывалась и во время Российской империи, из-за чего была вынуждена покинуть Бестужевские Высшие женские курсы, и в период СССР; сестра Г. Н. Неуймина.

[671] Суслов А. Г. Студенческие астрономические кружки в Петербурге в 1902–1914 гг. // Историко-астрономические исследования. Вып. III. М., 1957. С. 655.

[672] Там же. С. 656.

[673] Штауде Н. М. Автобиография // На рубеже познания Вселенной (Историко-астрономические исследования, XXII) / Под. ред. А. А. Гурштейна. М.: Наука, 1990. С. 405.

[674] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. 6 апреля 1912 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 30.

[675] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. Не позднее 29 марта 1914 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 57 об.

[676] Суслов А. Г. Указ. соч. С. 656.

[677] Субботина Н. М. О психологии наблюдателя и психологических наблюдениях во время солнечного затмения // Известия РОЛМ. 1914. № 10 (2). Март. С. 94–99.

[678] Там же. С. 94–95.

[679] Там же. С. 95.

[680] Там же.

[681] Там же. С. 95. Прим. 1.

[682] Там же. С. 95.

[683] Там же.

[684] Там же. С. 95. Прим. 2.

[685] Там же. С. 95.

[686] Там же. С. 96.

[687] Там же.

[688] Там же. С. 97.

[689] Там же.