Так что сотрудничество Нины Михайловны с Бестужевскими Высшими женскими курсами, начавшееся в 1905 г., продолжалось до 1914 г. включительно, и, наверно, самой яркой страницей в истории этого сотрудничества стала организация совместного наблюдения солнечного затмения 1914 г. Однако до второго «большого» затмения в жизни Нины Михайловны была еще одна работа, принесшая ей, не имевшей никаких дипломов (Высшие женские курсы в тот момент государственных дипломов еще не выдавали) и ученых званий, официальное признание научного сообщества. Речь идет о знаменитой монографии Н. М. Субботиной «История кометы Галлея», первой российской книге по истории астрономии, написанной женщиной и выигравшей автору премию Русского астрономического общества.
Глава 5. Комета Галлея
Работа над монографией «История кометы Галлея»
Уже в 1907 г. Н. М. Субботина увлечена большим новым проектом, который в письмах называет «Созвездия». Вместе с художником Н. З. Пановым[480] она готовила альбом, в котором должны были быть собраны рисунки созвездий, сопровождаемые сведениями об их возникновении, их названиях и толкованиях в разные времена и у разных народов.
К сожалению, в ноябре 1907 г. тяжело заболел М. Г. Субботин. Родные боялись за его жизнь. Нина Михайловна не могла думать о чем-то кроме этого. «Ваше письмо я получила в тяжелое время! — объясняла Субботина М. А. Островской-Шателен свою невнимательность к их переписке. — Был болен папа воспалением легкого и припадками сердечной слабости; было такое время, что доктора советовали не надеяться и делали впрыскивания кофеина и камфоры каждые 2 часа. 5 ночей здесь дежурил доктор, и папа дышал только с помощью кислорода. Такой невыносимый нравственный гнет был на душе, что Вы поймете отчего я не писала!»[481] Ситуация воспринималась особенно тяжело еще и потому, что оказалась совершенно неожиданной. «Папа болен с 17 ноября — он сперва схватил только инфлуенцу и мы не подозревали как серьезно его положение — но когда он позволил позвать доктора, потому что у него сделалось удушье, то доктор моментально послал за кислородом, за камфорой, сидел у него 2 часа и потом сказал, что каждую минуту ждал конца от паралича сердца! А никто, даже сам папа этого не подозревал! И вот так-то нам пришлось прожить эти 1 ½ месяца — не понимая в чем дело и всецело полагаясь на знание врача, чтобы во время предупредить и задержать развитие припадка! Видите, милая Марья Александровна, нельзя было писать в такое время!» — объясняла Нина Михайловна подруге[482].
Рис. 17. Михаил Глебович Субботин с детьми. 1904 г. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Рассказывая о своем душевном состоянии в эти тяжелые дни, она писала: «Я право с ума сходила от волнения и если бы не маленькое отвлечение благодаря рисованью, которым я последнее время занимаюсь, то совсем бы и <…>[483]». И продолжала: «Сегодня первый день, как я вынула свои книги и думаю опять начать заниматься! В сущности говоря — я ничего не сделала кроме 2–3 рисунков „Созвездий“ и покончила эту работу, но они мне все-таки дали кое-что и я немного отвлекалась на них…»[484].
Таким образом, работа над «Созвездиями» помогла Субботиной пережить душевную травму. После того как кризис со здоровьем Михаила Глебовича миновал, она продолжила продвижение своего проекта. Сохранилось письмо Нины Михайловны, адресованное товарищу ее отца Владимиру Гавриловичу Глазову, тому самому министру просвещения, который помог ей поступить на ВЖК, от 17 января 1908 г., написанное накоротке из-за того, что Субботина не застала адресата дома, в котором она немного более подробно рассказывает об этом. «Дорогой Владимир Гаврилович! Приехала в Москву, направилась с визитом к Вам и очень огорчилась, что я не нашла Вас здесь. Мне давно хотелось написать Вам и спросить Вашего указания как археолога для одной задуманной мною работы, — писала Н. М. Субботина и объясняла далее: — Я очень мечтаю изобразить художественно созвездия Зодиака и у меня много рисунков и набросков для них, но я не знаю мифов созвездий[485], которые нужны для психологии изображений. Я уже отыскивала их в Академии наук и Публичной библиотеке, но не нашла, и мне посоветовали обратиться за указанием книг к археологам. Вы же единственный знакомый археолог и я уже очень давно хочу видеть Вас и побеседовать на эту тему. 24-го января я уже уезжаю обратно в Петербург, — продолжала Нина Михайловна и просила: — м[ожет] б[ыть] Вы будете так добры укажете мне к кому можно обратиться за указаниями в Петерб[урге]?» И далее рассказывала немного более подробно: «Я отыскиваю греческие мифы, а также Вавилонские и вообще — мифы Востока, я выбрала смешанный египетский и греческий стиль для своих картин и мы работаем вдвоем с одним художником, причем вся научная часть на мне»[486].
Таким образом, Нина Михайловна впервые обращается к истории астрономии Древнего мира, начинает изучать мифологию, сохранившиеся художественные памятники и письменные источники. Знакомится с составом коллекций различных музеев, в том числе Британского музея, Эрмитажа и др. В письме от 18 ноября 1907 г. она спрашивает Н. А. Морозова: «Где Вы читали о созвездиях и об их мифах? Пожалуйста, напишите! Мне непременно надо проникнуть в глубину их содержания, чтобы выяснить психологию фигур Созвездий»[487]. Нину Михайловну увлекает время, когда астрономия «еще не отделялась от искусства и не была окружена такой громадой цифр, как теперь»[488]. Она пишет Н. А. Морозову: «А мне надо выяснить ее (астрономии. — О. В.) философию, цифры для меня всегда, всегда только орудие; их одних мало мне! Мы не затрагивали с Вами этих вопросов, а они мучают и волнуют меня, я так мало понимаю астрономию и так мало смыслю в искусстве!»[489] И продолжает: «…я очень углубилась в эту задачу и она увлекательна тем, что переносит в седую древность, к самому зарождению науки <…>. А пока мы с художником рисуем и рвем, составляем и отвергаем; вся астрономическая часть лежит на мне, вся художественная — в смысле грамотности вычисления и художественной интерпретации — на Панове — я теперь только подмастерье! <…> Я бегаю в Эрмитаж за египетскими глазами, в Акад[емию] худ[ожеств] за „примитивами“ и пойду за медалями в Академию наук! Страшно интересно!!»[490]
Эта работа, однако, была отложена и не доведена до конца. Через несколько лет, 12 сентября 1912 г., Нина Михайловна писала о причинах Н. А. Морозову: «…теперь не знаю — когда будет выполнена эта работа — план ее был широк, а многое помешало его осуществлению. Было задумано ознакомление с греческими, египетскими, ассирийскими и еврейскими астрономическими, астрологическими и религиозными источниками и соответствующими идеями — а ведь все тогда облекалось в мифологическую форму. Ну — я доходила уже до изучения соответств[ующих] языков и т[ак] д[алее], но остановилась перед ужасной сложностью задачи: ведь тут целой жизни мало — проследить общую идею и выявить ее проявления у различных народов. А сколько тут интересного и захватывающего! Как жаль, может, что я только кустарь, кустарь и кустарь во всем! — А меня так тянет к людям! Мне даже звезд мало, пот[ому] что там нет людей!!»[491]
С тех пор интерес Н. М. Субботиной к истории астрономии не ослабевал, но в тот момент он несколько поменял свое направление: приближалось очередное свидание Земли с кометой Галлея, и редкая гостья захватила воображение и внимание Субботиной. Судя по ее письмам к Н. А. Морозову, уже в 1908 г. она активно работала над книгой о комете Галлея, хотя сама комета привлекла внимание Нины Михайловны еще раньше. Как мы упоминали выше, примерно с 1905 г. Нина Михайловна выполняла обязанности вычислительницы в большом проекте, предпринятом Русским астрономическим обществом по предвычислению появления кометы Галлея, ожидавшейся в 1910 г. Работа эта не всегда давалась легко, но неизменно увлекала Н. М. Субботину: «Что касается до моих вычислений, то они приводят меня в отчаяние — где-то явная ошибка и орбита не получается, т[ак] к[ак] контроли не <…>[492], а работа такая интересная и так хочется хорошо ее кончить, чтобы потом вычислять орб[иту] двойной звезды…»[493]. Уже тогда при каждой случайной возможности она посещала Пулково, иногда даже на один день, чтобы «…не пропускать лекции и никого не стеснять в Пулково…»; очень хотела «познакомиться и с дамским персоналом Пулкова», хотя Нина Михайловна боялась «навязывать им себя!»[494] Тем не менее это знакомство, конечно, состоялось.
При работе над книгой по истории кометы Галлея библиотека Пулкова оказалась незаменимой. «У меня за 8 дней работы в Пулково набрался громадный материал, т[ак] к[ак] я просмотрела 108 брошюр, относящихся к различным появлениям кометы Галлея: — с 1531 г. по европейским наблюдениям; до 1531 г. по Китайским хроникам в переводе Wilson’а», — писала она Н. А. Морозову 23 декабря 1908 г.[495] И продолжала: «Сейчас у меня много книжек из Пулкова, начиная с сочинений Галлея и кончая набл[юдениями] Джона Гершеля с замечательными рисунками. В Пулкове же я нашла еще более интересные наблюдения Струве над изменениями физического характера[496] головы [кометы] с многими рисунками…»[497]. В целом, если судить по описанию уже сделанного, то к концу 1908 г. Н. М. Субботина проделала большую часть работы по сбору материалов для книги. Как она сама пишет: «Я же за это время прямо совершила фантастическое путешествие во времени, в духе Уэльса — с этой кометой… <…> Нашла я и астрологические предсказания 1682-го года по случаю появления этой [кометы]: <…>[498], потоп, глад и мор!!!.. Сверила все появл[ения] [кометы] с историческими событиями: чего только не видала эта особа с большим прошлым — Зороастр, Второзаконие, Конфуций, Нерон, Атилла, Магомет, Солиман II, Святополк, Олег Вещий, Гришка Отрепьев etc, etc!.. Срисовала даже часть гороскопа из книги Appian’a 1531 года… есть рис[унок] Кеплера и др. Все это конечно можно бы сфотографировать, так же как замечательный портрет Галлея из Пулково… еще следует ознакомиться с новейшими теориями физического строения [кометы]»[499]. Из этого же письма видно, что Нина Михайловна рассчитывала на помощь Н. А. Морозова и видела его соавтором своей книги. Видимо, предварительная договоренность об этом была достигнута. «Весь этот материал ждет Вас и я страшно рада, что Вы со своей стороны хотите писать и желаете моего сотрудничества», — писала Н. М. Субботина[500].
Летом 1909 г. Н. М. Субботина приступила к непосредственным поискам кометы. Как она замечает в письме Н. А. Морозову от 31 июля 1909 г.: «Игорь у меня на Урале, Алексей в Сибири[501] и столько интересного пишут, что просто досада — зачем я не моряк, не путешественник, и не инженер?! Ах, каким бы великолепным бродягой была бы я, если бы я не была астрономом. Но я астроном и потому сижу дома и ловлю комету, которая восходит теперь по утрам»[502]. Осенью 1909 г. сама комета и книга о ней занимают все внимание Нины Михайловны. В октябре она узнает, что Н. А. Морозов пишет свой собственный очерк о комете, но все еще надеется на сотрудничество с ним. «Быть может хотите писать отдельно, — спрашивает она его в письме от 26 октября 1909 г., — очень популярную брошюру — и я тогда напишу немного по серьезнее — (для интеллигентного читателя), но мне необходимо будет Ваше дополнение по астрофизике и кометным хвостам (по Бредихину), кроме того очень бы хотелось, чтобы Вы просмотрели и исправили написанное мной». И добавляет: «До сих пор еще не известно окончательно, будет ли комета достаточна ярка, чтобы ее видели простым глазом! Если нет, то само собой отпадает вопрос об очень популярной книжке. Для 2-ой же категории интерес сохраняется, история [кометы] Галлея слишком интересна сама по себе и теперь для нее наступило время, т[ак] к[ак] теория вполне установлена»[503]. Видимо, согласие на это предложение Н. А. Морозова было получено, поскольку в следующем письме, от 31 октября 1909 г., Нина Михайловна обещает прислать ему написанный ею очерк через полторы недели, с тем чтобы он мог сократить его и «перечеркать» «как захочется». «…заранее на все согласна! — пишет Н. М. Субботина и добавляет: — и напишите свое сколько захотите и как захотите!»[504] Здесь же она задается вопросом, не стоит ли пригласить еще к сотрудничеству Гавриила Адриановича Тихова (1875–1960)[505], который не так давно, в 1906 г., начал работать в Пулкове. «Это хорошо, наша триада очень бы пополнилась им, — пишет Н. М. Субботина, — потому что он, как специалист упомянет м[ожет] б[ыть] о своих будущих работах над этой кометой! — Ведь это он будет ее фотографировать и изучать спектр? — Как было бы интересно! Ведь ее еще ни разу не фотографировали, а история неизменно упоминает о необыкновенных изменениях ее вида». И добавляет: «Только просто боюсь осрамиться в такой блестящей компании!! — Ну, так хочется написать все это и вложить свое, что верю в эту работу и тружусь над ней как могу!»[506] И почти в отчаянии восклицает: «До того заморили меня астрономы своей сухостью, просто душа больше ее не выносит! Мы с Вами должны постараться хоть на этом дать почувствовать „душу живую“ — в астрономии!»[507]
Заметим в скобках, что Субботина не первый раз высказывала опасения о чрезмерной «сухости» ее любимой науки. И похоже, что друзья старались по мере сил ее в этом разубеждать. Например, она рассказывала М. А. Островской-Шателен: «А Мих[аил] Андр[еевич][508] говорит, что в науке еще более свободы фантазии (чем в искусстве. — О. В.) и я теперь не буду бояться, что она меня засушит — я теперь буду знать, что надо и сказать в ней! Только я еще не знаю: как…»[509].
К сожалению, всего через несколько дней после того, как Нина Михайловна написала Н. А. Морозову 31 октября 1909 г. письмо, полное такого искреннего энтузиазма и увлекательных творческих замыслов, в семье Субботиных произошла трагедия: 10 ноября 1909 г. умер отец Субботиной Михаил Глебович Субботин. «Папа вчера умер у меня на руках, после 3 дней болезни…» — писала она Н. А. Морозову 11 ноября 1909 г. «Сейчас я не могу работать, потом поговорим с Вами», — завершала она это письмо[510]. Смерть не была внезапной: Михаил Глебович Субботин был болен уже некоторое время. В предыдущие месяцы ему сделали несколько операций. Так, 2 июля 1909 г. Н. М. Субботина рассказывала К. А. Морозовой: «Сейчас только приехала в Собольки из Петербурга — папа очень тяжело болен, с вокзала его несли на руках — ему в Петербурге делали опять операцию, которая только ухудшила его положение, т[ак] к[ак] доктора ошиблись и разрезали левую почку, когда болела правая. Это обнаружилось еще больше здесь, в Собольках, и мы сейчас в отчаянной тревоге — грустно живется тогда, когда страдает дорогой человек, а окружающие бессильны помочь ему!»[511] Но Михаилу Глебовичу было всего 59 лет. Несмотря на тяжелую болезнь, никто из его близких не помышлял о возможной смерти.
Рис. 18. Михаил Глебович Субботин (Музей истории завода «Красное Сормово»)
Смерть отца стала не только тяжелой личной утратой для Нины Михайловны, она вызвала ухудшение финансового положения семьи. 15 ноября 1909 г. О. А. Федченко писала сыну из своего подмосковного имения: «Ужасно жаль Субботиных, Нину в особенности. Трудно им будет после беззаботной, роскошной жизни, жить своим трудом, разве что Сормов даст пенсию. Как бы не пришлось им продавать Собольки; капитала у них ведь почти нет»[512]. Достаточно жесткое высказывание, но О. А. Федченко была прямолинейным человеком и не стеснялась называть вещи своими именами. Что же касается положения, в котором оказалась Нина Михайловна Субботина после смерти отца, то Ольга Александровна хорошо знала то, о чем писала, по собственному опыту. Когда-то после смерти отца и гибели мужа, оставивших ее без средств к существованию, она была вынуждена зарабатывать на жизнь, занимаясь подсчетами в земском статистическом комитете; впоследствии друзья выхлопотали ей пенсию, на которую она жила вплоть до революции 1917 г. Став всемирно известным в своей области ученым, публиковавшимся не только на русском, но и на европейских языках, в наиболее престижных профессиональных изданиях, состоя членом многих научных собраний, в том числе будучи избранной членом-корреспондентом Императорской академии наук, выпустив целый ряд монографий, признанных классическими, О. А. Федченко за всю свою жизнь не получила ни копейки за научную работу. У нее были все основания предполагать, что Н. М. Субботина не сможет найти оплачиваемой работы по специальности просто потому, что она женщина, и несмотря на то, что ее бескорыстная помощь всегда приветствовалась.
Однако если материальное положение Субботиных и ухудшилось со смертью главы семьи, то это произошло не сразу. Во всяком случае, Нина Михайловна имела возможность продолжать вести прежний образ жизни и заниматься научными исследованиями, не думая о заработках. Уже в конце февраля 1910 г. она возобновляет интенсивную работу над книгой о комете Галлея, хотя семейные дела продолжают отвлекать ее. На этот раз это было обустройство жилья для приезжавших в гости «молодых». Но Нина Михайловна никогда не считала заботу о членах своей семьи обузой, как и они — заботу о ней. «Вчера приехали наши молодые и мои хлопоты по устройству им помещения закончились. Теперь опять сяду за астрономию», — писала она К. А. Морозовой 18 января 1910 г.[513] Можно предположить, что названные здесь «молодые» — это старший из братьев Субботиных Алексей и его молодая супруга Надежда Николаевна Михайловская (1880–?), дочь инженера и писателя Н. Г. Гарина-Михайловского.
Из этого же письма можно понять, что соавторство с Николаем Александровичем не получилось из-за вполне практических причин: «Передайте, пожалуйста, Н[иколаю] А[лександровичу], что у меня вчера был Кулаков и предложил окончить работу одной, — я сначала хотела переговорить с Н[иколаем] А[лександровичем], но Кулаков рассказал, что Н[иколай] А[лександрович] и он не сошлись на условиях гонорара и его, т[о] е[сть] Н[иколая] А[лександровича] решение окончательное. После этого я согласилась. Пишу все же для устранения возможного недоразумения!» После этого Н. М. Субботина обращалась с просьбой вернуть передававшиеся ею Морозовым материалы. «Не будет ли Н[иколай] А[лександрович] так добр, прислать мой портфель и книгу Ньютона? Все это мне очень нужно; там же было еще стихотворение Галлея. Торопиться надо ужасно!» — завершала она[514].
Рис. 19. Алексей и Надежда Субботины (слева) с матерью Н. В. Субботиной (вторая справа) и ее сестрами Ольгой и Варварой Соколовыми (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Несмотря на то что соавторство с Н. А. Морозовым не удалось, Нина Михайловна не опускала рук. Сохранилось ее письмо от 26 февраля 1910 г. Марии Васильевне Жиловой (1870–1934), с 1895 г. бывшей сотрудницей Пулковской обсерватории[515], в котором она просит М. В. Жилову проверить расчеты некоей кривой, сделанные для книги и не удовлетворявшие Нину Михайловну. Завершив деловую часть письма, Н. М. Субботина замечает: «Приеду в Пулково — непременно собираюсь побеседовать с Вами, если найдется у Вас свободное время. — Я так рада, что наконец попала к Вам: — в будни все боялась помешать Вашей работе, а давно хотелось побеседовать с Вами»[516]. В апреле 1910 г. книга уже в типографии. 13 апреля 1910 г. Нина Михайловна пишет Н. А. Морозову: «На днях заканчивается печататься моя книга „История Кометы Галлея“ (160 стр.). Т[ак] к[ак] я ее не могла кончить к сроку, то нарушила договор с издателем, чтобы быть свободной и работать спокойнее, и теперь печатаю ее на свой счет»[517]. Но печатание книги продвигается медленно. «Издатель теперь ужасно мешкает с набором и у меня еще нет новых корректур; за то время, воспользовавшись медленностью печатанья, я переделала немного 1835 г., и VIII главу. — Это кажется самое трудное, и у меня вышло совсем не то, что хотелось! <…> Придется проверять по 2-ой корректуре, когда ее получу. Думаю, что теперь остались только случайные ошибки: я много раз проверяла написанное», — писала Нина Михайловна С. К. Костинскому 26 апреля 1910 г.[518] Нину Михайловну беспокоили задержки: уже в 1909 г. и тем более с начала 1910 г. книжный рынок буквально наводнен разного рода сочинениями о комете Галлея[519], Н. М. Субботина боится, что ее книга выходит слишком поздно и окажется невостребованной. «Она выходит так поздно, что я очень опасаюсь, что ее не станут покупать, — пишет она Н. А. Морозову, что было бы особенно обидно потому, что, по словам Н. М. Субботиной: —Работы была масса, я прямо не имела отдыха сперва с материалом, а потом с корректурами»[520].
Однако наконец все волнения позади, и не позднее конца апреля 1910 г. книга Н. М. Субботиной «История кометы Галлея» увидела свет[521].
Нина Михайловна снабдила свою работу кратким предисловием, написанным в марте 1910 г.[522], в котором объяснила, почему считает историю кометы Галлея заслуживающей отдельного исследования. Она писала: «Комета Галлея явление беспримерное в истории астрономии: — мы не знаем никакой другой периодической кометы, с сравнительно коротким периодом обращения, около 77 лет, которая возвращалась бы с таким постоянством в течение уже 2-х тысяч лет, причем нам известны наблюдения с лишком 25 ее появлений, — доказательство, что она всегда бывала достаточно ярка, чтобы ее могли видеть простым глазом. Интерес к ней — кроме чисто астрономического — есть интерес подлинной страницы истории человечества: по сохранившимся записям мы можем проследить степень культурности отдельных народов, с их верованиями и суевериями, увидеть, как пробуждалась мысль человека и зарождалось стремленье к истине, как люди боролись и страдали за нее…»[523].
Рис. 20. Титульный лист книги Н. М. Субботиной «История кометы Галлея». 1910 г.
Здесь же Нина Михайловна написала также несколько слов о своей работе над книгой: «Разрабатывая источники, содержащие указания на появление этой кометы, мы испытывали глубокое удовлетворение, глубокий интерес. Получалось как бы путешествие во времени, более увлекательное и фантастичное, чем рассказы Уэльса, но только каждое слово и каждый факт в этом путешествии были правдивы. Нам захотелось рассказать о результатах этого изучения, передать читателю частицу того нравственного удовлетворения, которое мы испытали, но тема слишком велика, и ждет еще иного, более искусного исследователя»[524].
В предисловии Н. М. Субботина также кратко изложила содержание книги: «Мы расскажем — как можем и как умеем — о тех великих людях, которые оставили свой след в истории этой кометы, являющейся почти историей кометной астрономии, о древних и средневековых ученых, о юноше Галлее, который наблюдал ее, не подозревая, что она принесет ему бессмертие! Расскажем также о великом учителе и друге Галлея — Ньютоне, о котором он писал в прекрасном стихотворении: „Nec fas est propius mortali attingere divos“ („Не подобает смертному ближе коснуться богов“). Условия темы не позволяют нам изложить подробно содержание великого творения Ньютона, мы ограничимся краткими извлечениями из него, а затем перейдем к описанию возвращения кометы Галлея в XVIII веке и ее появления в XIX и ХХ веках с их новыми научными теориями, которые мы старались передать возможно проще и доступнее. Книжка наша заканчивается некоторыми выдержками из исторических документов, касающихся предполагаемых появлений кометы Галлея с VI в. до Р. Х. (пророчество Сивиллы) по 1682 г. — эпоху ее научного рождения»[525]. Завершая краткое введение, Нина Михайловна писала с присущим ей оптимизмом и верой в возможности современной науки: «ХХ век, век электричества и радия, принес нам новые открытия, и окончательное решение задачи о физических свойствах явлений, наблюдаемых на кометах, быть может — вопрос ближайшего будущего… Можно надеяться, что и на этот раз комета Галлея поведает нам какую-нибудь новую тайну природы, осветит нечто, чего мы не знаем, и вместе с Гершелем мы повторим: Добро пожаловать — небесная гостья!»[526]
Книга состоит из введения и семи глав. Первая глава посвящена биографии Галлея. Вторая рассказывает о подробностях открытия Галлеем собственно периодической кометы, получившей впоследствии его имя. В третьей и четвертой главах рассматривается история появления и наблюдения кометы Галлея в 1759 и 1835 гг. соответственно. Пятая представляет собой краткий очерк механической и физических теорий кометных форм. Шестая посвящена предвычислениям появления кометы Галлея в 1910 г., описанию первых наблюдений, условий видимости и пр. Наконец, в седьмой главе содержится хронология появлений кометы Галлея начиная с VII в. до н. э. по XVII в. н. э. включительно. В книге представлены рисунки кометы, сделанные в разные исторические эпохи, кривая измерений длины периода кометы, которую Н. М. Субботина попыталась продолжить вплоть до VII в. до н. э., различные чертежи, а также несколько портретов. К сожалению, обещанной в заглавии фотографии кометы нет, поскольку сделать ее не удалось. Книга написана прекрасным языком и читается на одном дыхании.
Уже в начале мая 1910 г. Нина Михайловна рассылала книжку своим друзьям. О. А. Федченко получила ее, например, 3 мая.
Сохранилось письмо Н. М. Субботиной Н. А. Морозову от 2 мая 1910 г., в котором она спрашивает, получил ли он посланную ему книгу. В этом же письме Нина Михайловна убеждает своего корреспондента в том, что их несостоявшееся соавторство в этой работе оказалось только к лучшему: «Многоуважаемый Николай Александрович! Получили ли Вы мою книжку? Жду теперь в замен Вашу, я ее еще не видела[527]. То обстоятельство, что мы написали две книги, а не одну — только к лучшему: каждый писал как хотел и сколько хотел: Вы очень быстро, я — тщательным изучением источников; думаю, что они даже не очень похожи друг на друга? Мне же эта самостоятельная работа принесла большую пользу и внушила уверенность в самой себе и своих силах»[528].
Эта новообретенная уверенность должна была еще больше упрочиться, когда в № 4 «Известий Русского астрономического общества» за 1910 г. был опубликован превосходный отзыв С. К. Костинского. С. К. Костинский отметил «скромность» автора книги и отсутствие у него «претензий». Он также заметил, что труд по написанию книги потребовал от автора немало времени, и назвал тенденции, которыми автор руководствовался, «симпатичными»[529]. Сергей Константинович, сам не поленившийся выпустить небольшую брошюру, посвященную комете Галлея[530], отметил, что Н. М. Субботина освятила в своей книге как раз те вопросы, ответы на которые были наиболее востребованы и актуальны: «Автор книжки — г[оспо]жа Субботина, давно уже занимающаяся астрономией, как ревностная любительница, поставила себе задачей, возможно полно, но вместе с тем популярно — и по хорошим источникам — проследить историю кометы Галлея, оттенив и подчеркнув, по возможности, как раз то, что нужно, <…> т[о] е[сть] чем[531] именно знаменита комета Галлея в научном отношении и чему[532] она научила человечество»[533].
[480] Панов Николай Захарович (1871–1920) — художник и гравер; выпускник и в 1900‐х гг. преподаватель Центрального училища технического рисования барона Штиглица в Санкт-Петербурге.
[481] Субботина Н. М. Письмо М. А. Островской-Шателен. 28 декабря 1907 г. // СПбФ АРАН. Ф. 869. Оп. 6. Д. 66. Л. 1, 1 об.
[482] Там же. Л. 1 об., 2.
[483] Далее неразборчиво.
[484] Субботина Н. М. Письмо М. А. Островской-Шателен. 28 декабря 1907 г. // СПбФ АРАН. Ф. 869. Оп. 6. Д. 66. Л. 2 об.
[485] Подчеркнуто М. Н. Субботиной.
[486] Субботина Н. М. Письмо В. Г. Глазову. 17 января 1908 г. // РГИА. Ф. 922. Оп. 1. Д. 695. Л. 3, 3 об., 4, 4 об.
[487] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 18 ноября 1907 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 39.
[488] Там же. Л. 39 об.
[489] Там же.
[490] Там же. Л. 39 об., 40, 40 об.
[491] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 12 сентября 1912 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 35 об, 36, 36 об.
[492] Слово неразборчиво.
[493] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 31 октября 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 15 об.
[494] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. [1906] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 12.
[495] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 23 декабря 1908 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 61.
[496] Подчеркнуто автором.
[497] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 23 декабря 1908 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 61 об.
[498] Слово неразборчиво.
[499] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 23 декабря 1908 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 61 об., 62, 62 об.
[500] Там же. Л. 61 об., 62.
[501] Игорь, Алексей — братья Н. М. Субботиной.
[502] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 31 июля 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 6.
[503] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 26 октября 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 8, 9, 9 об.
[504] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 31 октября 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 10.
[505] Тихов Гавриил Адрианович (1875–1960) — русский и советский астроном; член-корреспондент АН СССР с 15 января 1927 г. по разряду математических наук (астрономия).
[506] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 31 октября 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 10, 10 об., 11.
[507] Там же. Л. 11 об.
[508] М. А. Шателен.
[509] Субботина Н. М. Письмо М. А. Островской-Шателен. 8 января 1908 г. // СПбФ АРАН. Ф. 869. Оп. 6. Д. 66. Л. 5 об.
[510] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 11 ноября 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 12–13.
[511] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. 2 июля 1909 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 32, 33.
[512] Федченко О. А. Письмо Б. А. Федченко. 15 ноября 1909 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1117. Л. 352 об., 353.
[513] Субботина Н. М. Письмо К. А. Морозовой. 18 января 1910 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 6. Д. 470. Л. 34.
[514] Там же. Л. 35.
[515] Точная дата начала работы М. В. Жиловой в Пулкове не очень понятна. В автобиографии она сама называет как минимум три: 1894, 1895 и 1899 гг. «с 1-го октября 1899-го года я стала астрономом, — пишет она и немного ниже: — 8-го июня 1895-го года я приехала в Пулковскую обсерваторию в качестве астронома» (Жилова М. В. Автобиография. Б.д. // СПбФ АРАН. Ф. 711. Оп. 1. Д. 17. Л. 1 об.).
[516] Субботина Н. М. Письмо М. В. Жиловой. 26 февраля 1910 г. // СПбФ АРАН. Ф. 711. Оп. 2. Д. 33. Л. 1 об.
[517] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 13 апреля 1910 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 18.
[518] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 26 апреля 1910 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 1, 1 об.
[519] Генеральный каталог Российской государственной библиотеки (Москва), получавшей обязательный экземпляр изданных в России книг, содержит около 40 названий работ, посвященных комете Галлея, опубликованных в 1909–1910 гг., и еще несколько, вышедших в свет в последующие годы (не считая переведенных с иностранных языков).
[520] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 13 апреля 1910 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 18 об.
[521] Субботина Н. М. История кометы Галлея (С картой, рисунками и фотографическим снимком кометы). С.‐Петербург: тип. т-ва «Общественная Польза», 1910. 160 с.
[522] Там же. С. 1.
[523] Там же. С. 1–2.
[524] Там же. С. 2.
[525] Там же. С. 2–3.
[526] Там же. С. 3–4.
[527] Предположительно речь идет о следующей брошюре: Морозов Н. А. Что может принести нам встреча с кометой. По поводу приближения кометы Галлея. Публичная лекция в Московском Политехническом музее 19 марта 1910 г. М., 1910.
[528] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 2 мая 1910 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1810. Л. 16 об.
[529] Костинский С. К. Н. М. Субботина. История кометы Галлея // Известия РАО. 1910. Вып. XVI. № 4. С. 163.
[530] Костинский С. К. К возвращению кометы Галлея. Очерк истории кометы, обстоятельства ее движения, ожидаемая яркость и условия видимости. [Николаев], 1910.
[531] Курсив автора.
[532] Курсив автора.
[533] Костинский С. К. Н. М. Субботина. История кометы Галлея. С. 163.