Я очень люблю людей, и, может, потому у меня много друзей и знакомых во всей солнечной системе. Вот и сейчас я только появился на Венере, но уже слышу:
— А! Кумби? Здорово!
Какой-то парень, по-видимому местный старожил, сверкая жизнерадостными негритянскими зубами, ударяет меня ладонью по плечу.
— Здравствуй, — говорю я неуверенно. Где я видел этого парня?
— Хороший очерк ты написал. Ребята были довольны.
Он смеется.
— Только вот перепутал имя того робота, с которым я ремонтировал трассу. Его звали не Дэмби, а Эмби.
— Надеюсь, он не обиделся?
— Ничуть. Он не из обидчивых. Надолго к нам? Впрочем, надолго тебе нельзя. Ждут на Луне, на Марсе и еще в ста местах. Ты изменился. Пополнел. Это зря. А я?
— Ты тоже чуточку изменился.
— Еще бы! Я ведь женился. А жена… Самая симпатичная женщина во всей солнечной системе.
Парень рад мне. Искренне рад. Мой очерк доставил ему удовольствие. Но не всем доставляют удовольствие мои очерки. Администратор гостиницы спросил меня вчера:
— Кумби? Журналист и писатель? Что-то, припоминаю, читал… — И после паузы: — Слишком натуралистично пишете. Поэзии маловато и красоты. Поэзии. — Он нравоучительным тоном повторил это слово.
Вероятно, за то, что в моих очерках не хватало поэзии, он дал мне самый тоскливый номер с окном на пустырь и со старым, испорченным роботом, который вместо заказанной мною чашки кофе принес тарелку куриного бульона.
— Я заказывал кофе, — сказал я роботу, — не куриный бульон.
— Нет, вы заказывали бульон. Я не человек, а машина, и не мог ошибиться.
— Бывает, и машины ошибаются, да еще как!
— Прошу быть корректным, — сказал робот. — Надо уважать вещи.
— Извините. Я был не прав.
Не прав? Но я не мог заказать куриный бульон. Не мог! Язык не повернулся бы. С детства не выношу запах куриного бульона. Значит, все-таки робот ошибся, а не я. Но он вещь. А с вещами тоже надо обращаться вежливо.
Робот ушел и вскоре вернулся. Но вместо кофе он принес чаю. Что-то испортилось в его механическом устройстве. Какой-то винтик. Администратор не мог не знать об этом. Но он, по-видимому, недолюбливал журналистов. Черт с ним, с этим администратором. Выпью чаю вместо кофе и сяду писать очерк.
Работа давалась мне нелегко. Но на Венере все много работали. Там никто не ленился.
Набросав две страницы (описание венерианского пейзажа), я почему-то вспомнил гостиничного робота. Мне вдруг стало жалко его, словно он был не вещью, а старым, усталым и больным человеком.
Бог знает для чего этим роботам придавали сходство с людьми! Конструктору и кибернетику давали в помощники художника или скульптора, чтобы приобщить их к современности, что ли? Художник старался изо всех сил, не хотел отстать от века. И все равно отставал. Ну зачем он придал печальное выражение лица этому механизму? Для чего? Из подражания древнему Рембрандту? Вот эпигон!
Утром опять пришел робот с печальным лицом увядшего старика.
Я подумал: попрошу-ка у него чаю, он ошибется и вместо чаю принесет то, что нужно, — кофе.
— Чаю, — скачал я, — и поджаренную булку с яичницей. Только, пожалуйста, поскорее. Спешу.
Через несколько минут он вернулся, неся тарелку куриного бульона.
— Я просил чаю.
— Нет, вы просили бульон.