— Ты, господин мой, еще слаб, кабы не продуло тебя.
— Медвежьего полостью прикроюсь, — беспечно отвечал он ей, — в боброву шубу облекусь.
Шествие на Иордань как всегда было пышное: цари в златотканых одеяниях, патриарх в сверкающей ризе, бояре в шубах и высоких горлатных шапках, духовенство с иконами и хоругвями. Радовалось сердце Ивана, глядючи на все это великолепие. Да и день выдался будто весенний: солнечный, ясный, теплый. И на паперть Успенского собора пролилась капель. А на Москве-реке у Иордани снег подтаял, и поверх стояла вода. В довершение всего вдруг из наползшей тучи грянул гром.
— Весна, государь. Знамение Божие! — воскликнул патриарх Адриан. Да уж как не знамение: дождь с громом в январе. Такого давно не бывало.
Да вот беда: и сам промок, и ноги промочил. А братец Петруша велел побыть на Москве, на панихиде по царице Наталье Кирилловне. Да и как не побыть, коли еще у сестрицы царевны Марьи именины. Заодно встретился с опальной сестрицей Софьей. Стала она ему жаловаться на немилости Петра, на утеснения. А он бормотал:
— А что я могу, сестрица, что могу…
Затлела у него в нутре простудная горячка. Думал, пройдет, в самый бы раз жидовина Моисейку с его взварами — излечил бы. А он, вишь, околачивался в Преображенском. И поили Ивана чаем с малиной на меду. Но горячка не унималась. Царицы возле не было — охранительницы его. И царь Иван еще нашел в себе силы потчевать в Передней палате поздравителей да жаловал ближних людей чарками. И уже совсем через силу отстоял обедню в дворцовой церкви во имя Иоанна Предтечи.
Оттуда его вывели под руки — ноги опять отказали, весь он пылал. И в три дня, день в день с батюшкой, царем благоверным Алексеем Михайловичем, 30 января 1696 года, опочил. А разделяло их кончину ровно двадцать лет.
Положили его рядом с братом Федором, позади первого столба в левой стороне. Певчие выводили сладкогласно: «Со святыми упокой».
Глава двадцать первая
Великое посольство
Государь Петр Алексеевич протрубил большой сбор. В Преображенское, где он со всею великою свитой обосновался и где жизнь кипела и бурлила повседневно, съехались его генералы и адмиралы, фавориты и любимцы, равно и будущие птенцы гнезда Петрова держать преважную консилию — военный и прочий совет.
Тут, само собою разумеется, был и князь-кесарь, он же «король Фридрихус», король потешный, но правитель взаправдашний и весьма грозный Федор Юрьевич Ромодановский, и главный заводчик всех царевых предприятий генерал-адмирал Франц Лефорт, человек сугубо сухопутный и к военачальству смолоду не приобвыкший, и его правая рука генерал Патрик, а по-русски Петр Иваныч Гордон, генерал и воинский наместник Сибирский Федор Алексеевич Головин и думный дьяк Прокофий Богданович Возницын и другой думный дьяк Андрей Андреевич Виниус, к которому молодой царь был особенно расположен и которому писал цидули из-под Азова, и многие другие персоны.
— Собрал я вас для сей консилии по важности замышленного, — начал Петр. — Побуждает меня усильно брудер Франц ехать за море. И ведь правда: надобно учиться разным искусствам — учителей у нас нету. Где ж выучиться, скажем, корабельному строению, как не в Голландии, либо в Англии, либо у венециян. Опять же и навигации, и артиллерии, и фортификации, и астрономии… Повелел я боярским недорослям числом до полусотни, кои к наукам влечение имеют, отправиться в оные государства. А папеньки да маменьки супротивничают, плачутся — как-де бедное дитятко без нас меж еретиков люторских да латынян. Строго я повелел, а с ослушников взыщу. Да коли нам ехать, с собою коих возьмем и там пристроим. Так что милости прошу высказать — ехать ли, и куды, в какие государства, сколь народу с собою взять?..
— Вестимо ехать, — проурчал князь-кесарь. — А государство я управлю с бояры и с потешными. Не впервой.
— С тобою, ваше королевское величество монарх Плешбургской и Кокуйской, я спокоен, — без улыбки молвил Петр, — ндрав у тебя суровый, можно даже сказать свирепый, а потому ты всякое возмущение задавишь.
— Задавлю, верно говоришь, — отозвался Ромодановский. — И с рогатиной на медведя выйду.
— Ежели ехать, то на срок, — высказался рассудительный Виниус.
— На зачаток столь великому делу надобен не год, а не менее двух лет.
— Ну и что ж? — пожал плечам Петр. — Торопиться не станем, великое дело требует основательности и великого терпения. В школах наукам учат не один год. А его величество король Фридрихус не даст смутьянам ходу.
— Никакой потачки! — снова отозвался князь-кесарь.
— Вот я и толкую, — продолжал Петр. — Надобно с общего согласия пролагать путь наш. Вот хоть ты, брудер Франц.
Лефорт медленно встал — некий недуг точил его последнее время — и хрипло выговорил:
— Я так полагаю: начать надобно с курфюршества Бранденбургского, кое всего ближе от нас. Затем — Пруссия, а уж потом как Бог поведет. Оттоле все дороги открыты:, и в Голландию, а оттуда в Англию, где корабельство процветает. Потом переправить на континент и через Францию — в Италию, допрежь всего в Венецианскую республику, славную своими мореходами…
— Постой, Франц, — перебил его Петр. — В Веницию ехать нам без надобности. Наш посланник в Вене Нефимонов отписал мне, что с цесарем и Веницеею заключен им наступательный и оборонительный союз противу салтана турецкого, чего мы с давних пор добивались. Намерен я и с потентатами других христианских государств заключить таковой же союз противу врагов Креста Господня. Так что главней всего для нас государства, где корабельное дело процвело.
— Стало быть, Голландия, Англия и Франция, — подвел итог Лефорт. — Без торопливости, с обстоятельностью, дабы во все основательно вникнуть.
— Вот-вот! — подхватил Петр. — Я намерен на верфях ихних топором помахать да долотом поорудовать. Сие мне в радость и в наученье. Ибо хоть я и преуспел в плотницком деле, а все ж совершенства не достиг.
Говорили, перебивая друг друга. Языки развязались, и каждый спешил высказать свое суждение.
— Зарюсь я на Ригу, — признался Петр. — Глядючи на ландкарту, вижу: первостатейный порт. Город, слышно, богат и своею торговлею преславен, река его омывает, а та река впадает в залив. Сильные штормы его не потрясут, залив, слышно, мелководен, но ходят по нему и большие суда. Вот бы добыть его у шведа. Да как добудешь, коли швед силен, а мы еще силы воинской не набрали.
— Всему свое время, — философски заметил дьяк Андрей Виниус. — Господь умудрил тебя, государь, и ты многого достигнешь.
— Угу! — пробасил князь-кесарь. — С тобою, государь, мы и Ригу добудем, дай только срок.