Мик спросил:
— Ты надолго приехал, Алан?
— Я должен вернуться к утренней поверке в понедельник.
Миссис Райт воспользовалась словами сына, чтобы поставить его чемодан на диван, и продолжала восторженно восклицать:
— Его прямо не узнать! Совсем другой человек!
У Алана лопнуло терпение, и, переглянувшись с Миком, он направился к дверям.
— Сейчас переоденусь, и двинем, Мик.
— Я вижу, ты парикмахера без работы не оставляешь, — заметил Мик.
Алан провел рукой по бритой голове.
— Да будет тебе.
Как только он вышел из комнаты, миссис Райт начала вынимать из чемодана грязное белье и складывать на диван.
— Простирну-ка я белье, а то вон сколько грязного собралось.
Мик посмотрел на носки, нижнее белье, мятые рубашки и подумал, что Алан теперь сам себе стирает. А его самого мать обстирывает. Он даже стиральную машину не умеет включать. Что и говорить, разная у них теперь жизнь.
Миссис Райт достала из чемодана чековую книжку, протянула Мику.
— Смотри-ка. У него теперь свой счет в банке. Говорит, каждую неделю по двадцать фунтов откладывает.
Она открыла чековую книжку и перелистала, рассматривая каждую запись, точно хотела ее запечатлеть навсегда.
— Да, нашел свой путь наш Алан.
Она закрыла чековую книжку и осторожно, будто держала в руках что-то хрупкое, положила ее в чемодан.
— Подумать только, мы его в школе оставили, когда он работу не нашел. А он ведь уже капралом мог бы стать.
И, сокрушенно покачивая головой, сожалея о потерянном времени, она собрала грязное белье и отнесла на кухню.
Алан сошел вниз в том же пиджаке и брюках, в которых он был в тот прощальный вечер на дискотеке «Адам и Ева». Мик хорошо знал этот его костюм, и хотя Алан отсутствовал совсем недолго и из моды костюм, конечно, не вышел, сидел он на нем как-то нескладно. Может, это оттого, что волосы у него коротко стрижены? Может, похудел? Как бы то ни было, брюки и пиджак болтались на нем, будто с чужого плеча. Мик подумал, что армейский свитер Алану куда больше идет, чем его теперешний наряд.
— Первые недели было труднее всего — все время муштровали. Думал, концы отдам.
Сначала они пошли в бар «Лошадь и жокей». Да и выбора вообще-то не было. Единственный бар. Единственный торговый ряд. Всего-то.
— Поначалу вечером ни согнуться, ни разогнуться не мог. А утром с постели не поднимешься. Адовы муки. Сидеть на заднице не мог. Сколько раз хотелось смотать удочки, а теперь рад, что остался. Когда все позади и ты выдержал, чувствуешь себя классно.
Он жадно глотал пиво, будто от этих воспоминаний у него пересохло в горле. Мик за ним не мог угнаться. С непривычки. Денег на ежедневную выпивку не было.
— Жаль, я не завербовался. Осточертело мне тут.
— Вот было бы здорово! Может, в одну часть попали бы. В нашем подразделении много местных ребят.
— Потрясно!
В голосе Мика звучало сожаление.
— Мы там даром времени не теряем. Девочки что надо. Была у меня одна с машиной. Опрокинем рюмочку-другую и катим с ней за город… Прямо нимфоманка какая-то, до того ненасытная.