— Выключи свет, Билли, и ложись.
Билли перевернул Джада на спину, снял с него туфли и осторожно стянул штаны.
— Осточертело мне это гадство! Каждую субботу одно и то же!
Но Джад уже храпел, широко открыв рот.
— Храпит как свинья… Пьяная свинья… Джад — пьяная свинья.
Он захлопнул Джаду рот и сжал его губы большим и указательным пальцами. У того заклокотало в горле, он мотнул головой, освобождаясь от пальцев Билли, и заморгал.
— Что там? Что там?
— Да спи ты… свинья… боров… хряк… пьяное отродье… Ага, не нравится, когда тебя так называют? Ты отродье! Свинья! — Он цапнул Джада правой рукой. — Боров! — стукнул левой рукой. — Хряк! — снова правой. Пьяное от-родь-е! — С каждым слогом он наносил удар.
Билли медленно двигался вокруг кровати, шлепая Джада и распевая.
Все быстрее кружа вокруг кровати, он распевал все громче:
Билли уже занес руку, чтобы очередной раз шлепнуть, но вдруг рука его сжалась в кулак, и он больно ударил Джада в ухо — тот как раз поворачивался на другой бок.
На мгновение Билли застыл у кровати, все еще держа кулак над ухом Джада. Потом чудовище зарычало. Билли схватил со стула свою одежду, по пути выключил свет и мигом скатился вниз по лестнице. У него свело пальцы, пока он возился внизу с замком кухонной двери, и, отчаявшись совладать с запором, он оглядывался через плечо и тихо повизгивал от страха. Когда дверь наконец открылась, Билли вздохнул с облегчением и замер, прислушиваясь, на пороге. Ни звука. По-прежнему не доносилось ни звука. Он вернулся в кухню, взял свою куртку и кеды, не спеша оделся при свете луны.
Очертания полной луны были четкими почти по всей окружности, и только внизу, где луна была еще на ущербе, маячило смутное пятно. Небо было безоблачным, неподвижный воздух — теплым, однако, едва Билли выбрался в поле, стало свежо, и он поежился. Луна лила над полями свой свет, серебря траву, и в этом серебристом сиянии отчетливо темнели пегие коровьи бока. Узкая черная лента леса позади поля становилась все выше, по мере того как Билли подходил к ней, и в конце концов надвинулась черным занавесом, верхний край которого, казалось, доходил до самых звезд.
Вскарабкавшись по ступенькам лаза в изгороди, окружавшей выгон, Билли вгляделся в чащу леса. Внизу по обе стороны тропинки было темно, но в вышине, там, где листва была не очень густой, лунный свет пробивался сквозь нее и освещал путь. Билли спустился по другую сторону изгороди и вошел в лес. Стволы и сучья, обступавшие тропинку с обеих сторон, были похожи на колонны и переплеты многоэтажных дверей, ведущих в черную глубину. Билли торопливо проходил мимо них, заглядывая вперед, и влево, и вправо. Слева послышался какой-то шум. Билли отступил вправо и побежал — шум его шагов и учащенное дыхание далеко разносились между деревьями. У-ху-а-ху-а-ху-а. У-ху-а-ху-а-ху-а. Билли остановился и прислушался, стараясь сдерживать дыхание. У-ху-а-ху-а. Что-то послышалось впереди — дрожащий протяжный звук, проникавший через чащу. Билли сложил ладони лодочкой, соединил большие пальцы и дунул в щель. Никакого свиста, только шипение воздуха. Билли облизал губы и попробовал снова, на этот раз раздался хрип, который ему удалось в конце концов превратить в ухающий крик, мало-помалу становившийся похожим на резкий крик неясыти. Билли прислушался. Ответа не было, и он попробовал снова, стараясь, чтобы звук был помягче и вибрировал, для чего Билли пришлось дуть в ладони с задержками, точно он заикался. Наконец звук вышел чистым и прозрачным, как мыльный пузырь. Билли тут же услышал ответ. Он двинулся дальше и все время, пока шел по лесу, перекликался с неясытью.
На ферме было темно. Билли осторожно перелез в сад через ограду и, пригнувшись, побежал к развалинам. Потом, отступив от стены, осмотрел ее снизу. Лунный свет заливал стену, поблескивая на выступавших камнях и отбрасывая черные тени в щели и впадины. Билли наметил себе путь и, отыскав, на что опереться ногой и за что ухватиться вначале, стал карабкаться вверх по стене. Очень медленно и осторожно, тщательно испытывая каждую опору, прежде чем доверить ей вес своего тела. Пальцы его ощупывали стену и трогали камни, как трогают расшатавшийся зуб во рту. Если камень был ненадежен, Билли продолжал поиски и не трогался с места, пока не находил опору понадежнее. Медленно-медленно. Рука, нога. Рука, нога. Не протягивая руку слишком далеко за опорой, не дергаясь. До предела собран, до предела уравновешен. Иногда он отклонялся в сторону, чтобы обойти провал в кладке стены, иногда возвращался на шаг или два, чтобы нащупать другой путь; однако его извилистый путь неуклонно вел к верхнему окну.
Временами, когда он передвигался выше, ручеек штукатурки или кирпичной пыли вдруг начинал сыпаться у него из-под ноги, и птицы, вылетая из своих гнезд, спрятанных в щелях стены, касались его рук. Иногда из стены вываливался камешек или кусок штукатурки, и тогда Билли замирал, ожидая, пока он не упадет на землю, и еще потом несколько секунд не двигаясь.
Однако же все шло благополучно, Билли добрался до окна и схватился левой рукой за каменный подоконник. Он похлопал ладонью по камням и зашипел в черную дыру, зиявшую на другом краю подоконника. Ничего. Тихо. Билли сел верхом на подоконник и стал осторожно подтягиваться к другой щели. Он сперва заглянул в нее, но ему ничего не было видно, и тогда он улегся животом на подоконник и стал шарить в дыре рукой, извиваясь и подтягиваясь все ближе, по мере того как рука уходила все глубже в щель. Обшарив ее изнутри, он вытащил наконец руку, в которой бился птенец пустельги. Билли сел, подержал птенца между ладонями, а потом осторожно спрятал его в большой внутренний карман своей куртки. Пять раз еще лазил он в гнездо и всякий раз вытаскивал соколенка. Одни были чуть крупнее, другие чуть меньше, у некоторых было больше перьев, но меньше пуха на голове и на спинке, но все они тяжело дышали, широко разевая клюв и отчаянно молотя лапками воздух.
Опустошив гнездо, Билли принялся за обратную процедуру — он вытаскивал птенцов по одному из кармана и держал их в руке, сравнивая друг с другом. Отвергнутых птенцов он клал обратно в гнездо, пока у него не остался один — тот, у которого было больше перьев, а пуха на голове оставалось совсем немного. Билли спрятал его обратно в карман куртки и выставил перед собой руку, чтоб лучше разглядеть ее при лунном свете. Ладонь и тыльная ее сторона были исцарапаны и покрыты кровью, словно Билли совал их в боярышниковые заросли.
Спустившись вниз, Билли распахнул куртку и зацокал, приоткрыв карман. Вздувшийся низ кармана задергался. Билли, придерживая карман рукой, двинулся в обратный путь. Перебравшись через ограду, он стал насвистывать и всю дорогу до дома насвистывал и напевал что-то себе под нос…
Билли стоял так тихо, что птенец в конце концов утратил к нему интерес и перелетел с полки на свою жердочку в глубине сарая. Билли прижал лицо к планкам решетки, взглянул на птенца в последний раз, повернулся и зашагал по дорожке к воротам, а потом через всю окраину к школе.
Андерсон? Сэр!
Армитадж? Здесь, сэр!
Бриджес? Отсутствует, сэр!
Каспер? Здесь, сэр!
Эллис? Здесь, сэр!
Фишер? Джерман Байт.
Мистер Кроссли двинул ручкой и остановился. Слишком поздно, черная линия уже пересекла квадратик в журнале сверху вниз по диагонали. Учитель медленно поднял голову и взглянул на класс. Все повернулись к Билли.
— Это еще что такое?
— Это Каспер, сэр.
— Ты что-то сказал, Каспер?