Мальчики стали выползать из-за парт и столпились возле двери, откуда ручейком вливались в поток, уже текущий по коридору.
— Эй, Каспер, что такое Джерман Байт?
— Да заткнись ты!
Кроссли расставил в журнале палочки, означавшие «присутствует», потом сменил черный стерженек в шариковой ручке на красный и осторожно, низко склонясь над журналом, стал превращать черточку Фишера в нолик, все закругляя и закругляя маленький квадратик, пока не выдавил в журнале яичко странного цвета, ставшее композиционным центром всего этого орнамента.
— Гимн номер один-семь-пять — «Нам утро каждое любовь…».
Сборники гимнов в темно-синих обложках, вначале незаметные на фоне одежды, вдруг расцвели по всему залу белыми страницами, когда мальчики принялись их листать. Мало-помалу шум и шелест страниц были заглушены все нарастающим дружным покашливанием и хрипом, продолжавшимися до тех пор, пока мистер Грис, разъярившись, не поднял свою трость и не стал звонко щелкать ею по передней стенке аналоя, приговаривая:
— Прекратить этот адский кашель.
Это зрелище и стук трости мигом прекратили все гортанные хрипы, и теперь взгляды не только мальчиков, но и учителей, сидевших в конце каждого ряда, были прикованы к сцене. Грис сделал попытку взгромоздиться на аналой, наподобие того, как бульдог пытается встать на задние ноги.
— Каждый день одно и то же! Стоит только мне объявить номер гимна, как вы начинаете вертеться! Хм-хм! Больше похоже на ипподром, чем на молитвенный зал! — Слово «за-а-ал» пронеслось из конца в конец, ударилось в окна и заставило стекла вибрировать, словно камертон.
Никто больше не кашлял в кулак. Не шаркал ногами. Не шелестел страницами. Учителя строго оглядывали ряды мальчиков. Мальчики глядели на Гриса, и каждый был уверен, что Грис смотрит именно на него.
Тишина становилась все напряженнее, мальчики с усилием проглатывали слюну и вращали глазами, не решаясь шелохнуться. Учителя украдкой переглядывались и бросали взгляды на сцену.
Кто-то из учеников кашлянул.
— Кто это сделал?
Все стали озираться.
— Я спрашиваю: кто это сделал?
Казалось, учителя сомкнулись плечом к плечу, приготовившись к бою, точно взвод карателей.
— Мистер Кроссли! Это где-то около вас. Вы не видите, кто это?
Кроссли покраснел и бросился вдоль ряда, в панике расталкивая мальчишек.
— Здесь, Кроссли! Звук исходил оттуда! Это где-то там!
Кроссли схватил за руку какого-то мальчишку и попытался выдернуть его из ряда.
— Это не я, сэр!
— Да уж конечно, ты.
— Не я, сэр, правда!
— Не спорь со мной, приятель, я видел.
Грис, выдвинув челюсть, со свистом задышал через нос.
— Макдауэл! Как же я раньше не догадался! А ну-ка, давай, приятель, в мой кабинет!
Кроссли вывел Макдауэла из зала. Грис дождался, пока дверь за ними плотно закроется, потом переложил свою трость в другую руку и обратился к собравшимся:
— Так. Попробуем начать снова. Гимн сто семьдесят пятый.
Пианист ударил по клавишам. В нотах была пометка: в умеренном темпе, однако вся школа пренебрегала этим указанием и распевала гимн в замедленном темпе, выговаривая слова с мучительной монотонностью.
— Стоп!