— Ну, может, из того времени, когда ты был маленький? Каждый из нас что-нибудь помнит про это время. Не обязательно что-то необычайное, а просто что-нибудь такое, что тебе запомнилось.
Андерсон заулыбался и поднял голову.
— Есть кое-что. Хотя вообще-то ничего такого тут нет. — Что-нибудь да есть, раз ты запомнил.
— Так, глупость.
— Ну вот и расскажи нам, мы тоже посмеемся.
— В общем, это было, когда я еще был маленький. Я тогда, наверно, только в начальной школе был или еще где-нибудь, и мы пошли на пруд Фаулерз-Понд вдвоем, я и еще один мальчишка. Его звали Реджи Клей, он не из нашей школы был, потом он куда-то слинял. В общем, была весна, самое время для головастиков, у нас они кишмя кишат весной, головастики. По берегам пруда от них прямо черно было, и вот мы с этим мальчишкой начали их ловить. Это легко, надо только руки сложить лодочкой и воды зачерпнуть — вот тебе и полная пригоршня головастиков. В общем, мы долго там с ними плюхались, набирали их, потом обратно выбрасывали, ну и все такое, а потом мы решили немножко наловить и принести к себе домой, но только у нас не было банки из-под варенья, чтобы взять с собой. Тогда этот пацан, Реджи, и говорит: «Ты резиновые сапоги сними, и мы их туда напустим, до самого дома им ничего не сделается». Я снял сапоги, мы туда воды налили и стали напускать головастиков. В общем, мы набирали их, набирали, а я и говорю этому пацану: «Давай на спор: у тебя один сапог, у меня другой, кто больше наловит». Ну вот, он и начал в один сапог ловить, а я в другой. И вот мы все ловили, ловили, не знаю, сколько часов, и эта бурда все гуще, гуще, пока в сапогах и воды никакой не осталось, одни головастики напиханные. Вы бы только их видели — черные такие, блестящие, до самого верху. Ну а когда мы их доверху напихали, мы стали запускать туда пальцы и друг в друга головастиками швыряться и брызгать, мы с ним орали, визжали, и было так весело. Потом этот пацан мне говорит: «Вот спорим: тебе сапог не надеть». А я ему: «Спорим, тебе самому не надеть». И мы подумали: может, нам надеть каждому по сапогу. Тут мы стали спорить и все никак не могли договориться, в конце концов решили монетку бросить — кто проиграет, тот первый и наденет. Я проиграл, так что мне нужно было снимать носки и все такое. Снял я носки и стал смотреть на этот сапог, полный головастиков, а тот пацан все повторяет: «Ну давай, давай, ага, струсил, струсил!» Конечно, мне боязно было и все такое. В общем, я закрыл глаза и стал туда запихивать ногу. У-у-уф. Как будто я ее пхал в живое желе. К тому же еще замороженное. Потом, когда я все-таки надел сапог, они все стали вываливаться из голенища, эти головастики, а когда я донизу достал, чувствую: они все там давятся у меня между пальцами. В общем, я свой сапог надел и говорю этому пацану: «Теперь ты свой надевай». А он не хочет, перепугался до смерти, тогда я и второй сапог тоже надел. Привык понемногу, ничего, терпеть можно; только ноги жжет и зудит. А когда я оба сапога надел, то пошел на этого пацана, стал махать руками и вопить, как нечистая сила, а эти головастики, когда я пошел, они снова стали через край вываливаться и стекать по сапогам. Пацан этот испугался до смерти и все смотрел на мои сапоги, когда я на него бежал, потому что они у меня растеклись и вверх по ногам брызгали, эти головастики. Ну, вы бы его видели. Он как завизжит, как заревет и домой кинулся. И тут как-то странно и тихо стало, и кругом ни души, а у меня в сапогах головастиков по колено.
Стояла тишина. Класс все еще был в головастиках по колено. Мистер Фартинг подождал немного, чтобы класс смог переварить услышанное. Потом, боясь, как бы внимание мальчиков не переключилось на болтовню друг с другом, он попробовал разжечь дух соревнования.
— Очень хорошо, Андерсон. Благодарю вас. А теперь, может, кто-нибудь еще хочет рассказать нам что-нибудь интересное?
Ни одна рука не поднялась.
— Никто? А может, ты, Каспер?
Билли, согнувшись, разглядывал свои руки под крышкой парты. Красные царапины остались на кончиках пальцев. Когда он растопыривал пальцы, эти полосы распадались на кусочки, и каждый из них напоминал пятнышко крапивной лихорадки. Билли подул на одно пятнышко, потом лизнул его языком.
— Каспер!
Билли выпрямился и вынул руки из-под парты.
— Что?
— Вот тебе и «что?». Если бы ты слушал, ты бы знал, о чем идет речь. Ты слушал или нет?
— Да, сэр.
— Тогда скажи мне, о чем мы говорили?
— Э-э… о всяких историях, сэр.
— О каких историях?
— Э-э-э…
— Не знаешь, так ведь?
— Нет, сэр.
— Он опять спал, сэр.
Билли несколько раз дернул стул и закричал, перекрывая смех:
— А ты заткнись, Тибби!
— Каспер! Тиббат! Я вас сейчас обоих усыплю. Я уложу вас обоих. И все остальные — тоже тихо.
Мистер Фартинг соскользнул со своего кресла и шагнул к ближайшему ряду. И сразу наступила тишина.
— Ты что же, ни слова не слышал из того, о чем говорили, Каспер?
— Слышал, сэр. Кое-что.
— Кое-что. Вот именно, кое-что. Встань-ка, приятель.