— Как это пишется?
— С-л-е-т-а-е-т.
— Продолжай.
— В общем, когда она ко всему этому привыкнет в помещении, можно попробовать кормить ее снаружи и приучать к разным другим вещам. Это называется приручение. Это означает приучить ее к себе, приручить как следует, прежде чем начать ее учить по-настоящему.
Пока Билли рассказывал, мистер Фартинг написал на доске печатными буквами слово слетать и при этом все время поглядывал на мальчика, как будто Билли и сам был какой-то неведомой птицей и мог улететь от края стола из-за какого-нибудь неосторожного движения или даже скрипа мела о доску.
— Сначала идешь с ней гулять по ночам, когда никого нет поблизости. Я с ней в первое время ходил по полю за нашим домом, но потом, когда она стала не такая пугливая, я стал ее и днем выносить, а потом и туда носил, где другие люди ходят, и собаки, и кошки, и машины, и все такое. Вообще-то с ними нужно очень осторожно, с соколами, когда выходишь, потому, что они очень нервные, и еще потому, что зрение у них просто невероятное, так что им все в десять раз страшней кажется, чем нам с вами. Поэтому с этой птицей надо иметь большое терпение и все время, пока гуляешь, надо с ней разговаривать, тихо так, ласково, как с ребенком.
Билли остановился, перевел дыхание, и мистер Фартинг ободряюще кивнул ему, чтобы он не останавливался.
— Ну а когда приручишь птицу, тут уж можно по-настоящему приступать к обучению. Когда она готова к обучению — это обычно заметно бывает, — она ждет уже твоего прихода и на рукавицу твою садится без всяких хлопот. Не то что вначале, когда она то и дело слетает.
Обучать ее надо сперва в помещении, и сначала приучаешь ее садиться к тебе на рукавицу за мясом. Сперва она делает один только маленький прыжок, потом чуть подальше, еще дальше и еще; и каждый раз ты даешь ей кусочек мяса. Вроде как в награду. Когда она прыгает уже на длину привязи, то можно и на улице попробовать кормить, чтобы она, скажем, с забора прыгала или еще откуда-нибудь. Тогда ты спускаешь ее, держишь за конец привязи правой рукой и выставляешь перед ней рукавицу, чтоб она на нее летела. Потом привязь можно сделать длинней в два раза. А когда птица совсем справится, то можно отцепить привязь, а на ее место прицепить должик.
— Должик? — Мистер Фартинг перегнулся к доске.
— Д-о-л-ж-и-к — это длинный такой шнурок, я, например, использовал нейлоновую леску, а к концу ее привязывал зажимы от собачьего ошейника. Прикрепляешь леску к колечку шарнирной пряжки, распускаешь ее во всю длину, а птицу сажаешь на забор. Потом уходишь в поле и разматываешь на ходу должик, а птица сидит на заборе и смотрит, где ты остановишься и где ей выставишь рукавицу. И улететь она уже не может, понятно?
— Да, понятно. Только ведь все это сложно, Билли, и требует большого искусства.
— Так-то рассказывать — что! На самом деле все в два раза трудней. Я вам тут все за несколько минут рассказал, как да что делать, а на самом деле пока от одного к другому перейдешь, не одна неделя пройдет. Они ведь упрямые, как ослы, эти соколы, и у них настоящий харакр… харкарт…
— Характер.
— Ну да, характер. Иногда тихо-мирно, а иной раз вхожу в сарай — пустельга орет как безумная, и слетает все время, и бьется, как будто первый раз меня видит. Уже думаешь: все, знаешь ее, твоя взяла, а на следующий раз приходишь — и начинай сначала. Никогда наверняка не знаешь, что будет.
Билли взглянул на мистера Фартинга, в глазах его было оживление, а щеки раскраснелись, хотя на них еще видны были грязные следы от размазанных слез.
— В твоем рассказе все это выглядит весьма увлекательно.
— Так оно и есть, сэр. Но самое увлекательное было, когда я первый раз ее одну выпустил. Вы бы видели! Я сам до смерти перепугался.
Мистер Фартинг повернулся всем телом к классу, не поворачивая при этом стула.
— Хотите про это послушать?
— Да, сэр, — откликнулся хор голосов.
Мистер Фартинг улыбнулся и снова повернулся к Билли.
— Продолжай, Каспер.
— Так вот, я ее прогуливал на должике примерно с неделю, и она прилетала ко мне за тридцать, а то и за сорок ярдов, в книгах сказано, что, когда она с такого расстояния к тебе летит, ее уже можно одну отпускать. Но я все никак не решался. Я говорил себе — ладно, вот сегодня я ее еще на должике пущу, чтоб наверняка, а уж завтра — одну. А приходило завтра, и я опять то же самое говорил. Только дня через четыре я решился, я так на себя злился каждый день, что чуть с ума не сошел, ведь знал, что должен же я когда-нибудь решиться. И вот в последний день я ее не покормил с вечера, чтобы наутро она злее была. Сам-то я в ту ночь почти не спал, все про это думал.
Было это в пятницу вечером, а когда я встал на следующее утро, твердо решил: пускай, улетит так улетит, ничего не поделаешь. И я пошел в сарай. Она уже ждала меня и от нетерпения взад-вперед ходила по полке; как увидела, что я иду, закричала. Я понес ее в поле и в первый раз выпустил на должике, и она примчалась назад, как ракета. И тогда я подумал — все. Я отсоединил должик, вынул его из колечка и дал птице усесться на заборе. Теперь уже ее ничем нельзя было задержать, только опутенки остались у нее на ногах. Захоти она улететь — я бы ничего не смог поделать. Мне было так страшно! Я подумал: она непременно улетит, ей ведь ничего другого не остается, улетит, и все. Но она не улетела. Сидела и озиралась, пока я уходил все дальше, в поле, повернувшись к ней спиной. Я дошел до середины луга и тут выставил рукавицу, крикнул…
Билли поднял левый кулак, глядя куда-то в окно.
— «Ко мне, Пус! Ко мне!» Вначале она даже не шевельнулась, и только когда я пошел ей навстречу, она полетела. Но вы бы ее видели! Летит напрямую, ровненько всего на метр от земли. А скорость! В два раза быстрей, чем когда на должике, потому что он все-таки по траве тянется и скорость снижает. Примчалась как молния — голова втянута, крылья замерли и — уам! — прямо на рукавицу, а когти уже за мясом тянутся.
Рассказывая, Билли правой рукой изображал, как птица приближается к нему, скользит к его поднятому левому кулаку и как потом — раз! — на него садится.
— Я так был рад, что прямо места себе не находил, и сразу второй раз попробовал, чтобы получше убедиться, и она второй раз пришла так же хорошо. Вот как оно все было. Я своего добился. Я ее обучил.
— Молодец, Билли.