Ребята были настолько поглощены своими проблемами, что поначалу ее и не заметили. Алан кивнул на Мика:
— А он у нас и есть малыш. Несмышленыш.
— Но качели-то не для вас поставили. Вы же их сломаете!
Мик погремел цепями.
— Да что вы! Эти цепи слона выдержат. Даже вас выдержат.
Женщина была чуть-чуть полновата, хотя такого веса, на который намекал Мик, явно не наблюдалось.
Алан подбавил яду:
— Качели, конечно, прочные, но не настолько.
— Паршивцы! Я на вас в школу пожалуюсь.
Мик спрыгнул, растирая онемевшую ляжку.
— На здоровье! Мы уже три месяца как с ней распрощались.
И они, смеясь, побежали прочь. Женщина смотрела им вслед, отчаянно стараясь подыскать обидные слова. Но мальчишки помчались наперегонки и скоро скрылись из глаз, так что весь ее запал пропал даром. И тогда она повернулась к старику.
— Никого они теперь не уважают! Хулиганье!
Но тот равнодушно кивнул в ответ и повел внучку к детской горке; пустые качели тихонько покачивались вразнобой.
Мик и Алан направились в город. Перебрались через перила, ограждающие шоссе с двусторонним движением, перебежали дорогу и оказались перед пунктом вербовки солдат, который помещался в просторном, красивом здании в центре города — как раз между закусочной «Лакомка» и магазином «Ковры». Два других корпуса пока еще пустовали, и на заколоченном фасаде красовалась реклама пластинок, концертов, плакаты различных политических партий. На одном кто-то от руки написал; «Бей нацистов!», а внизу другим почерком кто-то приписал: «Бей окна, оно веселей!»
Миновав пункт вербовки солдат, Мик и Алан направились прямехонько в «Лакомку» — выпить по чашке чаю. Они сидели там до тех пор, пока официант на дал им понять, что пора освобождать места, — забрал пустые чашки и вытер столик. Приятели поднялись и пошли к витрине пункта вербовки посмотреть на игрушечные танки и фотографии, запечатлевшие солдат во время боевых операций.
Войти у них не хватало храбрости. Они уже до самой двери дошли, но толкнуть ее так и не рискнули, побрели прочь, с преувеличенным интересом разглядывая рулоны ковров у входа в магазин. Заметив их, продавец тут же двинулся ко входу — неизвестно, что у этих сорванцов на уме. На покупателей ковров они явно не походили.
И тут Алан с Миком сделали новый рывок: вновь подошли взглянуть на фотографии в витрине — для храбрости, а потом вновь приблизились к дверям. Они подзуживали и подталкивали друг дружку, пока Алан случайно не задел дверь и она не открылась. Сержант в форменной рубашке, сидевший за столом, строго посмотрел на Алана, и тому ничего не оставалось, как войти. Следом вошел Мик, тихонько прикрывший за собой дверь.
Мик в раздражении большими шагами пересек комнату и плюхнулся в кресло. Отец продолжал ужинать, не удостоив его взглядом.
— Раз я решил пойти в армию, никто меня не удержит!
Мистер Уолш наконец посмотрел на сына.
— Это почему же? Пока тебе не исполнилось восемнадцать, мы за тебя в ответе. По закону.
— Что ж. Подожду до восемнадцати.
Миссис Уолш поднялась с дивана, сняла кофту. Потом подошла к зеркалу и поправила прическу.
— К тому времени, Мик, ты тысячу раз передумаешь. — Она наклонилась к зеркалу и потрогала темную припухшую кожу под глазами. — Может, к тому времени все и наладится.
— Вряд ли, — сказал отец.
Миссис Уолш, не отрывая пальцев от щек, застыла и поймала в зеркале взгляд мужа.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если так пойдут дела, надо ждать худшего. Следующая очередь, судя по всему, наша.
Она собиралась спросить, что он имеет в виду, но Мик ее опередил: