— Что толку искать работу, если повсюду людей выбрасывают на улицу?
Мистер Уолш, словно не слыша его, продолжал жевать, потом, не оборачиваясь, сказал:
— Армия — не выход из положения.
Но развивать свою мысль он не стал. Мистер Уолш был слишком занят собственными неприятностями: неизвестно, что ждет завтра рабочих сталелитейной промышленности. Говорят, будто их завод скоро вольется в более современное и более рентабельное предприятие на побережье. Ходят слухи, что все убыточные предприятия закроют, а те, что приносят прибыль, передадут частным фирмам. Кое-кто считает, что сейчас, когда страна вступила в Общий рынок, иначе и быть не может; еще говорили, что сталелитейную промышленность нарочно привели в упадок. Скоро в стране вообще не останется тяжелой промышленности, и Англия превратится просто-напросто в рынок, в склад чужих товаров. Но этих паникеров никто не слушал. Во всяком случае, большинство считало эти разговоры вздорными.
Мик, давая отцу понять, что недоволен его словами, поглубже уселся в кресле и закинул ногу на подлокотник. Кресло жалобно застонало под ним. Миссис Уолш оторвалась от зеркала и оглянулась: интересно, долго ли протянет это кресло, оно такое потрепанное и расшатанное (убираясь перед праздниками, она не раз грозилась его выбросить), но, судя по тому, что сказал отец, придется этой рухляди еще поскрипеть. Она вытащила из косметички пинцет и поднесла к бородавке на подбородке.
— Послушай, мало того, что Линда перебралась в Бирмингем, так и ты еще надумал уезжать из дома.
Мик пропустил ее слова мимо ушей. С матерью он всегда договорится. Ей, конечно, не по душе его затея, и без слез тут не обойдешься, но, если по-настоящему захочет, он сумеет ее убедить. Главное препятствие — отец.
— Пап, ты же сам говорил, что тебе там хорошо было.
— Мы честно выполняли свой долг. Нас призвали. У нас не было выбора.
— Значит, тебе в армии было хорошо, а мне будет плохо?
Мистер Уолш оторвался от своей отбивной и посмотрел на сына. В первый раз за этот вечер он посмотрел ему прямо в глаза.
— Да, плохо. Без особой нужды туда соваться незачем. Ведь неизвестно, что тебя там заставят делать.
— Например?
— Например, разгонять забастовки или демонстрации. Помогать полиции. Я не желаю, чтобы мой сын в этом участвовал.
Мик опять заерзал в кресле, и оно зловеще заскрипело.
— Да ладно, папа, не преувеличивай.
Миссис Уолш изучала зажатый пинцетом волосок.
— Раньше солдат заставляли это делать, Мик, — сказала она.
— И снова будут заставлять. Но ему не придется самому в этом убедиться. Никуда он не пойдет, и точка.
И отец снова вернулся к своему ужину и к своим мыслям… Мик понимал, что сейчас спорить бесполезно: отец принял твердое решение. Мик развалился в кресле, сердито насупившись. Отец грозно позвякивал ножом. Ясное дело, сейчас лучше помолчать. Опустошив свою тарелку, мистер Уолш сказал:
— Судя по тому, как складываются дела, придется нам, видно, жить в машине с фургоном, а не в своем доме, будь он неладен.
Мик удивленно взглянул на него. О чем это он? Да, впрочем, Мику было все равно.
Спустя десять дней Алан решил завербоваться в армию. Мик пошел с ним на призывной пункт; в приемной кроме них было еще трое парней. Расспросив друг друга о том, кто где живет, кто в какие войска хочет попасть, кто чем раньше занимался, они больше не знали, о чем им говорить, и стали ждать молча. Лица у них были перепуганные, мальчишки судорожно улыбались, чтобы как-то приободриться. То один, то другой брал с журнального столика брошюры, быстро пролистывал, не прочитав ни строчки, и клал назад. Мик вел себя точно так же. Нервничал. Его тянуло в туалет. Словно это он сам пришел вербоваться.
Сержант за конторкой с усмешкой поглядывал на них.
— Выше нос, ребятки! Что вы скисли, точно на похоронах? Сегодня самый великий день в вашей жизни!
Но по их виду этого никак нельзя было сказать. («Вот ублюдки, — говорил этот сержант приятелю вечером за кружкой пива. — Можно подумать, их силком в солдаты гонят».) Сержант закатал рукава рубахи, щеголяя татуировкой. Руки были волосатые, и казалось, будто обвивавшая левую руку змея пробиралась сквозь густую траву.
Зазвонил телефон на конторке, сержант сорвал трубку и поднес к уху. Он весь подобрался, точно стоял по команде «смирно», пока слушал приказ, а когда отвечал «Слушаюсь, сэр!», казалось, он вот-вот отдаст честь телефонной трубке и щелкнет под столом каблуками.
Сержант положил трубку, посмотрел на ребят.
— Алан Райт!
Алан расцепил руки и выпрямился.