И я вспомнил, что как раз накануне он остановил взгляд на мне, подозвал моего капитана и, продолжая глядеть на меня, вполголоса о чем-то его расспрашивал, а затем повелительным тоном, каким отдают безоговорочные приказы, сказал что-то одному из офицеров своей свиты.
Все это лишь усиливало мое беспокойство.
"Государь, — с поклоном произнес мой провожатый, — вот тот офицер, с которым вы пожелали говорить".
Император приблизился ко мне и, поскольку он был невысокого роста, приподнялся на носках, чтобы разглядеть меня. Несомненно, он узнал во мне того, кто был ему нужен, ибо он одобрительно кивнул и, повернувшись на каблуках, произнес: "Идите!"
Мой провожатый поклонился и оставил меня наедине с императором.
Должен признаться, что я охотнее остался бы наедине со львом в его железной клетке.
Вначале император, казалось, не обращал на меня никакого внимания; он широким шагом ходил взад и вперед, останавливался перед одностворчатым окном, открывал форточку, чтобы подышать воздухом, возвращался к столу, на котором лежала табакерка, и брал из нее понюшку табака.
Это было окно его спальни, той, где позднее он был убит, и которое, по слухам, ни разу не открывалось после его смерти.
У меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть расположение каждого предмета ее обстановки, каждого кресла и каждого стула.
Возле одного из окон стояло бюро с приставкой.
На этом бюро лежал раскрытый документ.
Наконец, император, казалось, заметил мое присутствие и подошел ко мне.
Лицо его выглядело разгневанным, хотя, скорее всего, оно просто нервно подергивалось.
Он остановился напротив меня.
"Пыль, — сказал он мне, — пыль, тебе ведь известно, что ты всего лишь пыль, тогда как я всемогущ?"
Не знаю, откуда у меня взялись силы ответить ему:
"Вы избранник Божий, властелин человеческих судеб".
"Гм", — произнес он.
И, повернувшись ко мне спиной, он вновь принялся шагать, открывать окно, нюхать табак, а затем опять подошел ко мне:
"Так, значит, тебе известно, что, когда я приказываю, мне нужно повиноваться беспрекословно, ни о чем не спрашивая, не требуя никаких объяснений?"
"Так же, как повинуются Богу; да, государь, я это знаю".
Он пронзительно посмотрел на меня.
И взгляд этот был столь странным, что я не смог выдержать его, отвел глаза и отвернулся.
Император, казалось, был доволен, что он произвел на меня такое впечатление.
Он счел его следствием благоговения, на самом же деле я испытывал к нему отвращение.
Он приблизился к бюро, взял документ, перечитал его, сложил, опустил в конверт и запечатал, но не императорской печатью, а кольцом, которое было у него на пальце.
Затем он вернулся ко мне:
"Запомни, я избрал тебя среди тысяч для того, чтобы ты исполнил мои приказания, ибо мне думается, что тобою они будут точно исполнены".
"Я ни на минуту не забываю, что обязан повиноваться своему императору", — ответил я.
"Хорошо! Хорошо! Помни, что ты всего лишь пыль, а я всемогущ!"