Это поверье настолько распространено в России, что самый смелый, самый искушенный и самый ловкий охотник, который не моргнув глазом шел на первых тридцать девять медведей, с трепетом пойдет на сорокового.
И, с трепетом пойдя на сорокового, он упустит его, а вот сороковой медведь не упустит охотника.
Наверное, в этом действительно есть что-то, поскольку в России двадцать, тридцать, а может быть, и сто охотников были убиты своим сороковым медведем.
Но уж когда сороковой медведь убит, то русский охотник, если прежде он имел привычку ходить на медведя с ножом, впредь пойдет на него с перочинным ножиком, а если прежде ему было привычно охотиться на медведя, пользуясь карабином, впредь будет охотиться на него с карманным пистолетом.
Мы сказали «если прежде он имел привычку ходить с ножом», потому что в Сибири казаки, как наши пиренейские горцы, охотятся на медведя с ножом.
Обнаружив берлогу, казак натягивает кожаный капюшон, непроницаемый для когтей, берет в левую руку рогатину, идет к жене, если он женат, или к любовнице, если он холост, и просит, чтобы она привязала ему к правой руке нож. После этого охотник отправляется прямо к логову зверя, вступает с ним в рукопашную схватку, левой рукой отстраняет его голову рогатиной, а правой вспарывает ему брюхо, от пупка до самой грудины, по возможности по прямой, ибо убить медведя — еще не все, главное — не испортить его шкуру.
На эту тему существует прелестная басня Крылова; к сожалению, у меня нет под рукой сочинений знаменитого писателя, а иначе я бы вам ее пересказал.
Но, взамен этой басни, я расскажу вам одну историю.
Один пятидесятилетний сибирский казак, уже убивший тридцать девять медведей, отправился на охоту за сороковым, взяв с собой сына, юношу двадцати лет, и вооружившись не ножом, а карабином.
Эти меры предосторожности, которые он предпринял, взяв с собой сына и намереваясь воспользоваться карабином вместо ножа, были вызваны серьезными причинами: как уже было сказано, казак шел на поиски своего сорокового медведя.
Сын был вооружен рогатиной и ножом.
И вот внезапно вместо медведя навстречу им выскочил леопард, ни по красоте шкуры, ни по свирепости повадок не уступавший тому, которого Данте встретил на своем пути, в начале жизненной дороги.
Зверь, очевидно, забрел сюда из родных мест, сбившись с пути: по всей вероятности, он пришел из Индии через Центральную Азию, добрался до бескрайних просторов Южной Сибири, до Барнаула близ Аральского моря, на берегах которого произрастают самые пышные растения Китая.
Юношу, который никогда не видел такого страшного зверя, охватил страх. Леопард кинулся на отца, а сын, вместо того чтобы прийти на помощь отцу, бросился бежать.
Казак, с хладнокровием бывалого охотника, подождал, пока животное приблизится к нему на расстояние в двадцать шагов, прицелился ему в голову и выстрелил.
Зверь сделал гигантский скачок и упал мертвым.
Казак обернулся, чтобы увидеть, не вернется ли сын на звук выстрела, но юноша даже не повернул головы и продолжал бежать.
Тогда казак перезарядил ружье, взял в зубы нож и приблизился к животному.
Он не знал повадок этой породы зверей, а сходство лежащего перед ним зверя с кошкой заставляло опасаться с его стороны какого-нибудь коварства.
Охотник подошел к животному вплотную: оно было мертво.
Это был леопард самого крупного и самого красивого вида, и его мех стоил по меньшей мере семьдесят пять рублей.
Казак снял со зверя шкуру, перекинул ее через плечо и в глубокой задумчивости направился к дому.
Предмет его размышлений был серьезным: он спрашивал себя, какой кары заслуживает трус, покинувший друга в опасности. И добавлял: «Сын, покинувший отца, хуже, чем просто трус, — это предатель!»
Когда казак вернулся домой, приговор был вынесен.
Охотник пошел к сыну, который заперся в своей комнате, и велел ему отворить дверь.
Юноша повиновался и кинулся отцу в ноги.
Но отец, не объясняя, для какой цели, велел ему взять лопату и следовать за ним, а сам взял с собой другую.
Он отвел сына за четверть версты от дома и там лопатой наметил на земле прямоугольник размером шесть футов на три, а потом принялся копать, знаком приказав юноше делать то же самое.
Молодой человек принялся за работу, совершенно не представляя себе или лишь смутно догадываясь, что он делает.
Через два часа они вырыли яму, в которую мог улечься человек.