Для регионов и стран, которые уже вышли из режима карантина, еще слишком рано говорить о том, как будет развиваться рост ВВП. В конце июня 2020 года некоторые данные в форме буквы V (например, производственные индексы закупок еврозоны - PMI) и немного анекдотических свидетельств вызвали более сильный, чем ожидалось, рассказ о восстановлении, но мы не должны увлекаться по двум причинам:
Заметное улучшение PMI в еврозоне и США не означает, что эти страны повернули за угол. Это просто указывает на то, что деловая активность улучшилась по сравнению с предыдущими месяцами, что естественно, поскольку значительный подъем активности должен последовать за периодом бездействия, вызванного строгими блокировками.
С точки зрения будущего роста одним из наиболее важных индикаторов, за которыми следует следить, является уровень сбережений. В апреле (правда, во время блокировки) норма личных сбережений в США выросла до 33%, в то время как в еврозоне норма сбережений домохозяйств (рассчитываемая иначе, чем норма личных сбережений в США) выросла до 19%. Они оба значительно упадут по мере открытия экономики, но, вероятно, этого будет недостаточно, чтобы предотвратить сохранение этих ставок на исторически высоком уровне.
В своем «Обновлении перспектив развития мировой экономики», опубликованном в июне 2020 года, Международный валютный фонд (МВФ) предупредил о «кризисе, как никто другой» и «неопределенном восстановлении».[30] По сравнению с апрелем, он пересмотрел свои прогнозы глобального роста в сторону понижения, ожидая, что мировой ВВП составит -4,9% в 2020 году, что почти на два процентных пункта ниже его предыдущей оценки.
1.2.2.2. Занятость
Пандемия сталкивает экономику с кризисом рынка труда гигантских размеров. Опустошение настолько внезапно, что даже самые опытные политики почти лишены дара речи (и, что еще хуже, почти «лишены политики»). Выступая перед комитетом Сената США по банковскому делу 19 мая, председатель Федеральной резервной системы - Джером «Джей» Пауэлл - признался: «Это резкое падение экономической активности вызвало боль, которую трудно описать словами. перевернуты из-за большой неуверенности в будущем ».[31] Всего за два месяца, март и апрель 2020 года, более 36 миллионов американцев потеряли работу, что перечеркнуло десятилетний прирост рабочих мест. В США, как и везде, временные увольнения, вызванные первоначальными блокировками, могут стать постоянными, причиняя сильную социальную боль (которую могут облегчить только надежные системы социальной защиты) и серьезный структурный ущерб экономике стран.
Уровень глобальной безработицы в конечном итоге будет зависеть от глубины спада экономической активности, но колебание или превышение двузначного уровня по всему миру является само собой разумеющимся. В США, которые являются предвестником трудностей, которые придут в другие страны, по оценкам, официальный уровень безработицы может достичь пика в 25% в 2020 году - уровня, эквивалентного уровню Великой депрессии, - который был бы даже выше, если бы скрытая безработица была следует принимать во внимание (например, работники, которые не учитываются в официальной статистике, потому что они настолько отговаривают, что бросили рабочую силу и перестали искать работу, или работники, занятые неполный рабочий день, которые ищут работу на полную ставку). Положение сотрудников в сфере услуг будет особенно тяжелым. Еще хуже будет положение рабочих, официально не трудоустроенных.
Что касается роста ВВП, масштабы и серьезность ситуации с безработицей зависят от страны. Каждая страна будет затронута по-разному, в зависимости от ее экономической структуры и характера ее социального договора, но США и Европа предлагают две радикально разные модели того, как эта проблема решается политиками и что ждет впереди.
По состоянию на июнь 2020 года рост уровня безработицы в США (до пандемии составлял всего 3,5%) был намного выше, чем где-либо еще. В апреле 2020 года уровень безработицы в США вырос на 11,2 процентных пункта по сравнению с февралем, тогда как за тот же период в Германии он увеличился менее чем на один процентный пункт. Это разительное различие объясняется двумя причинами: 1) на рынке труда США существует культура «найма и увольнения», которой не существует и которая часто запрещена законом в Европе; и 2) с самого начала кризиса Европа приняла фискальные меры, направленные на поддержку занятости.
В США государственная поддержка пока (июнь 2020 г.) была больше, чем в Европе, но принципиально иного характера. Он обеспечивает поддержку дохода для тех, кто потерял работу, и в некоторых случаях вынужденные переселенцы живут лучше, чем они работали полный рабочий день до кризиса. В Европе, напротив, правительства решили напрямую поддерживать те предприятия, которые оставляли работников формально «занятыми» на их первоначальной работе, даже когда они больше не работали полный рабочий день или не работали вообще.
В Германии схема краткосрочной работы (так называемая Kurzarbeit - модель, имитированная в другом месте) заменила до 60% заработка для 10 миллионов сотрудников, которые в противном случае потеряли бы работу, в то время как во Франции аналогичная схема также компенсировала такое же количество рабочих, предоставляя им до 80% от их предыдущей зарплаты. . Многие другие европейские страны предложили аналогичные решения, без которых увольнения и увольнения были бы гораздо более значимыми. Эти меры поддержки рынка труда сопровождаются другими чрезвычайными государственными мерами, такими как те, которые дают неплатежеспособным компаниям возможность выиграть время. Во многих европейских странах, если фирмы смогут доказать, что их проблемы с ликвидностью были вызваны пандемией, им не придется подавать заявление о банкротстве позже (возможно, не позднее марта 2021 года в некоторых странах). Это имеет большой смысл, если восстановление продолжится, но может случиться так, что эта политика только откладывает проблему. В глобальном масштабе для полного восстановления рынка труда могут потребоваться десятилетия, и в Европе, как и везде, опасаются массовые банкротства, за которыми последует массовая безработица.
В ближайшие месяцы ситуация с безработицей будет еще больше ухудшаться по той простой причине, что она не может существенно улучшиться, пока не начнется устойчивое восстановление экономики. Этого не произойдет до того, как будет найдена вакцина или лечение, а это означает, что многие люди будут беспокоиться вдвойне - о потере работы и о том, что не найдут другую, если потеряют ее (что приведет к резкому увеличению нормы сбережений). . В несколько более отдаленное время (от нескольких месяцев до нескольких лет) две категории людей столкнутся с особенно мрачной ситуацией с занятостью: молодые люди, впервые выходящие на рынок труда, опустошенный пандемией, и работники, которые могут быть заменены роботы. Это фундаментальные проблемы на пересечении экономики, общества и технологий с определяющими последствиями для будущего сферы труда. Автоматизация, в частности, будет источником острой озабоченности. Экономическое обоснование того, что технологии всегда оказывают положительный экономический эффект в долгосрочной перспективе, хорошо известно. Суть аргумента заключается в следующем: автоматизация разрушительна, но она повышает производительность и увеличивает благосостояние, что, в свою очередь, ведет к повышению спроса на товары и услуги и, следовательно, к новым типам рабочих мест для удовлетворения этих требований. Это правильно, но что произойдет между настоящим моментом и в долгосрочной перспективе?
По всей вероятности, спад, вызванный пандемией, вызовет резкое увеличение замещения рабочей силы, а это означает, что физический труд будет заменен роботами и «умными» машинами, что, в свою очередь, спровоцирует устойчивые структурные изменения на рынке труда. В главе, посвященной технологиям, мы более подробно анализируем влияние пандемии на автоматизацию, но уже есть достаточно доказательств того, что она ускоряет темпы преобразований. Сектор колл-центра олицетворяет эту ситуацию.
В предпандемическую эпоху постепенно внедрялись новые технологии на основе искусственного интеллекта (ИИ) для автоматизации некоторых задач, выполняемых людьми. Кризис COVID-19 и сопровождающие его меры социального дистанцирования внезапно ускорили этот процесс инноваций и технологических изменений. Чат-боты, которые часто используют ту же технологию распознавания голоса, что и Amazon Alexa, и другое программное обеспечение, которое может заменить задачи, которые обычно выполняются людьми, быстро внедряются. Эти нововведения, вызванные необходимостью (например, санитарными мерами), вскоре приведут к потере сотен тысяч, а потенциально и миллионов рабочих мест.
Поскольку в течение некоторого времени потребители могут предпочитать автоматизированные услуги личному общению, то, что сейчас происходит с центрами обработки вызовов, неизбежно произойдет и в других секторах. Таким образом, «беспокойство по поводу автоматизации» возрождается,[32] который усугубит экономический спад. Процесс автоматизации никогда не бывает линейным; это обычно происходит волнообразно и часто в тяжелые экономические времена, когда снижение доходов компаний делает затраты на рабочую силу относительно более дорогими. Это когда работодатели заменяют менее квалифицированных рабочих автоматизацией, чтобы повысить производительность труда.[33] Скорее всего, пострадают малообеспеченные работники, выполняющие рутинную работу (на производстве и в сфере услуг, таких как продукты питания и транспорт). Рынок труда будет становиться все более поляризованным между высокооплачиваемой работой и множеством рабочих мест, которые исчезли или плохо оплачиваются и не очень интересны. В странах с формирующимся рынком и развивающихся странах (особенно в странах с «молодежным бугром») технологии рискуют превратить «демографический дивиденд» в «демографический кошмар», потому что автоматизация значительно затруднит поднятие на эскалатор экономического роста.
Легко уступить место чрезмерному пессимизму, потому что нам, людям, намного легче визуализировать то, что исчезает, чем то, что будет дальше. Мы знаем и понимаем, что в обозримом будущем уровень безработицы во всем мире обязательно вырастет, но в ближайшие годы и десятилетия мы можем быть удивлены. Мы стали свидетелями беспрецедентной волны инноваций и творчества, движимой новыми методами и инструментами производства. Также может произойти глобальный взрыв сотен тысяч новых микроотраслей, в которых, как мы надеемся, будут работать сотни миллионов людей. Конечно, мы не можем знать, что нас ждет в будущем, за исключением того, что многое будет зависеть от траектории будущего экономического роста.
1.2.2.3. Как может выглядеть будущий рост
В постпандемическую эпоху, согласно текущим прогнозам, новая экономическая «норма» может характеризоваться гораздо более низкими темпами роста, чем в прошлые десятилетия. В начале восстановления рост ВВП от квартала к кварталу может выглядеть впечатляющим (поскольку он начнется с очень низкого уровня), но могут пройти годы, прежде чем общий размер экономики большинства стран вернется к своему докандемическому уровню. Это также связано с тем, что серьезность экономического шока, вызванного коронавирусом, будет сочетаться с долгосрочной тенденцией: сокращение численности населения во многих странах и старение (демография - это «судьба» и важнейший фактор роста ВВП). В таких условиях, когда более низкий экономический рост кажется почти неизбежным, многие люди могут задаться вопросом, полезна ли «одержимость» ростом, придя к выводу, что нет смысла преследовать цель все более высокого роста ВВП.
Глубокие потрясения, вызванные COVID-19 во всем мире, дали обществу вынужденную паузу для размышлений о том, что действительно имеет ценность. При наличии чрезвычайных экономических мер реагирования на пандемию можно воспользоваться возможностью, чтобы внести такие институциональные изменения и выбор политики, которые выведут экономики на новый путь к более справедливому и зеленому будущему. История радикального переосмысления в годы после Второй мировой войны, которая включала создание бреттон-вудских институтов, Организации Объединенных Наций, ЕС и расширение государств всеобщего благосостояния, показывает масштабы возможных сдвигов.
Возникает два вопроса: 1) Каким должен быть новый компас для отслеживания прогресса? и 2) Какими будут новые движущие силы инклюзивной и устойчивой экономики?
Что касается первого вопроса, изменение курса потребует изменения мировоззрения мировых лидеров, с тем чтобы уделять больше внимания и уделять больше внимания благополучию всех граждан и планеты. Исторически сложилось так, что национальная статистика собиралась в основном для того, чтобы правительства лучше понимали имеющиеся ресурсы для налогообложения и ведения войны. По мере того как демократии становились сильнее, в 1930-х годах сфера национальной статистики была расширена, чтобы отражать экономическое благосостояние населения,[34] пока что перевели в форму ВВП. Экономическое благосостояние стало эквивалентом текущего производства и потребления без учета доступности ресурсов в будущем. Чрезмерная зависимость политиков от ВВП как показателя экономического процветания привела к нынешнему состоянию истощения природных и социальных ресурсов.
Какие еще элементы должна включать улучшенная панель мониторинга прогресса? Во-первых, необходимо обновить сам ВВП, чтобы отразить ценность, создаваемую в цифровой экономике, ценность, созданную за счет неоплачиваемого труда, а также ценность, потенциально уничтоженную в результате определенных видов экономической деятельности. Отсутствие ценности, созданной в результате работы, выполняемой в домашнем хозяйстве, было давней проблемой, и исследовательские усилия по созданию системы измерения потребуют нового импульса. Кроме того, по мере расширения цифровой экономики разрыв между измеряемой и реальной экономической активностью увеличивается. Более того, определенные типы финансовых продуктов, которые благодаря их включению в ВВП учитываются как создание стоимости, просто перемещают стоимость из одного места в другое или иногда даже приводят к ее разрушению.
Во-вторых, имеет значение не только общий размер экономики, но и распределение выгод и постепенное развитие доступа к возможностям. В условиях, когда во многих странах неравенство доходов стало более заметным, чем когда-либо, а технологические разработки способствуют дальнейшей поляризации, общий ВВП или средние показатели, такие как ВВП на душу населения, становятся все менее и менее полезными в качестве истинных показателей качества жизни людей. Неравенство богатства является важным аспектом сегодняшней динамики неравенства, и его следует отслеживать более систематически.
В-третьих, необходимо будет лучше измерять и контролировать устойчивость, чтобы оценить истинное состояние экономики, включая детерминанты производительности, такие как институты, инфраструктура, человеческий капитал и инновационные экосистемы, которые имеют решающее значение для общей прочности системы. Кроме того, необходимо систематически отслеживать резервы капитала, которые страна может использовать во время кризиса, включая финансовый, физический, природный и социальный капитал. Хотя природный и социальный капитал, в частности, трудно измерить, они имеют решающее значение для социальной сплоченности и экологической устойчивости страны, которые нельзя недооценивать. Недавние научные усилия начинают решать проблему измерения путем объединения источников данных из государственного и частного секторов.
Появляются реальные примеры смещения акцентов политиков. Неслучайно в 2019 году страна, входящая в топ-10 рейтинга World Happiness Report, обнародовала «бюджет благополучия». Решение премьер-министра Новой Зеландии выделить деньги на решение социальных проблем, таких как психическое здоровье, детская бедность и насилие в семье, сделало благополучие явной целью государственной политики. Поступая таким образом, премьер-министр Ардерн превратил в политику то, что всем было известно годами, что увеличение ВВП не гарантирует улучшения уровня жизни и социального благополучия.
Кроме того, несколько учреждений и организаций, от городов до Европейской комиссии, размышляют над вариантами, которые позволили бы поддерживать будущую экономическую активность на уровне, который соответствует удовлетворению наших материальных потребностей с соблюдением наших планетарных границ. Муниципалитет Амстердама является первым в мире, кто официально принял эти рамки в качестве отправной точки для принятия решений в области государственной политики в постпандемическом мире. Структура напоминает «бублик», в котором внутреннее кольцо представляет минимум, который нам необходим для хорошей жизни (как провозглашается Целями устойчивого развития ООН), а внешнее кольцо - экологический потолок, определенный учеными земной системы (который подчеркивает границы не подвергаться антропогенной деятельности во избежание экологически негативного воздействия на климат, почву, океаны, озоновый слой, пресная вода и биоразнообразие). Между двумя кольцами находится золотая середина (или «тесто»), где удовлетворяются наши человеческие потребности и потребности планеты.[35]
Мы еще не знаем, прекратится ли «тирания роста ВВП», но разные сигналы предполагают, что пандемия может ускорить изменения во многих наших прочно укоренившихся социальных нормах. Если мы коллективно признаем, что помимо определенного уровня благосостояния, определяемого ВВП на душу населения, счастье в большей степени зависит от нематериальных факторов, таких как доступное и надежное здравоохранение, социальные блага, чем материальное потребление, тогда такие разные ценности, как уважение к окружающей среде, ответственное питание, сочувствие или щедрость, могут получить распространение и постепенно стать характеристикой новых социальных норм.
Помимо текущего текущего кризиса, в последние годы роль экономического роста в повышении уровня жизни менялась в зависимости от контекста. В странах с высоким уровнем доходов рост производительности неуклонно снижается с 1970-х годов, и утверждалось, что в настоящее время нет четких политических путей для возобновления долгосрочного роста.[36] Кроме того, рост, который действительно материализовался, непропорционально достался людям, находящимся на верхнем уровне распределения доходов. Более эффективный подход может заключаться в том, чтобы лица, определяющие политику, могли более прямо нацелить меры по повышению благосостояния.[37] В странах с низким и средним уровнем доходов выгоды экономического роста помогли миллионам людей выбраться из нищеты на крупных развивающихся рынках. Варианты политики для ускорения роста лучше известны (например, устранение основных искажений), однако необходимо будет найти новые подходы, поскольку модель развития, ориентированная на производство, быстро теряет свою силу с наступлением Четвертой промышленной революции.[38]
Это подводит ко второму ключевому вопросу о будущем росте. Если направление и качество экономического роста имеют такое же значение, как и его скорость, а может быть, даже больше, чем, вероятно, будут новые движущие силы этого качества в постпандемической экономике? Некоторые области могут предложить среду, способную повысить инклюзивный и устойчивый динамизм.
Зеленая экономика охватывает целый ряд возможностей - от более зеленой энергетики до экотуризма и экономики замкнутого цикла. Например, переход от подхода «взять-изготовить-утилизировать» к производству и потреблению к модели, которая является «восстановительной и регенерирующей по замыслу»[39] может сберечь ресурсы и минимизировать отходы за счет повторного использования продукта по истечении срока его полезного использования, создавая таким образом дополнительную ценность, которая, в свою очередь, может приносить экономические выгоды, способствуя инновациям, созданию рабочих мест и, в конечном итоге, росту. Компании и стратегии, которые отдают предпочтение ремонтируемым изделиям с более длительным сроком службы (от телефонов и автомобилей до модной одежды), которые даже предлагают бесплатный ремонт (например, верхнюю одежду Patagonia) и платформы для продажи бывших в употреблении товаров, быстро расширяются.[40]