На самом деле он не был в этом уверен. Он сказал «да» потому, что ей хотелось, чтобы он сказал «да». Тут же он наскоро прикинул: как лучше — с папой или без папы? Вот когда Тимохин их катает на грузовике, то все садятся наверху, а Шурик всегда садится в кабину, и все ему завидуют, но не спорят, потому что Тимохин — Шурикин папа. Зато если Шурик не слушается, то Тимохин наказывает его ремнем, и Шурик ходит зареванный и угрюмый, а Сережа страдает и выносит во двор все свои игрушки, чтобы Шурик утешился… Но, должно быть, с папой все-таки лучше: недавно Васька обидел Лиду, так она кричала: «А у меня зато папа есть, а у тебя нет, ага!»
— Чего это стучит? — спросил Сережа громко, заинтересовавшись глухим стуком у мамы в груди.
Мама засмеялась, поцеловала Сережу и крепче прижала к себе:
— Это сердце. Мое сердце.
— А у меня? — спросил он, наклоняя голову, чтобы услышать.
— И у тебя.
— Нет. У меня не стучит.
— Стучит. Просто тебе не слышно. Оно обязательно стучит. Без этого человек не может жить.
— Всегда стучит?
— Всегда.
— А когда я сплю?
— И когда ты спишь.
— А тебе слышно?
— Да. Слышно. А ты можешь рукой почувствовать.
Она взяла его руку и приложила к ребрам:
— Чувствуешь?
— Чувствую. Здорово стучит. Оно большое?
— Сожми кулачок. Вот, оно такое приблизительно.
— Пусти, — озабоченно сказал он, выбираясь из ее объятий.
— Куда ты? — спросила она.
— Я сейчас, — сказал он и побежал на улицу, прижимая руку к левому боку. На улице были Васька и Женька.
Он подбежал к ним и сказал:
— Вот попробуйте, хотите? Тут у меня сердце. Я его рукой чувствую. Попробуйте, хотите?
— Подумаешь! — сказал Васька. — У всех сердце.
Но Женька сказал:
— А ну.
И приложил руку к Сережиному боку.
— Чувствуешь? — спросил Сережа.
— Ага, — сказал Женька.
— Оно приблизительно такое, как мой кулак, — сказал Сережа.