— Да нет, просто не на что покупать сигареты, вот и все.
Уилсон и Харви взяли у Кроссленда по сигарете, тот тоже взял одну и положил портсигар на стол. Он щелкнул зажигалкой, и все трое, затянувшись, откинулись на спинки стульев, готовые приступить к беседе. Мик сидел, выпрямившись.
— Вы, видно, побывали в сражении? — спросил Уилсон.
Мик ждал этого вопроса и, зажав руки между коленями, улыбнулся. Ему также ответили улыбкой, но Харви, не дав Мику слова вымолвить, сказал:
— Лучше бы нам посмотреть на того, другого, верно, Майкл?
Он подмигнул Мику и, если бы тот сидел с ним рядом, наверняка поддел бы его локтем. Они засмеялись — все четверо, и Мик тоже откинулся на стуле, положив ногу на ногу.
— Не знаю, я его с тех пор не видел. Небось еще в больнице отлеживается.
Мик усмехнулся, но шутка его почему-то не имела успеха. Преподаватель резко ткнул сигаретой в пепельницу. Мик увидел, какими взглядами обменялись экзаменаторы, и снова выпрямился, поспешно поставив обе ноги на пол.
Мик возился в гараже с мотоциклом. Отвинчивал гайки в головке цилиндра, чтобы снять ее и почистить. Он включил транзистор, правда, не на полную мощность, как обычно, — прислушивался, не идет ли почтальон. Почти двенадцать дня, а его все нет. Если им сегодня нет писем, он прошел мимо, правда, на почте сейчас перебои, да пока еще корреспонденцию разберут, нет, он не терял надежды. Как-то раз письмо принесли вечером, когда миссис Уолш собиралась на работу. Она услышала, как скрипнула крышка почтового ящика, и пошла к двери — думала, вечернюю газету принесли. А достала письмо от Линды, от ее дочери, из Бирмингема. Миссис Уолш обрадовалась, прихватила письмо с собой на работу, чтобы прочесть в перерыве. Всю первую половину смены она предвкушала, как прочтет его, а всю вторую — размышляла о том, что написала ей Линда о малыше. Хорошо, когда что-то душу греет, пока стоишь у конвейерной ленты и вылавливаешь в потоке бракованный шоколад, — время бежит быстрее.
Мик выковыривал сажу из головки цилиндра обломком ножовки, когда услышал, как щелкнул замок на калитке. Он положил свои железки на сиденье мотоцикла и подскочил к двери — посмотреть, кто там. По дорожке шел почтальон, просматривая пачку писем. Мик бросился ему навстречу, и почтальон протянул ему письмо, лежавшее сверху. По размеру и цвету конверта ясно было, откуда оно. Почтальон смотрел, как Мик прочел адрес, потом перевернул конверт, надорвал.
— Заждался? От кого, небось от подружки? Или это насчет пособия?
— Все может быть.
Мик повернулся и пошел к дому, продолжая обрывать край конверта, а почтальон пригнул проволоку, отгораживающую их участок от соседского, перешагнул ее и направился дальше. Мик вскрыл письмо и остановился, чтобы прочитать, и тут из дома вышла мама. В пальто, с хозяйственной сумкой в руке. Мик не заметил ее.
— Почтальон приходил?
Мик не слышал ее.
— Письмо насчет работы?
Миссис Уолш внимательно следила за лицом сына, пока он читал, и медленно застегивала последнюю пуговицу на пальто. Она застыла на месте, и только пальцы шевелились как-то отдельно.
— Черт побери!
Мик пристально смотрел на письмо, точно надеялся, что усилием воли может изменить его содержание.
— Что они пишут?
Мик не ответил. Он словно оцепенел, и, когда миссис Уолш взяла у него письмо, рука его так и застыла в воздухе. Вот что ему писали:
«Уважаемый господин Уолш!
В связи с Вашим заявлением и недавним собеседованием, которое проводилось с выразившими желание поступить учеником механика, сообщаю настоящим письмом, что, внимательно рассмотрев Вашу кандидатуру, мы пришли к выводу, что мы не можем предложить Вам работу.
Сожалея, что вынужден сообщить Вам эту неприятную весть, я тем не менее хотел бы воспользоваться случаем выразить Вам благодарность за проявленный Вами интерес к нашей фирме и за Ваше участие в испытательных экзаменах, а также пожелать Вам успехов в Вашей будущей карьере.
Искренне Ваш
Ф. Г. К. Кроссленд,
инструктор».
— Вот жалость-то, Мик. — Мама перечитала письмо. — Ну, хоть любезный отказ прислали. Другие фирмы и этого не делают.
Мик стоял, как статуя. На мать он даже ни разу не глянул.
— Пожалуйста, не раскисай, подумай о других, тех, кто тоже не попал, ведь и им несладко.