– Дурак ты. С момента, как я впервые пришла к тебе и до момента, как познакомилась с Виталием, ты был один. Я была без ума от тебя. Если бы ты знал, сколько я тогда ночами слёз выплакала, сколько мечтала! Пойми, я тебя по-настоящему любила. Я не могла это произнести, но — любила. Да и сейчас люблю. Да и всегда буду. Но мы с тобой не пара, не получится у нас ничего. Но приезжать — буду, и в путешествия ездить мы будем вместе. Я тебя подниму и оживлю. Ну как я могу потерять единственного человека, который мне всегда правду говорит?
Заводит музыку и начинает танцевать. Одна. Очень красиво. Пластика у неё — обалденная, хотя и совершенно непонятно, на чём основанная. Гибкость рук и ног ниже среднего, а танцевальная пластика великолепна. Вот как это возможно?
– Вов, ты уже несколько раз обещал поставить шест для стриптиза. Поставил бы, я бы и разделась. А так — фиг тебе. Пока нет шеста, на раздевание и не надейся!
– А я и не люблю стриптиз, предпочитаю раздевание в иных контекстах…
– А на иные — тем более не надейся! Кстати, а что это у тебя вон там над кроватью за сперматозоид к потолку прилип?
– Где???
Саша показывает на приклеенную Ленкой над диваном светящуюся в темноте загогулину. Фу, пошлячка. Но ведь и правда похоже. Все прочие звёздочки да планеты — соответствуют, а эта — гм… Наверное, комета имелась в виду. И ведь и правда в точности над постелью, в единственном месте, где подобная ассоциация может возникнуть!
– Вован, ты можешь сейчас приехать?
– Я за городом, так что только часа через два с половиной.
– Через два с половиной — меня здесь не будет.
– А что случилось?
– Известный тебе человек собирает свои вещи и уезжает.
– А я — расстраиваться не собираюсь. Давай через два с половиной часа приеду?
– Нет, я сейчас не смогу быть одна. Поеду тогда на толкинутую тусовку, сейчас как раз в Битце собираются. Толкинулся сам — толкани другого!
– Я тебе вечером позвоню.
– Если буду…
Вот так вот. Женщины-с. Нет бы самой давным-давно разрулить да выставить его, так нет же, дождётся, пока её выставят, а на этом смертельно обидится и кинется в глупости. Если честно, я этого еёйного Виталия — в принципе не могу понять. То есть, выдержки и спокойствия у парня — как у штабеля мешков с песком. Я бы на его месте уже сто раз сбежал. Хотя скорее — сознательно спровоцировал бы, чтобы меня выгнали, так оно всегда спокойнее.
Теперь — придётся ждать. Разъярённые женщины приходят в себя не так уж и быстро, а если связаться с ними до того, как в себя придут, — быть беде.
Часть VIII. Adagio sforzato
А через день после выставки — Аня начала лгать. Сначала о том, что не может до Ленки дозвониться. Потом придумала некий сон, из которого как будто поняла, что продолжать нельзя. Как будто ощутила в том сне Ленкины чувства и решила отступить. Потом, потом, потом… Только год спустя я смог вытащить из неё хотя бы минимум информации о происшедшем, да и то без гарантии, что правдивой. Когда я, исчерпав все прочие версии, спросил в лоб, а не наслал ли Миша в тот же вечер на неё своих бандюков для напугать, она ответила, что не совсем так, но в этом роде. И ушла обратно в глубокую несознанку, в коей пребывает и по сей день. Впрочем, в том, что произошло именно нечто в этом роде, я, пожалуй, уверен на все сто. Хотя бы потому, что Ленка таки вышла за Мишу замуж. Подав заявление всего через пару дней после той выставки, на которой она на дух отрицала самоё такую возможность. Жаль. Если бы Аня сразу позвонила мне о случившемся — уменя были наготове нужные ребята. И из милиции, и из ФСБ. Так что, по свежим следам если — ни один из супостатов не имел бы шанса доехать до дому. А ведь знала о подготовленных оборонительных схемах. Впрочем — одного содержательного соображения я всё же от неё добился сразу. Поняв наконец, что это может быть винт, а винт, кроме медицинской симптоматики, ещё и характеризуется очень специфическим запахом, исходящим от наркомана, я ознакомил Аню с достаточно адекватным и узнаваемым описанием этого запаха. И она тут же сказала, что — да, у Ленки были духи с приблизительно этим ароматом, она даже дважды спрашивала Ленку, какой они фирмы и марки, а та оба раза от ответа ушла.
Надежды растаяли, но долг — остался. Нужно было ждать, пока Ленка начнёт дёргаться сама. Если начнёт. Обеспечить, чтобы поблизости от неё периодически появлялся кто-либо, кто бы мог этот момент ущучить и протянуть руку помощи. Моя помощь, кроме разве что невидимой, на первом этапе уже исключалась. Ленка бы её заведомо не приняла. Обеспечить существование места, в которое она смогла бы уйти. Ко мне, по вышеприведённым соображениям, исключается, к матери путь всегда есть, но Ленка может его не видеть, остальных мест у неё точно нет, надо их организовать. Оборонительные рубежи отнюдь не демонтировать и держать в боеготовности. На случай если Миша вдруг развернёт военные действия — обеспечить, чтобы некоторое количество людей, могущих принять очень жёсткие встречные меры, знали подоплёку, имели фактуру и в случае чего — смогли бы действовать немедленно и с максимальной эффективностью. Попробовать выяснить, кто такой Миша, уж слишком многое выглядит странновато. До сих пор удалось выяснить немногое. Практически только то, что нигде не работает плюс что имел минимальное отношение к журналистике — нарылась пара бредовых статеек двухлетней давности, опубликованных под весьма напыщенным псевдонимом. Наработать технологию открытия пути возврата Ленки к матушке, то есть — поиск способа в момент Ленкиного срыва мгновенно слить матушке достаточно информации, причём в достаточно понятном виде, чтобы она приняла Ленку без расспросов, предоставив политическое убежище и помощь, не начав разбираться — что, да как, да почему — и наводить свои порядки во всём. Примерно такая вот получалась программа действий.
Начал с последнего пункта. Мне повезло даже не просто крупно, а очень крупно. Найденное — исключало вариант с матушкой совершенно, но зато давало надежду, что с самой Ленкой всё менее безнадёжно, чем казалось. А нашёл я супружескую пару, живущую в одном доме с матушкой и имеющую с ней шапочное, не более, знакомство. Опять в Интернете нашёл, совершенно случайным образом. Он — высочайшего класса психиатр-нарколог, она — психиатр тоже высокого класса, но общего профиля. На разбор потратили несколько часов. Моего рассказа было недостаточно, сыпались многие десятки вопросов. Как я позже понял, половина вопросов была контрольной, так как слишком уж с трудом верилось в происшедшее. Вердикт был вынесен с 98-процентной уверенностью. У матушки — очевидные очаговые органические поражения головного мозга, то есть никакая она не полусумасшедшая, а очень даже полностью. У Ленки — скорее всего то же самое. Предрасположенность передаётся по наследству. Чаще всего развивающиеся очаговые поражения начинают проявляться как раз в возрасте приблизительно двадцати пяти лет, и в случае таких нагрузок на психику, как здесь, могут развиваться очень быстро. Но наличие подобных поражений гарантирует человека от попадания в зависимость от многих наркотиков, психостимуляторов в том числе. Люди с таким диагнозом могут использовать наркоту, даже в больших дозах, просто для снятия стресса, а при нормализации жизни — бросать её не задумываясь. У матушки — такая форма болезни, что она почти наверняка не будет способна понять слива информации и возврата дочери ни в какой форме и будет действовать по серии заранее заготовленных шаблонов. Тем самым, на её помощь и на возврат Ленки к ней — рассчитывать нежелательно. Надо искать иные пути отхода. Про саму Ленку они, по-видимому, также оказались правы. Все дальнейшие наблюдения показали, что Ленка медленно, но постоянно и неумолимо теряет контакт с миром, интересы, навыки, адекватность… И, похоже, слезает с наркоты, употребляя её сейчас уже только эпизодически. И не факт, что столь тяжёлую. На всякий случай — попросил я и себе диагноз поставить. Нашли конечно, кучу всяких мелочей, но, к чувству глубокого удовлетворения, как говаривал незабвенный товарищ Брежнев, — психологического свойства, а не психиатрического. Впрочем, назови они меня психически здоровым, фиг бы я им поверил. Ну вот сами подумайте, будет ли абсолютно психически здоровый человек писать текст, подобный этому вот? Да ещё и собираться его публиковать?
Получается, что правы были и отец, и Георг. Плохо это. Органика не лечится. Можно лишь иногда затормозить её развитие, это трудно, не всегда удаётся, и по силам лишь квалифицированным врачам, как правило — с регулярными курсами лечения в стационаре, читай психушке. Надежду вселяло лишь то, что процесс мог зайти не так глубоко, как кажется с первого взгляда. Точный диагноз с пониманием глубины — ставится только в стационаре, двухмесячным наблюдением. Реже сразу, но только если хорошему врачу удастся увидеть пациента в состоянии обострения. Совсем редко — диагноз может оказаться понятным и просто человеку с эрудицией, но для этого больного нужно видеть не просто в период обострения, а в состоянии острого психоза, а оно случается только при тяжёлых формах, нечасто и кратковременно. В остальных случаях можно легко перепутать. И наркотическое отравление, и тяжёлые неврозы, основанные на всяких комплексах, и органика — ведут к однотипной шизоидной картине. Наркотики тут явно были, мощнейший комплекс вины, вполне способный дать такой невроз, — тоже, так что роль органики могла оказаться существенно меньшей, чем казалось с первого взгляда, и тяжесть болезни могла оказаться невысокой, легко поддающейся стабилизации. Так что прекращать усилия — никак нельзя. Я же всё-таки был когда-то спасателем, первую помощь учили оказывать… И первая заповедь — пока не появятся трупные пятна или иные неопровержимые признаки, человека следует считать живым и усилий по реанимации отнюдь не прекращать.
Наверное, самое грустное было в понимании того, что процесс начался вовсе не той осенью, а раньше. Ленкины спонтанные многочасовые ночные прогулки, недельное исчезновение в самом начале, странные «полуобмороки» с мышечным напряжением, наконец, тот огонь в глазах — всё получало объяснение, причём самое простое из возможных, а потому, скорее всего, верное.
Пожалуй, я только в этой истории начал понимать один из самых грустных законов природы. Я специально проверил по всей классической литературе, до которой смог дотянуться. Вроде бы – всё подтвердилось. Расспросил чортову прорву народа, верен ли мой вывод в части литературной статистики. Каждый подтвердил, что — да, он видит то же. Итак, формулируем. Самую сильную, самую чистую, самую светлую, самую нежную любовь к себе — вызывают женщины, стоящие на пороге сумасшествия. Настоящего сумасшествия. Не расшатанной комплексами или наркотиками психики. Настоящего. С начавшимися процессами разрушения в мозгу. Неизбежность дальнейшего разрушения читается на подсознательном уровне и вызывает острую нежность. Настоящая, а не показная, непредсказуемость, центральная точка мифологии о Настоящей Женщине, — специфична только для них. Умение с головой тонуть в эмоциях и чувствах, отринув любой расчёт, любой прагматизм, — тоже часть мифа о Настоящей Женщине и тоже специфична только для них. Вот так. Как оно ни прискорбно.
Тем временем раздрай в моей жизни нарастал. Я жил с Никой. На её глазах развивался рецидив моего романа с Сашей. Александра таки выставила своего. Не сказать чтобы она так уж явно рвалась ко мне. Скорее — она показывала, что это мне следовало бы этим заняться. Окружив себя при этом странноватыми друзьями и подружками, ехидно комментирующими происходящее. Но сближались мы — быстро и неотвратимо. Она вывезла меня на свою тусовку толкинутых, познакомилась с моим отцом, познакомила наконец меня со своей мамой… Я чувствовал грядущее плохое. Много плохого. Но — не мог иначе. Саша изменилась. Сильно изменилась. Она стала очень много лгать. Не мне. Звонят ей при мне по мобильнику пять человек подряд, начиная с матери и кончая ближайшей подругой, — врёт всем пятерым. Вопрос о том, когда именно наступит тот момент, когда она начнёт лгать и мне, — был всего лишь вопросом времени.
Но дёргалась Саша по-чёрному. Что-то её удерживало и от того, чтобы прояснить суть наших отношений мне, и от того, чтобы прояснить самой себе, и от того, чтобы хотя бы намекнуть друзьям и подругам.
– Ну, и зачем ты меня опять притащила на сборище, на котором сама же старательно заблокировала любое развитие близких для меня тем, да и для тебя небезынтересных?
– За шкафом!
– Не пойдёт! Выкладывай.