Волкова представляли обладателем сакральных знаний, но у него не было никакого опыта в политтехнологической сфере, хоть он и был до этого екатеринбургским депутатом. О его репутации ходили тревожные слухи: дескать, очень давно он организовывал мероприятия для «Демократического выбора» в Екатеринбурге и занимался крупным «распилом» с них. Плюс ходили слухи о плотной работе Волкова с иностранными фондами, в частности с американским National Democratic Institute (NDI). Через всего лишь несколько месяцев или даже недель Волков станет высокомерным, считая себя политтехнологом номер один, но к началу мэрской кампании он был еще неуверенным в себе человеком, пытающимся действовать методом проб и ошибок.
Тогда же Леонид рассказал о своей «формуле успеха» из трёх очень незамысловатых частей, это была буквально ученическая технология проведения кампании в три этапа. Первое — мы должны были усиленно поработать на узнаваемость кандидата. Как говорил Леонид, Навальный должен быть из каждого утюга, кругом должны стоять кубы, работать агитаторы, раздающие листовки и газеты и организующие встречи. Второй этап — мы мотивируем голосовать за Навального, чтобы люди определились, что это их кандидат. И третий этап — мы мотивируем людей прийти на участки, проголосовать за него. Эта ничем не выдающаяся стратегия будет применятся Волковым и во всех последующих кампаниях.
Неизвестно, насколько именно «формула успеха» Волкова дала Навальному в сентябре 2013 года тот результат, который он получил, но затем она точно перестала действовать. А ближе к 2016 году в ФБК заговорят уже о некоем «эффекте Волкова»: когда однажды прыгнув выше головы, ты больше не можешь снова так подняться, не умея развиваться и не рискуя применять новые методы. Волков будет комплексовать с учетом этой мэрской кампании, у него начнется звездная болезнь, из-за которой он просто выпадет из реальности и заразится обычными российскими «болячками»: выстраиванием кланов, кумовством, блатом и полным неприятием инноваций. Потом успехи Волкова в мэрской кампании начнут подвергать сомнению: мол, это воля случая и новизны. А самым критичным мнением будет то, что это вообще не его достижение, а многочисленных волонтеров и других специалистов, в частности того же Максима Каца.
Глава 5. Процесс по «Кировлесу» как договорняк
И вот приближалась судьбоносная поездка в Киров на итоговое заседание суда по делу «Кировлеса». Ляскин, отвечавший за поддержку на кировских процессах, предложил собрать некий актив, продемонстрировав там реальную поддержку Навальному. Мне даже оплатили поездку в Киров, и я поехал. У нас был план поставить три куба на той самой площади между кукольным театром и судом, напротив суда и через дорогу от него. Была задача показать прессе, прежде всего иностранной, а их как всегда было большинство, хорошую картинку. Удивительно, но нам и там власти без проблем согласовали установку этих трёх агиткубов.
В Кирове традиционно собрался бомонд серьезных оппозиционный людей: и Наталья Пелевина, и актив «Партии 5 декабря», но ни у кого не было настроения «победа или смерть», никто не был настроен радикально, никто не готовился к эмоциональным выпадам на случай реального срока. У нас было скорее традиционное позерстование перед прессой, желание показать, что мы есть и что у Алексея есть поддержка. Люди действительно чувствовали, что его не посадят, это передавалась кулуарно из уст в уста. Когда заседание прошло и Навальному дали настоящий срок в пять лет, у всех должен был наступить шок. Но шока не было. Плакал только один единственный человек — это была тогдашний пресс-секретарь Навального Анна Ведута, показательно рыдавшая в окружении прессы. Очень странно было наблюдать, как уверенно потом та же Ведута вела себя на апелляции, утверждая, что никого не посадят.
Там же была и семья Навального, его жена Юлия и мама Людмила Ивановна, которые вели себя даже более сдержанно: у Юлии были заметны слёзы на глазах, но в целом семья как будто воспринимала приговор как временное неудобство. Все последующие события только подтверждают эту конспирологическую теорию. Позже, даже в Фонде борьбы с коррупцией меня в открытую отговаривали ехать на апелляцию, дескать, это все формальность. Так и вышло.
Навального «закрыли», но в Кирове это никого не потрясло, хотя там собрались основные активисты. Как в дурном кино, когда Алексея стали увозить, мы почувствовали, что наша миссия подходит к концу. Я крикнул, что Алексея сейчас будут вывозить, дорогу перекрыли, мы оббежали всю улицу, чтобы просто посмотреть, как автозак уедет в следственный изолятор. Был в этом какой-то абсолютно стадный интерес, непонятно откуда берущийся.
Дальше было непонятно, что делать. Мы решили собрать всех, кто есть, и провести спонтанный проход по городу. Это было, конечно, довольно диковатое зрелище, и вспоминая сейчас, мне как-то неловко за него. Нас было человек тридцать, в первых рядах шли довольно известные люди, в том числе и та же Наталья Пелевина, которая была с Навальным в самые сложные минуты. Алексей потом ее предаст и будет топить с особой злобой, когда выйдет в эфир тот самый скандальный фильм про ее связь с оппозиционным экс-премьером Михаилом Касьяновым. Навальный будет пользоваться такими приемами, устраняя оппонентов: позорить, смеяться, заражая этим чувством своих подчиненных, чтобы у людей появлялось и крепло чувство дистанции и даже враждебности между «нами» и «ими», в числе которых могли бы быть и давние, но в чем-то провинившиеся коллеги по протестному движению.
Мы прошлись по Кирову достаточно гротескным проходом с криками и лозунгами: «Жулики и воры — пять минут на сборы! Свободу Алексею Навальному!» Но пройдя полгорода без какого-либо плана дальнейших действий, мы стали тяготиться текущей ситуацией неопределенности. Что делать дальше? Но, как говорится, выручила полиция, которая делает так, что у тупиковых ситуаций появляется положительное, с точки зрения пиара и увеличения собственной групповой сплоченности, продолжение: можно так ходить часами и днями, но мы всегда рассчитывали, что полиция вмещается, будет резонанс и можно как-то логически закончить это шествие.
Когда вмешалась полиция, началась кутерьма, правоохранители попыталась задержать Ляскина, а все стали его отбивать. Впервые в жизни я участвовал в столь сумасшедшем действии. Когда полиция пыталась пробраться к какому-то из протестующих, другие образовывали цепь. И тут кто-то, по-моему, это был Илья Гачегов, очень идейный и заряженный на борьбу, в то время еще и силовую, прокричал: «Связка! Цепь!» Он и выглядел соответствующе: на нем была тельняшка без рукавов, накаченный и с невозмутимым лицом. После этого призыва кто-то меня схватил за руки, и мы сцепились. А полиция просто подъехала с другой стороны, где цепи не было, подошла к Ляскину и забрала его в «бобик». Прессе это все, конечно, понравилось: крики, цепь, люди в тельняшках, при задержании Ляскин еще и упал очень красиво. Тогда мне казалось, что все это довольно логичный процесс, борьба как-никак, но гораздо позже я узнал о «науке винтиться». «Винтиться» нужно уметь еще и красиво, когда тебя задерживают при таком резонансе и таком скоплении прессы. Лютым чемпионом этой науки был Илья Яшин, которого тогда в Кирове не было. Вторым спецом был сам Алексей Навальный, который на тот момент уже был в СИЗО, а замыкал тройку как раз Николай Ляскин, которого так эффектно задержали к явному удовольствию прессы. С ним также задержали Артура Абашева, он отвечал за Кировский штаб. Впоследствии тот самый мужественный человек в тельняшке, Илья Гачегов, горько разочаруется в Навальном и будет подвергать его регулярной критике. И таких людей было очень много, в том числе и Виталий Брамм, наиболее яркий кировский оппозиционер тоже уйдёт: кто-то раньше, кто-то позже, каждый по своим причинам, разочаровывались в Навальном.
Ляскина и Абашева задержали, но толпа пошла дальше с двумя дополнительными лозунгами: «Свободу Николаю Ляскину! Свободу Артуру Абашеву!» Мне как человеку довольно ироничному все это напоминало игру на выживание в столь малочисленном составе, такая русская рулетка. Было довольно смешно проводить действия, которые ведут только к задержанию, кто-то, однако, благоразумно предложил идти к следственному изолятору, где содержался Навальный и где, собственно, полиция нас и ждала. С Ляскиным и Абашевым, кстати, все было хорошо, они вышли буквально спустя пару часов, как спал весь протестный пыл. Это был никакой не «кровавый режим», а привычная и затянувшаяся игра, когда оппозиция придумывает бессмысленную акцию, а полиция проводит бессмысленное и дежурное задержание.
Толпа пришла к этому СИЗО, там было много прессы, но никто не понимал, что происходит. Туда же подогнали ОМОН, хотя люди пришли уже успокоившиеся и накричавшиеся. Это была сюрреалистическая картина: правоохранители стояли в касках, со щитами, а напротив мы, но уже мирно и без напряжения. В голове сидела мысль, которой я тогда ни с кем не стал делиться, что все это понарошку.
Важную роль в ситуации сыграл депутат Дмитрий Гудков. Одно его появление у ворот СИЗО обнадежило людей. Благодаря своему депутатскому статусу он смог зайти внутрь, посмотреть, где содержится Алексей, и подтвердил нам, что у него все относительно хорошо. Гораздо позже Гудков станет «агентом Кремля» и «блатным сынком», Навальный будет его полоскать так и эдак. Часть новой оппозиционной молодёжи в лице проекта «Протестная Москва» будет просто уничижать достоинство Гудкова. Но в тот момент, понимая беду Алексея, все сплотились вокруг него.
Параллельно мы следили за тем, как развивалась ситуация по какой-то сумасшедшей спирали в Москве. С Кировым это было не сравнить, хотя все самые «ядерные» активисты были здесь. В Москве народ собирался на Манежной площади и на Тверской улице рядом с Госдумой. Собирались, как правило, студенты и люди, возмутившиеся приговором Навальному. Опытные активисты восприняли эти волнения с тревогой, говорили, что этим ничего не добиться, но что, наоборот, массовые акции усугубят положение, потому что власть не привыкла ломаться и подвергаться шантажу толпы.
Стоит отметить, что новость о том, что сама прокуратура обжаловала приговор Алексею Навальному, пришла параллельно с тем, как ситуация развивалась в Москве. Надо понимать, что это был не результат массовых выступлений в центре столицы. Это был в принципе нонсенс, что прокуратура, гособвинитель, просившая реальный срок, сама же этот приговор с реальным сроком и обжалует. А когда она это делает еще и в отношении главного оппозиционера и врага системы, то все это очень странно. Все понимали, что после того, как прокуратура изменила своем мнение, больше суток Алексей в СИЗО не продержится. Все были в крайнем замешательстве, Ляскин и часть активистов остались в Кирове встречать Алексея, а я вместе с другой частью поехал обратно в Москву.
Никто не знал тогда, каков размах акции был в Москве. Наиболее горячие головы, конечно, потом скажут, что, мол, видите, как важно выходить на улицу, перекрывать дорогу и пикировать с полицией, чтобы добиться своего. Я с этим категорически не согласен, потому что прокуратура слишком рано обжаловала приговор, не после и даже не на пике этих волнений, а фактически до них. Я вообще не уверен, что государственная машина может так быстро реагировать. Очевидно, это была внутренняя заготовка прокуратуры, совершенно не связанная с московскими событиями.
В итоге в пресловутом кировском СИЗО Алексей Навальный провел всего лишь одну ночь, что в принципе нонсенс для всех сидевших оппозиционных политиков. Многие, кто углублялся в этот процесс, как я, и находился внутри, находил для себя какие-то оправдания этой небывалой ситуации. Оправдания думающим людям были точно нужны, потому что если смотреть на произошедшее трезво, то вывод напрашивался сам собой: всё это абсолютная постановка с участием Навального, гапоновщина с его стороны.
Как только стало известно, что Навальному дали реальный срок, Леонид Волков моментально заявил, что кампания заканчивается. Большинство стало проклинать Волкова, что это провокация и что вообще он засланный казачок, потому что, казалось бы, наоборот, именно сейчас нужен был резонанс — человека сажают, а он ведет предвыборную кампанию, на него оказывают давление, чтобы не допустить до выборов. Ведь можно же было перепрофилировать кампанию на защиту и поддержку кандидата. Это было бы стандартным и понятным ходом для оппозиции, не воспользоваться которым было бы странно. Другие люди говорили, что Волков поступил правильно, дескать, таким образом он шантажирует мэрию и администрацию президента. Тогда получается, что власть изначально заказала участие Алексея на этих выборах для их большей легитимации, а Волков просто напомнил им об исполнении своих обязательств. В общем, как ни посмотреть на данный поступок Волкова, напрашивается неутешительный вывод об абсолютном «зашкваре».
Но если это так, то получается, что Алексей Навальный еще в самом начале мэрской кампании был в прямой договоренности с определенными людьми из власти. Отсюда и такое благосклонное потворствование его кампании: кубы в самом центре на проходимых улицах, штаб, благополучный сбор подписей муниципальных депутатов. В пользу этого говорит еще и то, что потом «Единая Россия» по велению и.о. мэра Собянина додала тех недостающих подписей муниципальных депутатов. Получается, что сама власть хотела видеть Алексея Навального на мэрских выборах. Эту ситуацию я отдам на размышление читателю, но нашей официальной версией на тот момент было то, что именно народные волнения на Манежной привели к тому, что власть сломалась и изменила свое решение.
Когда на следующий день Алексей Навальный триумфально вернулся в Москву, где его на Ярославском вокзале встречали как победителя с цветами, уже никто не вспоминал про вчерашние несостыковки…
Глава 6. Особенности работы избирательного штаба на Лялином переулке
20 июля 2013 года Алексей Навальный триумфально вернулся из Кирова, где сутки отсидел в СИЗО, в Москву. На Ярославском вокзале его ждали несколько сот человек, включая весь московский актив его сторонников, случайные сочувствующие прохожие. Царил режим наибольшего благоприятствования для таких мероприятий, чувствовалась, что мэрия также готова участвовать в этом негласном соглашении о ненападении друг на друга. Сейчас, по прошествии времени, складывается впечатление, что многое напоминает театральное представление, и по сути все это стало большой пиар-акций к мэрской кампании.
В дорогущем офисе на Лялином переулке потихоньку зарождался московский штаб, практически до конца были собраны подписи депутатов, необходимые для прохождения муниципального фильтра. Все слепилось в единый пучок: и освобождение Алексея Навального, и прохождение фильтра с помощью и.о. мэра Москвы Сергея Собянина и «Единой России». В то время этот странный момент постарались очень быстро проскочить: Алексей его вообще не обсуждал вместе со своей маленькой командой, а в кулуарах это комментировалась так что, не стоит рефлексировать лишний раз по этому поводу, нужно оседлать беса, и если система дает возможности, мы ими воспользуемся.
В тот период Навальный довольно успешно строил из себя прагматичного политика, который готов пользоваться любыми возможностями. Наиболее радикальные сторонники, включая и молодого меня, себе и в мыслях не могли представить, что Алексей в сговоре с властью. Мы искали и находили оправдания, что таким образом власть втягивает его в какую-то ловушку, чтобы потом подставить или посадить его. Сегодня уже понятно, что это была никакая не подстава, а рука помощи для Алексея, выводящая его на совершенно новую орбиту, превращая его из широко популярного в узких крагах блогера-правдоруба в политика федерального масштаба.
На начальном этапе в штабе на Лялином переулке все же оставалась «тусовочка». На момент моего возвращения из Кирова в команде штаба были и Албуров, и Соболь, где-то проглядывал Ляскин тогда еще полностью не обосновавшийся на улице. Соболь предлагала игрушечные, детские проекты, например, что-то с помощью проектора показывать на зданиях, Албуров помогал людям подавать уведомления на агиткубы в префектуру ЦАО. Но все они больше и больше показывали, что не готовы работать с массами людей, для этого у них не было ни квалификации, ни опыта, ни желания. Когда нужно было заняться огромным делом, рассчитанным на целый город, а не офис, стало понятно, что они эти задачи не вытянут.
Навальный решил привлечь к работе уже упоминавшегося выше Максима Каца. Это решение было воспринято многими, мягко говоря, в штыки. Никто не понимал, чем вообще было обосновано это решение, с учетом того, что даже сам Навальный с ним был в очень прохладных отношениях. Основная часть команды откровенно ненавидела и травила его, чему, что парадоксально, порой молчаливо потворствовал и сам Алексей. Но в один момент Навальный в ультимативной форме поставил в известность свою команду о приходе Каца: он нам нужен, чтобы выводить кампанию на новый уровень. При этом у Максима толком и не было своей команды, кроме тех условных пяти людей, которые занимались с ним городскими проектами. У него не было никакого опыта участия в таких избирательных кампаниях, он никогда не занимался уличной работой.
Важным моментом стало то, что только что присоединившийся к команде Леонид Волков отреагировал на Каца очень позитивно. Более того, после переезда из Екатеринбурга в столицу первое время Волков жил у Каца. И тогда все немного поумерили свой пыл в отношении Максима, посчитав их друзьями. Конечно, до сих пор остается тайной, почему выбор пал именно на Каца и почему Навальный на первых порах не разрешал его трогать. Сразу же от руководства кампанией была отцеплена Любовь Соболь, сдулись полномочия Георгия Албурова, а затем и Владислава Наганова вытеснит Волков. Из старого состава ФБК останется только Николай Ляскин, который сыграет важную роль в этой мэрской кампании.
Как оказалось, Кац привёл с собой довольно квалифицированных людей, и штаб начал из унылой тусовочки превращаться в настоящую кампанию. Было понятно, что все эти казачки из сомнительных фондов, которые всегда крутились возле Навального, типа Олега Козловского, считавшегося мастером акций красивого «винтилова», и странные ветераны протестов 2011–2012 года — все они были не способны к долгой и конструктивной работе. А работа предстояла серьёзная.
«Тусовочка» начала таять. Кац постепенно выжимал всех бездельников и пиар-актеров, которые прибились к штабу до него, и все это сопровождалась скандалами. Возникали понятные конфликты. Но Максим держался молодцом, понимая, что пришел в абсолютно разбалансированный штаб, где не было никакой функциональности в работе. Нездоровое албуровское наследие, когда вся «кубическая» активность записывалась в таблицы Excel, а то и на доске, срочно нужно было менять. Кац начал создавать электронный сервис для волонтеров, чтобы они могли записываться на агиткубы, выбирать себе удобные места и время и получить инструкции. Уже тогда, в 2013 году, Кац мыслил достаточно прогрессивно в этом русле. По сути, он был пионером политического онлайн-сервиса у нас в России, и это был по-настоящему прорыв.