АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Издание 2-е, переработанное, дополненное
Предисловие
В конце 70-х годов мне довелось принять участие в научной экспедиции на севере Тихого океана. В числе тех, с кем я познакомился в кают-компании экспедиционного корабля, был его штурман Геннадий Васильевич Соловьев. Наше знакомство со временем переросло в дружбу, и дружба эта много мне дала. Дело в том, что Геннадий Васильевич был, как говорится, настоящим интеллигентом, эрудитом и великолепным рассказчиком. Однажды я задал ему вопрос, почему он не опубликует все то, о чем так интересно рассказывает.
— Не имею возможности да и желания этим заниматься, — ответил Геннадий Васильевич. — Если хотите, публикуйте.
Трудно было понять, шутит он или говорит серьезно! Тогда мне и в голову не приходило, что дальнейшее развитие событий заставит вспомнить об этом разговоре. А произошло это при следующих обстоятельствах.
После окончания экспедиции мои контакты с Геннадием Васильевичем продолжались в форме дружеской переписки. Потом она неожиданно прервалась (мои письма оставались без ответа). Причина стала ясна, когда письмо от Софьи Михайловны Соловьевой донесло до меня скорбную весть — несчастный случай в море оборвал жизнь ее мужа. В заключение Софья Михайловна сообщала, что переслала мне архив Геннадия Васильевича, так как помнит о моей дружбе с ним и надеется, что его труды найдут достойное применение.
Когда же я получил бандероль, то обнаружил в ней выписки из трудов историков и воспоминаний участников некоторых экспедиций русского флота. Кроме того, там были карты, фотографии и рисунки. Ознакомившись с этими материалами, я вспомнил о нашем давнем разговоре с Геннадием Васильевичем и, воспользовавшись данным мне правом, решил предать гласности истории, которые слышал в свое время в кают-компании, а для того, чтобы излагаемый материал выглядел более убедительным, счел целесообразным снабдить его ссылками на первоисточники из архива Геннадия Васильевича Соловьева.
Откуда пошла «Российская Америка»
Однажды вечером, когда корабль наш находился вблизи центральной части Курильской гряды, в кают-компании зашла речь о русских первопроходцах, о тех, кто открывал и осваивал Курилы, Камчатку, Чукотку. Затем коснулись Аляски, и тут штурман корабля Геннадий Васильевич Соловьев задал присутствующим вопрос: «А кто из русских людей первым ступил на землю Америки?»
Мы вспомнили спутников Беринга, сотрудников Российско-Американской компании, моряков, охотников — одним словом, перетряхнули багаж школьных знаний и сведений, почерпнутых из исторических романов.
Штурман слушал нас, загадочно улыбаясь.
— Я вижу, товарищи, ваша информация на сей счет весьма устарела.
Заинтригованные этим заявлением, мы начали дружно просить штурмана рассказать нам о русских первооткрывателях Америки, и он внял нашим просьбам.
— Итак, уважаемые россияне, я начну свой рассказ с письма, написанного на острове Кадьяк в конце XVIII в. отцом Германом настоятелю Валаамского монастыря. Русский монах был откомандирован святейшим синодом в Русскую Америку для крещения краснокожих язычников и удовлетворения духовных нужд тамошних россиян. Однако инок сей не ограничивал круг своих интересов делами церкви. Был он человек любознательный и вскоре принялся изучать достопримечательности края.
В первом же письме к настоятелю он поведал о том, что, по имеющимся сведениям, на Аляске издавна проживают русские люди. Причем якобы сам Джеймс Кук подтверждал этот факт[1]. В третьем письме отец Герман остановился на сем предмете более подробно. Оказывается, по слухам, бытующим на Кадьяке, первое русское поселение на Аляске было основано еще во времена Ивана Грозного новгородцами. Потом они ушли будто бы в Сибирь, спустились по Лене до океана и добрались морем аж до Колымы, а затем на семи кочах (небольших парусно-весельных судах) совершили переход из Ледовитого океана в Тихий. В ходе вояжа пять кочей добрались до различных пунктов побережья Охотского моря, шестой выбросило на берег в устье Анадыря, а седьмой пропал неведомо куда; правда, как полагал монах, этот коч вполне мог достичь берегов американских.
Далее отец Герман сообщал об информации, полученной от приказчиков компании купца Лебедева. Суть ее такова. Поселение «русских американцев» находится на континенте, на берегу большой реки, в которой водятся налимы и щуки. Где именно, приказчики не знали, но утверждали, что недалеко от фактории компании. Сами они тех россиян не видели, хотя слышали о них довольно. Кроме того, через посредников получали те приказчики от «русских туземцев» большие ножи с надписями.
Валаамский миссионер загорелся страстным желанием свидеться с потомками новгородцев. И хотя был он в своих намерениях тверд, но возможностей для самостоятельного путешествия на континент не имел, а заниматься миссионерскими делами, используя оказии, не хотел. Сердобольному и совестливому монаху невмоготу было видеть, как относятся к туземцам корыстолюбивые, бессердечные купцы. Нести с ними слово божие язычникам все едино, что торговать во храме. Памятуя об этом, смиренно просил инок помощи царской, а также уповал на присылку подмоги в лице отца Иоакима (известного своим бескорыстием).
В конце письма следовали описания природы Кадьяка, поклоны братии и подпись: «22 мая 1795 года — убогий Герман»[2]. Здесь Геннадий Васильевич сделал паузу и оглядел присутствующих, как бы оценивая степень произведенного эффекта. В кают-компании наступила тишина.
— А теперь, — продолжил штурман, — прокомментируем германовское послание в местах, достойных внимания.
Во-первых, таинственное поселение, якобы основанное на Аляске выходцами из Новгорода еще в XVI в., сохранялось там до конца XVIII в. Расположено оно было, как мы помним, где-то к северу от острова Кадьяк (на Американском континенте), на берегу реки, в которой водятся налимы и щуки.
Во-вторых, «русские американцы» не стремились к контактам с соотечественниками, точнее говоря, с соотечественниками своих предков, но кое-какие весточки о себе (в виде ножей) все же передавали, вероятно, через посредников индейцев.
В-третьих, упомянутые дарственные ножи, судя по всему, были сделаны из железа, ведь ножи из кости или камня были бы диковинкой для лебедевских приказчиков, и они бы отметили этот факт. Таким образом, упомянутые «русские американцы» умели плавить и обрабатывать металл.
И наконец, на дарственных ножах были сделаны надписи. Следовательно, их создатели умели писать и читать. Однако качество этих ножей и надписей на них было невысоким. Точнее говоря, ничего, кроме того, что буквы текста русские, разобрать было нельзя. Чем другим можно объяснить тот факт, что отец Герман, живо интересующийся «русскими американцами», ни слова не сказал о содержании этих надписей?
Вот, собственно говоря, и все, что можно уяснить и предположить на основании текста письма «убогого Германа». Быть может, кто-то не согласен с моими заключениями или хочет что-нибудь добавить к сказанному?
— Я пока воздержусь от комментариев, — сказал корабельный врач Семен Николаевич Ващенко. — Позволю себе только спросить, как вы сами оцениваете степень достоверности сообщения монаха Германа?
Вопрос этот встретил одобрение у всех присутствующих.
— Прежде всего я не считаю его принципиально невероятным, — ответил штурман. — Известно ведь, что новгородцы в своих торгово-охотничьих экспедициях совершали дальние морские вояжи. Следовательно, при благоприятных стечениях обстоятельств они могли достичь Аляски по маршруту, описанному Германом.
— Позвольте, Геннадий Васильевич, — возразил врач. — Как это просто у вас получается! Вспомните, какое расстояние отделяет Новгород от Аляски. И если мне не изменяет память, Аэрофлота тогда не было, и пар использовался только в банях, и «электрификацией» занимался один Илья-пророк, и дороги были не железные, и лошадиные силы были самые что ни на есть натуральные — лошадиные, с помощью которых и до Урала-то нелегко было добраться.
Очевидно, штурман был готов к подобной реакции слушателей. Во всяком случае, ответ последовал незамедлительно:
[1] «Есть на куковских картах к северу: на одной реке живут русские люди, а у нас об них разные слухи, о коих мы между разговорами тогда напоминали, желая как бы с ними видеться» (Пассек В. Очерки России. М., 1842. Кн. 5: Распространение православной веры в Америке. С. 226).
[2] «Предобрейший и пречестнейший милостивый государь мой, отец Назарий, со всею любезного… братиею, радоваться Вам желаю. Писал я Вам одно письмо неясное, которое должно было отдать отцу Архимандриту для передачи к Вам через компаньонов и которое нельзя было ему не читать, для того и не мог я написать в оном, чтобы Вы о нашем состоянии могли узнать чрез Преосвященного, к которому я писал секретно о многих вещах, о чем изволите справиться: в том упомянул и о русских людях, но не сказал, как они дошли. Здесь слухи о них носятся такие: что они новгородцы и во время царя Ивана Васильевича ушли в Сибирь и, по Лене спустившись, пришли на Колыму, сделали 7 судов, называемых кочами, и с Колымы перешли на Анадырь. Тут одно судно разбило, из коего люди вышли на берег: начали жить, сделали церковь, которой пол и поныне цел, и сделали ныне тут город Анадырск; прочие же суда пошли в море и пристали 5 к Ижиге, в Якум, в Танску, а шестой девался без вести, то и думаю, что непременно то судно принесло в Америку и живут тут, где ныне слышим, а при отправлении сего моего письмеца, когда я, его до сего места тихонько в своей маленькой кухоньке дописавши, пошел в горницу, в коей братия живут и отправляется вместо церкви служба и всегда приходят люди, услышал там от приехавших с матерого от Лебединской компании, что те русские люди от них близко и хотя они с нами еще не видались, но очень слышно и получили через других ножи большие с надписью тех русских: живут же они, как слышно, на большой реке, и рыба в ней сибирских рек, которой у нас на Кадьяке нет. Есть же у них и русская рыба щука, и налим, и если бы, батюшка, какая-нибудь помощь со стороны царской, то весьма много можно добра получить, а с купцами очень неудобно приводить здешний народ, потому что они только стараются о богатстве и весьма обижают бедных американцев, о чем я к Преосвященному писал пространнее. Вас же, государь батюшка, прошу: пожалуйста, сколько-нибудь своими советами тому моему донесению помогите в пользу здешнего бедного народа…» (Там же. С. 230–233).