Глава 4. Подписной СЫЧ, или Кто стрижёт бороду Навальному?
Тем временем приближался август. Штаб продолжал скитаться по анти-кафе, но новое помещение было наконец-то найдено. Нашлись собственники, которые, видимо, не слышали о наших прошлых злоключениях или просто повелись на клиента, способного в кризис оплачивать достаточно высокую стоимость аренды. Меньшее по размерам, чем прошлое на Садовнической набережной, но уютное и компактное, в два этажа, да еще в таком статусном месте. Местность по улице Гиляровского, где теперь располагался штаб, называли «политическим кварталом». Совсем неподалеку от нашего дома №50 располагались центральные штабы «Единой России» и КПРФ. Навальному это соседство польстило, он остался очень доволен местом. Как бы наш кандидат ни старался отрицать текущую политическую систему РФ, ему очень нравилось находиться в конкуренции с ней, пытаться навязывать ей борьбу, быть рядом, по соседству. Чтобы она знала, что вот он Навальный - он тоже существует. Схлынула новая волна сторонников, та самая «молодежь из ютуба», но в головах опытных сотрудников, бывалых и пожилых активистов, у самого кандидата никуда не исчезли привычные рефлексы от постоянных поражений и ощущения своей «политической карликовости». Любая близость к властям предержащим радовала и давала ощущение уверенности в себе.
Открытие второго штаба планировалось провести с торжественной помпой. Федеральное руководство, вошедшее в ритуальный раж устраивать публичные церемонии и что-то открывать, очень хотело блеснуть в Москве перед большим скоплением лояльной прессы. Волков готовился стать главной примой. По Навальному было решено, что формат слабоват для персоны его уровня, ведь людей может собраться немного, поэтому нечего ему терять время. Конечно, невозможно себе представить, чтобы Навальный образца 2013 года поступил похожим образом. Даже короткое выступление, минуток на пять, подняло бы дух редеющим московским волонтерам. Но Навальный поддался решению не ехать.
Как зачастую случается при долгой подготовке, жизнь всё поставила с ног на голову. А готовились основательно и без рабочей спешки: дорогой ремонт придавал помещению нужный лоск и статус. И тут в день открытия штаба Волкову, Навальному и Ляскину назначили суды за 12 июня. В штабе трактовали такой маневр как трусливую попытку власти пересажать всех лидеров и остановить кампанию. Подобные моменты считались отличной возможностью напомнить миру о существовании кампании, ведь оппозиционные и западные медиа с удовольствием пережевывали каждую деталь и пачками брали интервью. При этом внутреннего напряжения совершенно не чувствовалось. Новички давно привыкли к посадкам после несогласованных ивентов, а бывалые относились к судам как к неизбежному злу и никаких чувств по этому поводу не испытывали. После судов над главными действующими лицами считалось полезным написать в твиттер что-нибудь односложное и с указанием срока: «твари, имярек — 10 суток», «мрази, имярек — 30 суток». Такие твиты удачно заходили и нравились сторонникам, именно ненависть их заводила и подпитывала, а мы умели и знали, как на этом играть. Исключение составляли только уголовные суды над рядовыми активистами. Про них руководство умалчивало: хайп здесь был не дороже денег, а деньгами была кампания, которой вредили страх и паника от посадок в реальную тюрьму и на долгие годы. Про этих ребят старались не писать и ссылки про них не скидывали в чаты сотрудников для дальнейшего распространения.
Отправляясь на суд, Николай Ляскин не готовил штаб к своему длительному отсутствию, особых указаний не было. Нас тревожило, что люди Волкова воспользуются моментом и «отожмут» штаб, прислав кого-то вместо Ляскина. Тогда же мы приняли внутреннее решение, если всё же состоится замена руководителя, к тому же находящегося под арестом, нам в этой кампании больше делать нечего. Всему был предел, и подобное решение не укладывалось в наше представление о самых простых нравственных и моральных принципах.
Открытие, наверное, самого успешного и эффективного из всех московских штабов, которых по итогу будет аж четыре штуки (офис на Гиляровского был вторым по счету) прошло без руководства. Волков, томно ожидавший в Тверском суде своего заседания, очень нервничал и раздавал ехидные интервью. Понимая, что, скорее всего, пропускает открытие, которое готовилось сугубо под него, он всё свел к простой, но несправедливой для обычных сотрудников формуле: штаб волонтерский, вот и открывать его будут волонтеры, справятся. Про сотрудников, которые долго и кропотливо готовились к долгожданному открытию, с самой сердечной заботой вешали каждый плакат, собирали всю мебель и готовы были разорвать рабочих за любой просчет, он практически ничего не сказал. Отчего-то слово «сотрудник» очень пугало Навального и Волкова, потому они старались всегда говорить о «волонтерах». Этот необъяснимый для обывателя страх разрешался достаточно просто: сотрудник обязательно получает зарплату, работает за деньги, а значит, рушится романтический и брутальный образ тысяч несгибаемых в борьбе юношей и девушек, готовых сутками напролет вести «самую лучшую кампанию» совершенно безвозмездно. Звучит диковато, в духе тоталитарных режимов, но такова была наша идеологическая модель. Кругом одни «волонтеры» и никаких сотрудников, по возможности. К такой формуле приучали и региональные штабы.
Волонтеров на открытие собралось не много, и это были все наши старые знакомые. Новых лиц почти не было, что изрядно удручало. Тот же состав, с каким начали кампанию в апреле-мае. Человек сто, на 80% совсем еще молодежь, школьники или первокурсники. Для них не было никакого политического «вчера», а был только Навальный, без его прошлого, в котором не было ютуба. Как говорил сам Навальный в конце 2015 года: «YouTube даст нам невероятные возможности, там нет конкуренции, но есть тысячи людей, которые еще не знают о методах и символах протеста». Этими людьми оказались юноши и девушки. Экономические программы и политические платформы мало их интересовали, они не знали, чем Навальный занимался два года назад. Они смотрели YouTube и внимали красивым жестам и пустым по содержанию обещаниям исправить всё и сразу, убрав любое зло в отдельно взятой стране.
Когда душное помещение оказалось набито битком, я и еще одна наша сотрудница Анна Литвиненко начали церемонию открытия. Мы встали перед толпой и начали речь в стиле Навального. Объяснили, почему нет известных лиц, рассказали про суды, конечно, не упоминая, что Алексей и не собирался приезжать, опасаясь маленькой явки. Прессы было много. Вечный состав на любых мероприятиях Навального – радио «Свобода», «Новая газета», западные СМИ.
В какой-то момент мне поступило указание из суда: держать людей. Аресты не дают, Ляскин и Волков получают штрафы и спешно выдвигаются на открытие. К этому моменту мы уже наговорились с людьми, и они начали расходиться. Я «толкнул» проникновенную речь об особенности нашей исторической миссии для России, о наших 2-3% в океане недоброжелателей и лгунов, о том, что именно мы способны и можем принести спасительные перемены. Молодая публика оказалась благодарным слушателем, я всем своим существом чувствовал, как толпа поддается на уговоры, словно пластилин податливо принимает необходимую мне форму. Стало страшно, прошел адреналиновый озноб. Страшно от ощущения безропотности толпы, легкости внушения и власти, прежде всего от простоты манипуляций. Несколько дней спустя, перебирая в голове эти моменты, я представил Навального, что он чувствует, выступая перед этими юными поклонниками его таланта разжигать в них ненависть и вестись на глобальные обещания. Именно так из политической оппозиции мы быстрыми темпами превращались в гражданскую секту, выбрав себе в паству несформировавшийся, а потому уязвимый контингент - школьников и студентов первых курсов.
Ляскин и Волков таки успели на открытие, под самый конец, но небольшое количество народа еще оставалось. Вся троица получила огромный штраф: Ляскин - 250.000, Навальный и Волков — по 300.000. Тогда волонтеры долго обсуждали, как будет тяжело собирать такую огромную сумму для любимых лидеров, но они постараются и обязательно соберут. Удивительно, но лидеры и в ус не дули «париться» по этому поводу и специальным образом собирать деньги. Вопрос по уплате этих гигантских штрафов замялся сам собой и публично нигде больше не поднимался. Все нужные средства нашлись сами собой. Обошлось без дурацкой показухи, которую Навальный любил устраивать в своих прямых эфирах, зачитывая платные комментарии, тем самым показывая, что ради штрафов для людей кампания готова на любую возможность подзаработать. Вокзальная игра в наперстки выглядит куда честнее, чем подобные авантюры с доверившимися тебе людьми.
За все время существования помещения на Гиляровского, 50, а это были ключевые месяцы кампании, Навальный посетил штаб всего раз. И это была не теплая встреча с волонтерами или официальное выступление кандидата. Это было случайное недоразумение. Навальный заехал вместе с женой и гламурной компанией, явно не смахивающей развязным поведением на наших скромных волонтеров. Выяснилось, что они гуляли по городу, тусовались, благо погода стояла отличная, и неожиданно для самих себя решили заехать в штаб. Юлия Навальная хотела сделать модные фотографии, а всю праздную компанию затащил в штаб друг Навального Александр Хоменко, который занимался вопросами с недвижимостью (в бизнесе и как теневой помощник в кампании) и очень хотел продемонстрировать последние успехи. Сам Алексей был одет как пляжник, в шортах и поло. Юлия сразу же зациклилась на фотосессии с большой надписью «Навальный-2018». Главным разочарованием тут стал даже не тусующийся кандидат в шортах, случайность посещения и даже не его праздная компания, а что поговорить ему с волонтерами было не о чем. С сотрудниками хотя бы состоялся дежурный разговор в стиле «что людям предлагаете», а вот с волонтерами оказалось потяжелее. Отправляющиеся агитировать люди неожиданно увидели предмет своей агитации - беззаботного и расслабленного человека в пляжном «прикиде», не знающего, о чем с ними потолковать. Чувствовалось напряжение. Из положения вышли традиционным для кампании способом: собрали всех волонтеров в кучу и сделали фото. Для твиттера самое то. Из руководства в штабе был только я.
Навальный тогда впервые заговорил об Александре Туровском напрямую, хотя прошло уже больше двух месяцев. Видимо, других тем на ум просто не пришло:
- Мутная какая то ситуация произошла, непонятная, — совершенно отстраненно и флегматично проговорил Навальный, как будто речь шла о мешке картошки или коробке с потерянными листовками.
- Да, для всех в штабе это до сих пор шок. Непонятно, он ведь всегда был отличным парнем.
- Мутная история, конечно.
Словарный запас был, видимо, тоже исчерпан, так как фразочка-паразит «мутная история» употреблялась Алексеем регулярно и была одной из самых повторяющихся в частном общении.
Тут в разговор вмешался довольный от успешной демонстрации штаба Хоменко:
- Да наркотики подбросили в карман и заставили выступить. Делов-то.
Навальный в эфирах и видео и Навальный в реальной жизни, без помощников, которые готовы скакать вокруг и развлекать толпу, как это часто делал Ляскин, — это два совершенно разных человека. Странная кампания, страдавшая от дефицита содержания и большого смысла, только усугубляла этот внутренний момент.
По очередному случаю крайней несамостоятельности Навального и его нежелании что-то делать самому, между фондовскими сотрудниками, знавшими Алексея не первый год, как-то состоялся забавный разговор. Перебрали все возможные варианты и всё мимо: за едой и кофе ходят помощники с секретарями, машину водит водитель, фактуру для постов готовят райтеры, тезисы для выступлений готовят менеджеры. И тут Любовь Соболь уже в смешном отчаянии воскликнула:
- Ну, бороду-то он сам себе стрижет!
- Боюсь, Люба, что и ее ему стригут.
Это Ляскин поставил неутешительную точку в этом милом обсуждении. Старые сотрудники приклонялись перед Алексеем, и обсуждение подобных деталей его жизни доставляло им видимое удовольствие. Данный разговор и много других похожих напоминали натуральное сюсюканье над избалованным ребенком, умилявшим всех теток в семье своей беспомощностью.
Тем временем появление нового помещения вселяло некоторый оптимизм, так как вовсю готовился запуск систем СЫЧ, призванных спасти кампанию и наконец-то подарить ей практическую осмысленность. Система состояла из монитора, миниатюрного процессора и супер-секретного ноу-хау кампании - специального сканера для фиксации персональных данных. У СЫЧа была только одна, но очень важная функция - обработка персональных данных будущих подписантов, то есть фактически сбор подписей, только не в подписной лист, а предварительно в базу данных кампании. Систему разработали еще в апреле и на тогдашних «летучках» Волков показательно интересовался у Рубанова: когда же система будет запущена, времени то немного. И вот только в августе забрезжили надежды о скором внедрении СЫЧа в массовое использование. Впоследствии, с системой СЫЧ будет связано самое большое и неоспоримое разочарование в плане стратегической и технической связки всей кампании.
Штабные специалисты разумно полагали, что система автоматизирует и сделает реальным настоящий сбор подписей, который начнется сразу после гипотетической регистрации кандидата. Объемы предстояли гигантские, а сроки мизерные. Более трехсот тысяч подписей за какой-то месяц, еще и в разгар зимы. СЫЧ должен был внушить рядовым сотрудникам, в особенности региональным менеджерам, что с помощью технических хитростей мы обманем время и совершим невозможное - предварительно верифицируем нужное количество подписей, а потом ловко и быстро перенесем их в подписные листы. На словах общий план звучал превосходно. Рассказывая про него в собственных эфирах, Волков просто сиял.
В техническом представлении менеджеров и презентациях разработчиков система длительной верификации будущих подписей выглядела так:
1) Региональные штабы пропускают через систему СЫЧ всех зарегистрированных на сайте сторонников.
2) В системе остаются сканы необходимых персональных данных человека, автоматически идет проверка на действительность паспорта через базу ОУФМС.
3) Всё это надежно сохраняется, систематизируется и ждет своего решающего часа. Решающий час - это сбор подписей в специальные бумажные листы, которые сдаются в Центральную избирательную комиссию. СЫЧ должен был сформировать подписной лист специально для каждого человека, прошедшего предварительную верификацию. Верифицированному человеку оставалось всего лишь прийти второй раз и только оставить подпись.
4) Профит. Сроки соблюдены. Никаких столпотворений в штабах. Жизнь прекрасна.